Осенняя история
Вечерами Юзеку было всегда страшновато. Имение полузаброшенное, вокруг только озёра Мазурские, да болота. Папа в городе - деньги пытается достать, говорят взрослые. Сестрёнка, Баська - маленькая ещё, с ней ни о чём серьёзном не поговоришь. Мама всё сидит и плачет, сидит и плачет. А подойдёшь, посмотрит сквозь тебя, по голове погладит и скажет что-то невпопад. Остаётся только Эльжбета - няня, так она занята всё время, еду готовит, кухарку-то уволить пришлось. Садовник Збигнев живёт в полуразвалившемся флигеле и в дом не заходит, разве что дров принести.
Вот Юзек и оставался хоть и на людях, да - один. С домом наедине. А дом старый, то скрипнет где, то застонет, сидишь и прислушиваешься. А как за окнами стемнеет, совсем страшно становится. С озера будто тени подступают. Вот и сейчас - показалось или нет? Вроде к дому через сад метнулось что-то серое. Юзек всмотрелся в плотный туман за окном. Ничего. Привиделось.
За дверью раздались знакомые тяжёлые шаги. Эльжбета вошла со свечкой.
- Ты что сидишь? Спать давно пора, а он тут сидит, в окно пялится!
- Эльжбета! Да рано же ещё! - привычно затянул Юзек.
- Ничего не рано! Ужин кончился, значит - спать. Давай, паныч, поднимайся, да и в кроватку.
- А сказку расскажешь?
- Какую тебе сказку? Большой уже, после Рождества восемь стукнет, женить тебя пора, а ты всё сказочки просишь!
- Ну, Эльжбета, ну, пожалуйста! - Юзек разыгрывал обычное представление. Каждый день они с Эльжбетой так вот торговались насчёт сказки.
- Ну, что уж поделаешь! Идём-идём, расскажу.
Поднялись наверх. Свечка Эльжбеты слабо освещала дом, да и к лучшему. Не было видно запустения и нищеты, казалось, здесь по-прежнему живут в огромном своём имении владетельные шляхтичи Хмара-Мазурские.
Портреты со стен кидали взгляды на проходящую парочку и скрывались в колышущейся полутьме. В спальне было прохладно и чисто - уж о чём Эльжбета заботилась в первую очередь, так это о чистоте.
Юзек быстренько разделся и нырнул в кровать.
- Ну, что же тебе сегодня рассказать? - спросила Эльжбета.
- Что-нибудь про старину! - ответил Юзек. Сжался комочком под одеялом, закрыл глаза, чтобы было поуютнее, подтянул коленки поближе к подбородку - приготовился слушать.
- Ладно, про старину, так про старину. Только чур, оголец, не бояться, увижу, что глаза на мокром месте, - тут и сказу конец. Ну, слушай. Когда-то, давным-давно, когда Хмара-Мазурские шляхтичи были богатыми, нет, до дедушки твоего, Томаша, дело было, почитай, лет за триста, жил в этом имении пан Юзеф Хмара-Мазурский. Ох, и крутого он нраву был, люди сказывают, перед королём шапку не гнул. Да что король, хватил он раз питного мёду, брякнул кубком о стол, - не стой, наливай полней! - да и говорит: я всю жизнь шею не гну, и смерть придет - обычая менять не стану, пускай она первая мне поклонится! Не молоденький уже был, почитай, пятидесяти годов, женился он на панночке из рода Прибыловских, да и стал жить семейным домом - оставил лихость. Детишки родились у них, имение процветало. Живи, да радуйся, чего ж ещё. Да вот навязалась чёрная кручина. По нашему краю болезнь страшная приключилась - мор. И баяли люди, что ходит болесть та от дома к дому Моровой Девой, подойдёт, руку просунет в окно, чермным платочком своим помашет, и все, кто в доме есть, умирают. Жуткое время было. Ополовинил мор наши места. Никого не щадила Моровая дева, живых не оставляла - ни старика, ни младенца, ни петуха, ни телёнка. Вот дошла и до наших Мазурских озёр. Уже и в Венгожево побывала, и в Бранево, и в Нидзице, и везде за ней смертный след тянулся. Тогда пан Юзеф и задумал небывалое. Велел он все окна в барском доме плотно затворить, кроме одного, и встал на страже у этого окна. Вечером смотрит: от озера что-то серое тянется. Медленно движется, вроде и не идёт, а приближается. Пригляделся - она, Дева моровая. Сама красивая, как панночка ясновельможная, так бы и глядел, глазищи огромные, утонуть можно, волосы длинные шёлком на ветру развеваются, сама чермным, цвета спёкшейся крови, платочком в руке обмахивается. А хоть и красивая, да холодом смертным от неё веет, кровь леденит. Идёт она, значит, а пан Юзеф стоит у окна. Сабля вострая в руке. Ждёт.
Подошла так Дева к окну, просунула свою длань, как размахнулся пан Юзеф, да и срубил ей саблей руку-то. Взвыла Дева зверью дикой и исчезла. И больше в наших краях не появлялась. Хотя… - тут Эльжбета как-то внезапно примолкла.
- А пан Юзеф что? - взволнованно спросил Юзек.
- Ты не спишь ещё? - возмутилась Эльжбета. - Ну что пан Юзеф - помер. И семья вся его померла. Успела, видно, Дева тряхнуть платочком. Ну, хватит, - сказала она решительно. - Закрывай глаза и спи! Некогда мне тут тебе сказки рассказывать. До ночи ещё работы полно!
Эльжбета вышла, унося свечу. Юзек не мог заснуть. Он вспоминал портрет храброго пана Юзефа, совершенно закопчённый, чёрный от времени, только белки глаз да пуговицы жупана выделялись среди вековой патины, и дивился, не в честь ли этого воина и его, Юзека, назвали таким именем. Он тоже храбрый. Уж не отступил бы при встрече с какой-то непонятной девой. Подумаешь, дева! Схватить её за волосы длинные, да об печку головой! Нет, вспомнил вдруг Юзек, ей надо отрубить руку. Где же сабля, которую подарил в прошлом году папа? Юзек вылез из кровати и зашлёпал босыми ногами по комнате. Поднялась луна, комната немного осветилась, но сабли на обычном месте не было. А! Так и есть, Эльжбета прибрала, вечно она всё на места раскладывает, ничего потом не найдёшь!
Юзек встал на цыпочки и снял с гвоздика жестяную саблю, пристроенную заботливой нянькиной рукой. Плохонькая была сабля, что уж скрывать. Самая дешёвая из тех, что продавались в прошлом году в Ольштине. Но всё-таки - оружие. Юзек аккуратно положил саблю себе в изголовье и собрался было лечь в постель, как вдруг взгляд его привлекло движение за окном. От озера к дому явно двигалась какая-то серая тень! Собака? Нет, что-то покрупнее собаки. Но что? Не разберёшь. Телёнок, наверное.
Со вздохом Юзек устроился в кровати, обернувшись поплотней одеялом. Сквозь наступающую дрёму ему почудился не то плач, не то писк или какой-то стон. Будто щенок заблудился - подумал Юзек, но мысль его уже уплывала в расплывчатые сонные дали.
Энергичный зов Эльжбеты разбудил Юзека рано, ещё солнце только показалось над озером.
- Вставай, лентяй! - звала нянька. - Спускайся завтракать!
Юзек нехотя вылез из кровати, оделся кое-как, слегка плеснул в лицо из кувшина - знал, Эльжбета будет проверять, - и пошёл вниз.
В столовой его ожидал сюрприз. За столом, вместе с мамой и Баськой, на коленях у няньки сидела незнакомая девочка.
- А эта откуда взялась? - спросил Юзек вполголоса, но Эльжбета расслышала:
- Вчера ночью услыхала я плач. Вышла посмотреть, а там - девчонка эта. Откуда взялась, ума не приложу. Ничего не знает: ни где родители, ни откуда её привезли. Знай только говорит: «Есть хочу!» Ну, привела я домой её, накормлю - пусть у нас побудет, пока Збигнев разузнает, откуда девчонка-то пропала.
Юзек посмотрел на нежданную гостью. Девочка походила на Баськину куклу - громадные глаза, длинные волосы. В общем, девчонка-размазня, не стоит и внимания.
После завтрака ему надо было бежать на озеро. Говорил ему Збигнев-садовник, что в озере водится чудо-сом, лет ста от роду, с усами в руку Збигнева толщиной. Юзек быстренько доел завтрак и, оглянувшись, увидел, что никто на него не обращает внимания: мама сидит, как обычно, у окна, а Баська уже играет с новой девчонкой. Юзек ужом выскользнул из дома и побежал к озеру.
Сома, конечно, никакого не оказалось. Но нашлось чем заняться у озера и без сома. Юзек вспомнил об обеде, когда солнце уже стало скатываться за дом. Сломя голову он понёсся по тропинке к дому, знал, Эльжбета не преминет выговорить.
Но странно, Эльжбеты нигде не было. Ни в столовой, ни в кухне, где она обычно проводила большую часть дня. Юзек поискал по комнатам, а потом догадался подняться наверх, в Эльжбетину спаленку. Постучался, Эльжбета всегда была строга насчёт манер. Но никто и здесь не ответил. Юзек слегка толкнул дверь, она подалась. Заглянув в полутёмную комнату, он вдруг споткнулся и истошно закричал. Эльжбета лежала на полу. И вид у неё был такой, что сразу становилось ясно - умерла. Юзек, задыхаясь от страха, побежал искать маму. Но и мамы не было на обычном месте у окна. Да что же такое случилось? - недоумевал Юзек. Он снова поднялся наверх. Из Баськиной спальни доносились мамины рыдания. Юзек осторожно приоткрыл дверь.
Баська лежала в постели. Сразу видно было, что дела её плохи - она чуть дышала. Мама сидела рядом, держала Баську за руку. На ковре у кровати примостилась новая девочка.
«Эта-то что тут делает?» - неприязненно подумал Юзек. - «Ей-то какое до нас дело?» Он вошёл в комнату, решительно взял маму за руку.
- Мамочка! Что с Баськой? Вы посылали Збигнева к врачу?
Мама вновь разразилась рыданиями. Сквозь слёзы она пыталась что-то произнести. Из обрывков фраз Юзек понял, что Збигнев куда-то сбежал. Почему сбежал? - удивлялся Юзек.
- Мама! Может, я пойду за врачом? - предложил он.
- Куда? Не смей уходить! У меня ты один остался! - истерически закричала мама, и Юзек понял, что с Баськой всё плохо. Просто очень плохо.
- Мама, а вы знаете про Эльжбету?
- Что? Она тоже сбежала? - со слезами спросила мама. - Не удивляюсь. В такой момент все покинули, все, все! - и зарыдала снова. Юзек решил не говорить ей пока насчёт Эльжбеты.
Баська угасала на глазах. Её дыхание стало прерывистым, руки судорожно двигались по одеялу, будто собирая что-то с него, с запёкшихся губ срывались неразборчивые слова. Мама стояла рядом, держа дочь за горячую руку, девочка, имени которой Юзек так и не знал, по-прежнему сидела на ковре, приткнувшись головой к Баськиной кровати. Юзек нерешительно переминался с ноги на ногу у дверей. Он не знал, как помочь, а уйти ему было страшно.
Внезапно девочка приподнялась с ковра, сказав:
- Пот надо ей вытереть, пот вытереть, - достала откуда-то из складок своей одежды платочек, показавшийся Юзеку кровавым пятном на её руке, и вытерла Баськин горячий лоб. Юзек не мог отвести от девочки глаз. Холодом на него вдруг повеяло при виде вкрадчивых движений её маленьких рук. Движения эти напомнили ему давнюю встречу на озере с рысью, которая так же лениво и медленно передвигалась по берегу. А потом, неожиданно бросившись, вцепилась в горло и начала душить привязанного на выпас ягнёнка. Папа тогда рысь застрелил. Юзеку внезапно очень захотелось, чтобы папа уже приехал.
Короткий вскрик мамы прервал его мысли, он перевёл взгляд на сестрёнку. Та лежала, вытянувшись, в кроватке, такая серьёзная и взрослая, что он сразу всё понял, но всё равно зачем-то подошёл и, тронув сестру за руку, растерянно проговорил:
- Баська! Ты что? Вставай, Баська! - но мать с воплем оттолкнула его, бросившись на безжизненное тело дочери. Юзеку стало страшно. Его мама, обычно такая сдержанная, выла сейчас в голос, как простая баба.
Юзек не знал, как ей помочь. Он подошёл было, чтобы обнять её, но девочка опередила. Гибким, змеиным, как показалось Юзеку, движением она обняла маму, с силой, неожиданной в таком маленьком тельце, оторвала её от Баськи и стала что-то тихонько приговаривать.
К удивлению Юзека, мама притихла. Она вся как-то обмякла, сникла и пошла вслед за девочкой, увлекавшей её из комнаты, безжизненно переставляя ноги.
Юзек остался один. Он со стыдом вдруг почувствовал, что хочет есть. Эльжбета умерла, Баська - тоже, мама изменилась до неузнаваемости, а он думает о еде! Но голод не утихал, и Юзек спустился в кухню, отломил кус от большого хлеба, который Эльжбета заботливо прикрыла рушником, и стал жевать, прислушиваясь к тому, что происходит вокруг.
По дому полз липкий страх. Он волнами прокатывался по комнатам, прилипая к мебели, к обоям, к портретам. Юзек задумался: что вдруг произошло в их доме, ещё вчера спокойном, пусть и несчастливом? Вчера ещё Баська играла, мама сидела у окна, Эльжбета, ворча, готовила еду - словом, всё шло как обычно. А сегодня… Будто эта девчонка всех сглазила - со внезапной злобой подумал Юзек. Пока её не было, никто не умирал! И откуда она, кстати сказать, появилась? Новых людей в округе нет, уж Збигнев бы сказал. И где сам Збигнев? Он-то куда делся? Может, и он не сбежал, а умер? Юзек решил сходить во флигель и проверить, вдруг и Збигнев лежит там, раскинув руки, как Эльжбета? Он выглянул в окно. Темно. Но почему-то двор выглядел совсем не так страшно, как вчера. Будто что-то, что приносило страх, исчезло со двора. Или, может, оно просто вошло в дом?
Юзек решительно встал, взял свечу и вышел из дому. Быстро пробежал по полузаросшей тропинке и, подойдя к флигелю Збигнева, заглянул в окно. Ничего. Темно, не разглядеть даже, есть ли там кто. Юзек постучал и, не услышав ответа, вошёл. В неровном свете свечи он с облегчением увидел, что Збигнева здесь нет. Отойдя от пережитого страха, он стал оглядываться снова, теперь уже примечая увиденное: упавший стул, брошенный впопыхах баул, валявшуюся на столе кружку. По всему было видно, что Збигнев собирался впопыхах и не собирался сюда возвращаться - все вещи, которыми он дорожил, исчезли: ружьё, тёплый тулуп, охотничьи сапоги. Мама была права - Збигнев сбежал. Но почему? Что его напугало?
Юзек подошёл к столу, ему показалось, что возле кружки лежит какой-то листок бумаги. Так оно и есть. Рядом с кружкой лежал намокший от пива рисунок. Юзек поднял его. Там была изображена красивая девушка с длинными волосами. В руке у девушки был платочек. Странно, но даже на этом дешёвом лубке, купленном, без сомнения, у какого-нибудь мазилки на ярмарке, выражение лица девушки было пугающим. От красавицы будто веяло смертельным холодом.
Под рисунком была подпись, выведенная не слишком трезвой рукой. На мокрой бумаге чернила расплылись, и Юзек с трудом прочёл: «Дай Боже от Моровой Девы поможу».
С чего бы Збигневу хранить такие картинки?
Но раздумывать над этим можно было и дома. Юзек вдруг почувствовал, как озяб. Он вышел из флигеля, аккуратно притворил за собой дверь и вернулся по тропинке домой.
Поднимаясь по ступеням, он явственно ощущал, как что-то давит на него. Домой заходить не хотелось. Там гнездилось что-то очень страшное и злое. Но куда идти? Дома была мама, а он сейчас - единственный мужчина. Эта мысль придала ему решимости. Бросив взгляд на освещенные закатным солнцем окна, Юзек увидел в одном из них размытое, белёсое пятно, словно следящее за ним, оно показалось и пропало. Когда Юзек ещё раз поднял глаза, в окне ничего не было. Сделав над собой усилие, Юзек вошёл. Тихо в доме, не слышно ни звука. Юзек прокрался к маминой спальне, прислушался, не заходя. Из-за двери до него доносилось тихое бормотание девчонки: «пот стереть, пот стереть». Вот пристала-то! - с неприязнью подумал Юзек. От маминой двери вдруг повеяло нешуточным холодом, и Юзека затрясло в ознобе. Что-то жуткое творилось там, за дверью, понял он. Но заходить не решился - его вдруг пронизало страхом, и он быстрее побежал к себе.
В комнате ему спокойнее не стало. Быстро темнело, красное солнце, севшее в клубящиеся на горизонте облака, плеснуло в окна кровавым заревом. Тени в доме вытянулись, всё замерло, как бывает только в краткий миг заката, по углам начала роиться тайная жизнь - серой мглою поползла она, отвоёвывая у света пядь за пядью, будто затопляя дом чёрной, вязкой, осенней водой.
Юзек вдруг почувствовал, насколько он устал, как кружится голова. В горле у него пересохло, и виски налились тяжёлым, отупляющим жаром. Он ещё успел подумать, что надо бы раздеться, но сил уже не было и, с трудом вскарабкавшись на кровать, он натянул на себя покрывало. Его сотрясала крупная дрожь, руки стали как ватные, и в ушах загудело от тока густой крови.
Тяжёлые веки закрылись будто сами собой. Юзек совсем было опрокинулся в черную яму сна, как вдруг тихий звук заставил его разлепить глаза.
- Юзек, Юзек, - настойчиво звал его кто-то, сипящим, горловым шёпотом, выговаривая имя притворным призывом, как человек, что подзывает собаку, спрятав за спиной тяжёлый камень. Он с трудом огляделся, дверь в комнату со скипом приотворилась - будто от ночного ветерка. И в приоткрывшуюся щель просунулась встрёпанная голова.
- Юзек, - в косой полосе лунного света появилась тощая, маленькая фигурка. Странно подволакивая ноги, она приблизилась к кровати. Юзек ощутил волны мертвящего холода, накатывающие на него от девочки. Как будто ощупывая его лицо, жадно бегают чёрные бусинки её глаз, черпая силу в его изнеможении, наполняясь его бессилием.
- Юзек, подожди, Юзек, сейчас тебе станет легче, - со странной, недетской насмешкой прошептала девочка, - ты не бойся, не бойся, у меня и рушничок с собой, дай утереть тебе лоб, и спи спокойно.
Стылой могилой дышали её слова, ни сил, ни мочи не было дать ей отпор. Вот она сунула руку в карман, вот потянула скомканную, чёрную во мраке, тряпицу, вот медленно, будто во сне, потянулась к его лицу. Маленькое, красивое личико хищно вытянулось, зубы ощерились…
Словно дохлая собачка, - подумал Юзек, - не девочка будто, не девочка...
Дева моровая! - он вдруг вспомнил картинку Збигнева. - Так вот кто тут ходит! Голодная, не наелась ещё!
Он почувствовал, как закипает в жилах горячая кровь его прапрадеда.
- Нет, я всю жизнь шею не гнул, вот пусть смерть мне первая поклонится! - вспомнил он. Пошарив рукой, он нащупал твёрдый, нагретый телом край сабельного эфеса, сжал его, собрав в это движение все силы, и, резко выбросив руку из-под покрывала, рубанул жестяной сабелькой по протянутой руке. Он ожидал, что отбросит ненавистную руку, выиграет время, чтобы вскочить на ноги, но сабля прошла сквозь неё. Дева завыла, отдёрнув короткую культю, а кисть с зажатым платочком, покатилась под кровать. Юзек ожидал потока крови, но срез был странно ровным, будто свечной огарок, только сверху раскрашенный человеческой плотью. Мальчик подтянул ноги и, подобравшись в комок, с ужасом увидал, как нежить, будто тая, как стеарин, на невидимом огне, стала оплывать. Холодными, как лёд, каплями потекли руки, которыми чудовище после первого замешательства попыталось до него дотянуться. Вытягивалось книзу, окончательно превратившись в морду бешеной собаки, лицо, в уголках губ и глаз обелённое разводами ядовитой пены. Быстро оседая, подгибаясь на утративших опору ногах, она не потеряла злой, настойчивой воли. Шипя и извиваясь, волнообразными движениями раздавленной гадины она пыталась добраться до него, но - тщетно.
Моросное, сырое утро едва занималось над седыми от зоревого тумана кочками, когда худощавый мужчина подъехал к дому в дешёвой бричке. Он бросил поводья и помог выйти из брички своей случайной спутнице - красивой девушке с длинными шелковистыми волосами. Дверь в дом не была заперта, и он, предложив девушке руку, вошёл в тёмный, предрассветный дом. Было тихо, дом почему-то казался нежилым. Не горел свет, не пахло тёплым хлебом и молоком - обычными запахами пробуждающегося дома.
- Мария, Эльжбета, дети, где вы все? - позвал мужчина и, не услышав ответа, пошёл от комнаты к комнате. Девушка, хотя он и не приглашал её, шла за ним следом, но он этого не замечал. Он ослеп и оглох от увиденного. Он уехал три дня назад, оставив семью в безопасности родового имения. А теперь вокруг были только тела тех, кого он любил, и мертвящее запустение. Под конец он заглянул в комнату своего сына. На высокой кровати, измазанной странными жёлто-серыми разводами, привалившись к подушкам, сидел его мальчик. Положив на колени игрушечную саблю, свесив голову, он спал, вздрагивая во сне, и седые волосы закрывали его лицо.
Мужчина с отчаянием обернулся к своей спутнице:
- Извините, пани, я не смогу вас отвезти дальше, как обещал. Я не понимаю, что случилось. Но теперь я должен позаботиться о сыне. Может быть, вы…
Но она перебила его:
- Ничего, я пока побуду здесь. Вам понадобится помощь, может, приготовить питье, да хотя бы утереть лоб, - сказала она, незаметно подбирая с пола невзрачный платочек. - Да и нам с вами поесть не мешало бы. Я, стыдно сказать, ужасно голодна.
И что-то в интонации, с которой она это произнесла, укололо его сердце, как льдинкой.
Этот рассказ мы написали вдвоём с treasurer_zero
Все совместно написанные истории находятся по тегам Братья Гон-куры и Переписка Энгельса с Каутским
Вот Юзек и оставался хоть и на людях, да - один. С домом наедине. А дом старый, то скрипнет где, то застонет, сидишь и прислушиваешься. А как за окнами стемнеет, совсем страшно становится. С озера будто тени подступают. Вот и сейчас - показалось или нет? Вроде к дому через сад метнулось что-то серое. Юзек всмотрелся в плотный туман за окном. Ничего. Привиделось.
За дверью раздались знакомые тяжёлые шаги. Эльжбета вошла со свечкой.
- Ты что сидишь? Спать давно пора, а он тут сидит, в окно пялится!
- Эльжбета! Да рано же ещё! - привычно затянул Юзек.
- Ничего не рано! Ужин кончился, значит - спать. Давай, паныч, поднимайся, да и в кроватку.
- А сказку расскажешь?
- Какую тебе сказку? Большой уже, после Рождества восемь стукнет, женить тебя пора, а ты всё сказочки просишь!
- Ну, Эльжбета, ну, пожалуйста! - Юзек разыгрывал обычное представление. Каждый день они с Эльжбетой так вот торговались насчёт сказки.
- Ну, что уж поделаешь! Идём-идём, расскажу.
Поднялись наверх. Свечка Эльжбеты слабо освещала дом, да и к лучшему. Не было видно запустения и нищеты, казалось, здесь по-прежнему живут в огромном своём имении владетельные шляхтичи Хмара-Мазурские.
Портреты со стен кидали взгляды на проходящую парочку и скрывались в колышущейся полутьме. В спальне было прохладно и чисто - уж о чём Эльжбета заботилась в первую очередь, так это о чистоте.
Юзек быстренько разделся и нырнул в кровать.
- Ну, что же тебе сегодня рассказать? - спросила Эльжбета.
- Что-нибудь про старину! - ответил Юзек. Сжался комочком под одеялом, закрыл глаза, чтобы было поуютнее, подтянул коленки поближе к подбородку - приготовился слушать.
- Ладно, про старину, так про старину. Только чур, оголец, не бояться, увижу, что глаза на мокром месте, - тут и сказу конец. Ну, слушай. Когда-то, давным-давно, когда Хмара-Мазурские шляхтичи были богатыми, нет, до дедушки твоего, Томаша, дело было, почитай, лет за триста, жил в этом имении пан Юзеф Хмара-Мазурский. Ох, и крутого он нраву был, люди сказывают, перед королём шапку не гнул. Да что король, хватил он раз питного мёду, брякнул кубком о стол, - не стой, наливай полней! - да и говорит: я всю жизнь шею не гну, и смерть придет - обычая менять не стану, пускай она первая мне поклонится! Не молоденький уже был, почитай, пятидесяти годов, женился он на панночке из рода Прибыловских, да и стал жить семейным домом - оставил лихость. Детишки родились у них, имение процветало. Живи, да радуйся, чего ж ещё. Да вот навязалась чёрная кручина. По нашему краю болезнь страшная приключилась - мор. И баяли люди, что ходит болесть та от дома к дому Моровой Девой, подойдёт, руку просунет в окно, чермным платочком своим помашет, и все, кто в доме есть, умирают. Жуткое время было. Ополовинил мор наши места. Никого не щадила Моровая дева, живых не оставляла - ни старика, ни младенца, ни петуха, ни телёнка. Вот дошла и до наших Мазурских озёр. Уже и в Венгожево побывала, и в Бранево, и в Нидзице, и везде за ней смертный след тянулся. Тогда пан Юзеф и задумал небывалое. Велел он все окна в барском доме плотно затворить, кроме одного, и встал на страже у этого окна. Вечером смотрит: от озера что-то серое тянется. Медленно движется, вроде и не идёт, а приближается. Пригляделся - она, Дева моровая. Сама красивая, как панночка ясновельможная, так бы и глядел, глазищи огромные, утонуть можно, волосы длинные шёлком на ветру развеваются, сама чермным, цвета спёкшейся крови, платочком в руке обмахивается. А хоть и красивая, да холодом смертным от неё веет, кровь леденит. Идёт она, значит, а пан Юзеф стоит у окна. Сабля вострая в руке. Ждёт.
Подошла так Дева к окну, просунула свою длань, как размахнулся пан Юзеф, да и срубил ей саблей руку-то. Взвыла Дева зверью дикой и исчезла. И больше в наших краях не появлялась. Хотя… - тут Эльжбета как-то внезапно примолкла.
- А пан Юзеф что? - взволнованно спросил Юзек.
- Ты не спишь ещё? - возмутилась Эльжбета. - Ну что пан Юзеф - помер. И семья вся его померла. Успела, видно, Дева тряхнуть платочком. Ну, хватит, - сказала она решительно. - Закрывай глаза и спи! Некогда мне тут тебе сказки рассказывать. До ночи ещё работы полно!
Эльжбета вышла, унося свечу. Юзек не мог заснуть. Он вспоминал портрет храброго пана Юзефа, совершенно закопчённый, чёрный от времени, только белки глаз да пуговицы жупана выделялись среди вековой патины, и дивился, не в честь ли этого воина и его, Юзека, назвали таким именем. Он тоже храбрый. Уж не отступил бы при встрече с какой-то непонятной девой. Подумаешь, дева! Схватить её за волосы длинные, да об печку головой! Нет, вспомнил вдруг Юзек, ей надо отрубить руку. Где же сабля, которую подарил в прошлом году папа? Юзек вылез из кровати и зашлёпал босыми ногами по комнате. Поднялась луна, комната немного осветилась, но сабли на обычном месте не было. А! Так и есть, Эльжбета прибрала, вечно она всё на места раскладывает, ничего потом не найдёшь!
Юзек встал на цыпочки и снял с гвоздика жестяную саблю, пристроенную заботливой нянькиной рукой. Плохонькая была сабля, что уж скрывать. Самая дешёвая из тех, что продавались в прошлом году в Ольштине. Но всё-таки - оружие. Юзек аккуратно положил саблю себе в изголовье и собрался было лечь в постель, как вдруг взгляд его привлекло движение за окном. От озера к дому явно двигалась какая-то серая тень! Собака? Нет, что-то покрупнее собаки. Но что? Не разберёшь. Телёнок, наверное.
Со вздохом Юзек устроился в кровати, обернувшись поплотней одеялом. Сквозь наступающую дрёму ему почудился не то плач, не то писк или какой-то стон. Будто щенок заблудился - подумал Юзек, но мысль его уже уплывала в расплывчатые сонные дали.
Энергичный зов Эльжбеты разбудил Юзека рано, ещё солнце только показалось над озером.
- Вставай, лентяй! - звала нянька. - Спускайся завтракать!
Юзек нехотя вылез из кровати, оделся кое-как, слегка плеснул в лицо из кувшина - знал, Эльжбета будет проверять, - и пошёл вниз.
В столовой его ожидал сюрприз. За столом, вместе с мамой и Баськой, на коленях у няньки сидела незнакомая девочка.
- А эта откуда взялась? - спросил Юзек вполголоса, но Эльжбета расслышала:
- Вчера ночью услыхала я плач. Вышла посмотреть, а там - девчонка эта. Откуда взялась, ума не приложу. Ничего не знает: ни где родители, ни откуда её привезли. Знай только говорит: «Есть хочу!» Ну, привела я домой её, накормлю - пусть у нас побудет, пока Збигнев разузнает, откуда девчонка-то пропала.
Юзек посмотрел на нежданную гостью. Девочка походила на Баськину куклу - громадные глаза, длинные волосы. В общем, девчонка-размазня, не стоит и внимания.
После завтрака ему надо было бежать на озеро. Говорил ему Збигнев-садовник, что в озере водится чудо-сом, лет ста от роду, с усами в руку Збигнева толщиной. Юзек быстренько доел завтрак и, оглянувшись, увидел, что никто на него не обращает внимания: мама сидит, как обычно, у окна, а Баська уже играет с новой девчонкой. Юзек ужом выскользнул из дома и побежал к озеру.
Сома, конечно, никакого не оказалось. Но нашлось чем заняться у озера и без сома. Юзек вспомнил об обеде, когда солнце уже стало скатываться за дом. Сломя голову он понёсся по тропинке к дому, знал, Эльжбета не преминет выговорить.
Но странно, Эльжбеты нигде не было. Ни в столовой, ни в кухне, где она обычно проводила большую часть дня. Юзек поискал по комнатам, а потом догадался подняться наверх, в Эльжбетину спаленку. Постучался, Эльжбета всегда была строга насчёт манер. Но никто и здесь не ответил. Юзек слегка толкнул дверь, она подалась. Заглянув в полутёмную комнату, он вдруг споткнулся и истошно закричал. Эльжбета лежала на полу. И вид у неё был такой, что сразу становилось ясно - умерла. Юзек, задыхаясь от страха, побежал искать маму. Но и мамы не было на обычном месте у окна. Да что же такое случилось? - недоумевал Юзек. Он снова поднялся наверх. Из Баськиной спальни доносились мамины рыдания. Юзек осторожно приоткрыл дверь.
Баська лежала в постели. Сразу видно было, что дела её плохи - она чуть дышала. Мама сидела рядом, держала Баську за руку. На ковре у кровати примостилась новая девочка.
«Эта-то что тут делает?» - неприязненно подумал Юзек. - «Ей-то какое до нас дело?» Он вошёл в комнату, решительно взял маму за руку.
- Мамочка! Что с Баськой? Вы посылали Збигнева к врачу?
Мама вновь разразилась рыданиями. Сквозь слёзы она пыталась что-то произнести. Из обрывков фраз Юзек понял, что Збигнев куда-то сбежал. Почему сбежал? - удивлялся Юзек.
- Мама! Может, я пойду за врачом? - предложил он.
- Куда? Не смей уходить! У меня ты один остался! - истерически закричала мама, и Юзек понял, что с Баськой всё плохо. Просто очень плохо.
- Мама, а вы знаете про Эльжбету?
- Что? Она тоже сбежала? - со слезами спросила мама. - Не удивляюсь. В такой момент все покинули, все, все! - и зарыдала снова. Юзек решил не говорить ей пока насчёт Эльжбеты.
Баська угасала на глазах. Её дыхание стало прерывистым, руки судорожно двигались по одеялу, будто собирая что-то с него, с запёкшихся губ срывались неразборчивые слова. Мама стояла рядом, держа дочь за горячую руку, девочка, имени которой Юзек так и не знал, по-прежнему сидела на ковре, приткнувшись головой к Баськиной кровати. Юзек нерешительно переминался с ноги на ногу у дверей. Он не знал, как помочь, а уйти ему было страшно.
Внезапно девочка приподнялась с ковра, сказав:
- Пот надо ей вытереть, пот вытереть, - достала откуда-то из складок своей одежды платочек, показавшийся Юзеку кровавым пятном на её руке, и вытерла Баськин горячий лоб. Юзек не мог отвести от девочки глаз. Холодом на него вдруг повеяло при виде вкрадчивых движений её маленьких рук. Движения эти напомнили ему давнюю встречу на озере с рысью, которая так же лениво и медленно передвигалась по берегу. А потом, неожиданно бросившись, вцепилась в горло и начала душить привязанного на выпас ягнёнка. Папа тогда рысь застрелил. Юзеку внезапно очень захотелось, чтобы папа уже приехал.
Короткий вскрик мамы прервал его мысли, он перевёл взгляд на сестрёнку. Та лежала, вытянувшись, в кроватке, такая серьёзная и взрослая, что он сразу всё понял, но всё равно зачем-то подошёл и, тронув сестру за руку, растерянно проговорил:
- Баська! Ты что? Вставай, Баська! - но мать с воплем оттолкнула его, бросившись на безжизненное тело дочери. Юзеку стало страшно. Его мама, обычно такая сдержанная, выла сейчас в голос, как простая баба.
Юзек не знал, как ей помочь. Он подошёл было, чтобы обнять её, но девочка опередила. Гибким, змеиным, как показалось Юзеку, движением она обняла маму, с силой, неожиданной в таком маленьком тельце, оторвала её от Баськи и стала что-то тихонько приговаривать.
К удивлению Юзека, мама притихла. Она вся как-то обмякла, сникла и пошла вслед за девочкой, увлекавшей её из комнаты, безжизненно переставляя ноги.
Юзек остался один. Он со стыдом вдруг почувствовал, что хочет есть. Эльжбета умерла, Баська - тоже, мама изменилась до неузнаваемости, а он думает о еде! Но голод не утихал, и Юзек спустился в кухню, отломил кус от большого хлеба, который Эльжбета заботливо прикрыла рушником, и стал жевать, прислушиваясь к тому, что происходит вокруг.
По дому полз липкий страх. Он волнами прокатывался по комнатам, прилипая к мебели, к обоям, к портретам. Юзек задумался: что вдруг произошло в их доме, ещё вчера спокойном, пусть и несчастливом? Вчера ещё Баська играла, мама сидела у окна, Эльжбета, ворча, готовила еду - словом, всё шло как обычно. А сегодня… Будто эта девчонка всех сглазила - со внезапной злобой подумал Юзек. Пока её не было, никто не умирал! И откуда она, кстати сказать, появилась? Новых людей в округе нет, уж Збигнев бы сказал. И где сам Збигнев? Он-то куда делся? Может, и он не сбежал, а умер? Юзек решил сходить во флигель и проверить, вдруг и Збигнев лежит там, раскинув руки, как Эльжбета? Он выглянул в окно. Темно. Но почему-то двор выглядел совсем не так страшно, как вчера. Будто что-то, что приносило страх, исчезло со двора. Или, может, оно просто вошло в дом?
Юзек решительно встал, взял свечу и вышел из дому. Быстро пробежал по полузаросшей тропинке и, подойдя к флигелю Збигнева, заглянул в окно. Ничего. Темно, не разглядеть даже, есть ли там кто. Юзек постучал и, не услышав ответа, вошёл. В неровном свете свечи он с облегчением увидел, что Збигнева здесь нет. Отойдя от пережитого страха, он стал оглядываться снова, теперь уже примечая увиденное: упавший стул, брошенный впопыхах баул, валявшуюся на столе кружку. По всему было видно, что Збигнев собирался впопыхах и не собирался сюда возвращаться - все вещи, которыми он дорожил, исчезли: ружьё, тёплый тулуп, охотничьи сапоги. Мама была права - Збигнев сбежал. Но почему? Что его напугало?
Юзек подошёл к столу, ему показалось, что возле кружки лежит какой-то листок бумаги. Так оно и есть. Рядом с кружкой лежал намокший от пива рисунок. Юзек поднял его. Там была изображена красивая девушка с длинными волосами. В руке у девушки был платочек. Странно, но даже на этом дешёвом лубке, купленном, без сомнения, у какого-нибудь мазилки на ярмарке, выражение лица девушки было пугающим. От красавицы будто веяло смертельным холодом.
Под рисунком была подпись, выведенная не слишком трезвой рукой. На мокрой бумаге чернила расплылись, и Юзек с трудом прочёл: «Дай Боже от Моровой Девы поможу».
С чего бы Збигневу хранить такие картинки?
Но раздумывать над этим можно было и дома. Юзек вдруг почувствовал, как озяб. Он вышел из флигеля, аккуратно притворил за собой дверь и вернулся по тропинке домой.
Поднимаясь по ступеням, он явственно ощущал, как что-то давит на него. Домой заходить не хотелось. Там гнездилось что-то очень страшное и злое. Но куда идти? Дома была мама, а он сейчас - единственный мужчина. Эта мысль придала ему решимости. Бросив взгляд на освещенные закатным солнцем окна, Юзек увидел в одном из них размытое, белёсое пятно, словно следящее за ним, оно показалось и пропало. Когда Юзек ещё раз поднял глаза, в окне ничего не было. Сделав над собой усилие, Юзек вошёл. Тихо в доме, не слышно ни звука. Юзек прокрался к маминой спальне, прислушался, не заходя. Из-за двери до него доносилось тихое бормотание девчонки: «пот стереть, пот стереть». Вот пристала-то! - с неприязнью подумал Юзек. От маминой двери вдруг повеяло нешуточным холодом, и Юзека затрясло в ознобе. Что-то жуткое творилось там, за дверью, понял он. Но заходить не решился - его вдруг пронизало страхом, и он быстрее побежал к себе.
В комнате ему спокойнее не стало. Быстро темнело, красное солнце, севшее в клубящиеся на горизонте облака, плеснуло в окна кровавым заревом. Тени в доме вытянулись, всё замерло, как бывает только в краткий миг заката, по углам начала роиться тайная жизнь - серой мглою поползла она, отвоёвывая у света пядь за пядью, будто затопляя дом чёрной, вязкой, осенней водой.
Юзек вдруг почувствовал, насколько он устал, как кружится голова. В горле у него пересохло, и виски налились тяжёлым, отупляющим жаром. Он ещё успел подумать, что надо бы раздеться, но сил уже не было и, с трудом вскарабкавшись на кровать, он натянул на себя покрывало. Его сотрясала крупная дрожь, руки стали как ватные, и в ушах загудело от тока густой крови.
Тяжёлые веки закрылись будто сами собой. Юзек совсем было опрокинулся в черную яму сна, как вдруг тихий звук заставил его разлепить глаза.
- Юзек, Юзек, - настойчиво звал его кто-то, сипящим, горловым шёпотом, выговаривая имя притворным призывом, как человек, что подзывает собаку, спрятав за спиной тяжёлый камень. Он с трудом огляделся, дверь в комнату со скипом приотворилась - будто от ночного ветерка. И в приоткрывшуюся щель просунулась встрёпанная голова.
- Юзек, - в косой полосе лунного света появилась тощая, маленькая фигурка. Странно подволакивая ноги, она приблизилась к кровати. Юзек ощутил волны мертвящего холода, накатывающие на него от девочки. Как будто ощупывая его лицо, жадно бегают чёрные бусинки её глаз, черпая силу в его изнеможении, наполняясь его бессилием.
- Юзек, подожди, Юзек, сейчас тебе станет легче, - со странной, недетской насмешкой прошептала девочка, - ты не бойся, не бойся, у меня и рушничок с собой, дай утереть тебе лоб, и спи спокойно.
Стылой могилой дышали её слова, ни сил, ни мочи не было дать ей отпор. Вот она сунула руку в карман, вот потянула скомканную, чёрную во мраке, тряпицу, вот медленно, будто во сне, потянулась к его лицу. Маленькое, красивое личико хищно вытянулось, зубы ощерились…
Словно дохлая собачка, - подумал Юзек, - не девочка будто, не девочка...
Дева моровая! - он вдруг вспомнил картинку Збигнева. - Так вот кто тут ходит! Голодная, не наелась ещё!
Он почувствовал, как закипает в жилах горячая кровь его прапрадеда.
- Нет, я всю жизнь шею не гнул, вот пусть смерть мне первая поклонится! - вспомнил он. Пошарив рукой, он нащупал твёрдый, нагретый телом край сабельного эфеса, сжал его, собрав в это движение все силы, и, резко выбросив руку из-под покрывала, рубанул жестяной сабелькой по протянутой руке. Он ожидал, что отбросит ненавистную руку, выиграет время, чтобы вскочить на ноги, но сабля прошла сквозь неё. Дева завыла, отдёрнув короткую культю, а кисть с зажатым платочком, покатилась под кровать. Юзек ожидал потока крови, но срез был странно ровным, будто свечной огарок, только сверху раскрашенный человеческой плотью. Мальчик подтянул ноги и, подобравшись в комок, с ужасом увидал, как нежить, будто тая, как стеарин, на невидимом огне, стала оплывать. Холодными, как лёд, каплями потекли руки, которыми чудовище после первого замешательства попыталось до него дотянуться. Вытягивалось книзу, окончательно превратившись в морду бешеной собаки, лицо, в уголках губ и глаз обелённое разводами ядовитой пены. Быстро оседая, подгибаясь на утративших опору ногах, она не потеряла злой, настойчивой воли. Шипя и извиваясь, волнообразными движениями раздавленной гадины она пыталась добраться до него, но - тщетно.
Моросное, сырое утро едва занималось над седыми от зоревого тумана кочками, когда худощавый мужчина подъехал к дому в дешёвой бричке. Он бросил поводья и помог выйти из брички своей случайной спутнице - красивой девушке с длинными шелковистыми волосами. Дверь в дом не была заперта, и он, предложив девушке руку, вошёл в тёмный, предрассветный дом. Было тихо, дом почему-то казался нежилым. Не горел свет, не пахло тёплым хлебом и молоком - обычными запахами пробуждающегося дома.
- Мария, Эльжбета, дети, где вы все? - позвал мужчина и, не услышав ответа, пошёл от комнаты к комнате. Девушка, хотя он и не приглашал её, шла за ним следом, но он этого не замечал. Он ослеп и оглох от увиденного. Он уехал три дня назад, оставив семью в безопасности родового имения. А теперь вокруг были только тела тех, кого он любил, и мертвящее запустение. Под конец он заглянул в комнату своего сына. На высокой кровати, измазанной странными жёлто-серыми разводами, привалившись к подушкам, сидел его мальчик. Положив на колени игрушечную саблю, свесив голову, он спал, вздрагивая во сне, и седые волосы закрывали его лицо.
Мужчина с отчаянием обернулся к своей спутнице:
- Извините, пани, я не смогу вас отвезти дальше, как обещал. Я не понимаю, что случилось. Но теперь я должен позаботиться о сыне. Может быть, вы…
Но она перебила его:
- Ничего, я пока побуду здесь. Вам понадобится помощь, может, приготовить питье, да хотя бы утереть лоб, - сказала она, незаметно подбирая с пола невзрачный платочек. - Да и нам с вами поесть не мешало бы. Я, стыдно сказать, ужасно голодна.
И что-то в интонации, с которой она это произнесла, укололо его сердце, как льдинкой.
Этот рассказ мы написали вдвоём с treasurer_zero
Все совместно написанные истории находятся по тегам Братья Гон-куры и Переписка Энгельса с Каутским