О социальной и национальной политике Российского правительства по отношению к татарам
В стараниях своих к предстоящей переписи над соответствующей работой, и воспользовавшись неожиданно свалившимся свободным временем с этой самоизоляцией, ваш покорныйц слуга остановился вновь и уже внимательнее на нескольких имеющихся интересных книгах. Скажем так, на книгах по теме предыстории «присоединения» волго-уральских татар к Русскому государству и начальной их истории в этом государстве.
Два параграфа из книги А.И. Ногманова: Самодержавие и татары. Очерки истории законодательной политики второй половины XVI-XVIII веков. - Казань: Татар, кн. изд-во, 2005. - 215 с. были уже зачитаны здесь «вслух». Работа Б.Л. Хамидуллина: Народы Казанского ханства: этносоциологическое исследование. - Казань: Татарское книжное издательство, 2002. - 335 с. даже запланирована в качестве основного источника информации для задуманной работы. А здесь и сейчас обратимся к книге Р.Ф. Галлямова: После падения Казани... - Казань: Татар. кн. изд-во, 2001. - 143 с.
Аннотация к книге небольшая, приведём её почти полностью: «Завоевание Московским государством Казанского ханства привело к резкому изменению этносоциальной ситуации в Предкамье. В книге на основе конкретного материала воссоздана широкоплановая и достоверная картина этносоциальных процессов, происходивших после падения Казани в 1552 году».
А конкретно же, остановимся здесь на первой части первой главы книги, с говорящим за себя названием:
Социальная и национальная политика правительства по отношению к татарам
Приступая к рассмотрению обозначенной проблемы, необходимо отметить, что к середине XVI в. народы Предкамья уже прошли определенный исторический этап в своем этносоциальном развитии. К тому времени регион составлял основную территорию Казанского ханства. Здесь располагались столица этого феодального государства Казань, а также другие города - Арск, Лаишев, Алаты, Елабуга, Малмыж, Чаллинский городок, Мамадыш. В период ханства сложились практически все народности края, хотя процесс их этнической консолидации не был завершен. «Кроме татарского языка, - писал А. Курбский, - в том царстве (Казанском. - Р.Г.) 5 различных языков: мордовский, черемисский (марийский. - Р.Г.), воитецкий, або арский (удмуртский. - Р.Г.), пятый - башкирский»(1). Общеизвестен факт проживания в ханстве и тюркоязычных чувашей. Предкамье же к середине XVI в. преимущественно населяли татары. Среди других народностей региона наиболее многочисленными являлись марийцы и удмурты. Определенное представление о населении края в тот период дает «Казанская история». «...И начя збиратися (собираться. - Р.Г.) в Казань, - говорится в ней, - срачни (мусульмане. - Р.Г.) я черемиса, развие по улусом казанским. И ради ему (хану. - Р.Г.) бысть изо оставшихся от плена худые болгары. И молиша его (хана. - Р.Г.) казанцы быти ему заступника бедам их»(2).
Социальная структура населения отличалась достаточной четкостью и стройностью. На самой верхушке социальной лестницы находился хан - глава государства, который формально пользовался неограниченной властью. Государственный аппарат управления включал многочисленных чиновников разного ранга(3). Группу феодалов составляли эмиры, мурзы, уланы (огланы), казаки и духовенство. Из них знатностью своего положения выделялись эмиры (карачи, беки-князья), мурзы. Большим влиянием и авторитетом в государстве пользовалось мусульманское духовенство. Главный духовный наставник мусульман - сеид наряду со светскими феодалами участвовал в формировании внутренней и внешней политики Казанского ханства. Высшая религиозная знать (сеиды, шейхи, шейхзаде и др.) имела земельные владения, пользовалась на основе шариата (исламского права) судебным иммунитетом.
Служба ханской власти являлась основным условием для получения феодалами от хана так называемых суюргальных грамот. Эти грамоты давали феодалам право собирать в свою пользу ясак с населения определенной территории. При этом суюргальные земли оставались в собственности хана, крестьяне, живущие там, считались юридически свободными. Хан при желании мог отменить суюргальные права феодалов. По приказу хана владельцы таких грамот должны были явиться для участия в военном походе со своими отрядами в полном вооружении. Основу ханского войска составляли уланы и казаки - представители низших слоев феодалов.
Источники позволяют сделать вывод о том, что в Казанском ханстве существовал и институт тарханства. Посредством специальных тарханных грамот (ярлыков) государство в лице хана освобождало некоторых феодалов от всех платежей и повинностей, предоставляло им ряд других привилегий(4). Это явление можно рассматривать как одну из форм вознаграждения последних за особые заслуги перед правительством или же как дань особо знатному происхождению, положению в обществе владельцев тарханных грамот.
В этническом отношении группа феодалов Казанского ханства в основном состояла из татар. Однако среди марийского, удмуртского, мордовского населения также были свои «князья». Марийские народные предания, например, упоминают некоего «князя» Болтуша, жившего в XVI в. в бассейне р. Шошмы, притока Вятки(5). Видимо, речь в данном случае идет о марийском феодале, получившем от хана суюргальное право на определенную территорию, населенную его же соплеменниками.
Феодально - зависимое население Предкамья к середине XVI в. состояло из различных категорий сельского и городского «черного» населения («кара халык»). Его этнический состав был пестрым и включал как татар, так и почти полностью другие народности региона. Основную массу населения составляли ясачные люди, которые платили ясак, другие подати и налоги государству, феодалам. «Куллар», «чуралар» представляли из себя военнопленных. Будучи посажены на землю, они превращались в землевладельцев. Часть их находилась у феодалов на положении дворовых людей. Рабство же не было характерным явлением социальных отношений Казанского ханства.
После завоевания ханства Русское государство должно было выработать систему взаимоотношений с местным населением. Политика правительства в Предкамье, как и в Средневолжском регионе в целом, нашла достаточное отражение в исторической литературе(6). Мы остановимся на ее социальном и национальном аспектах.
2 октября 1552 г. частично сбылась вожделенная мечта церковно - дворянских идеологов Русского государства, называвших казанскую землю «подрайской» и заявлявших, что «хотя бы таковая землица и в дружбе была, ино бы ея не мочно терпети за такое угодие»(7). Штурмом была взята Казань - столица ханства. По этому поводу в русской летописи говорится, что «побито их (татар. - Р.Г.) в граде толико множество лежаше, яко по всему граду не бе где ступати не на мертвых»(8). На третий день после взятия Казани Иван Грозный собрал военный совет, на котором решался вопрос о дальнейших действиях правительства в завоеванном государстве. На совете одни выступили за завершение покорения населения ханства силой оружия, другие высказались за «мирные» пути достижения этой цели. Победила вторая точка зрения, поддержанная самим царем(9). Это в первую очередь объясняется нестабильностью внешнеполитического положения Московского государства и значительными потерями в живой силе, понесенными русскими войсками в ходе недавних военных действий.
Однако «Казанская война» 1552-1557 гг., восстания коренных народов Среднего Поволжья в 70-80-е гг. внесли свои коррективы в планы правительства. Особым ожесточением отличались они в Предкамье - бывшей цитадели Казанского ханства. «В те поры, - свидетельствуют русские летописи, - Луговая и Арская (стороны. - Р.Г.) отложилася и многия беды христианству и крови наведоша»(10). Тот факт, что в эти восстания были втянуты все народы и социальные слои населения бывшего ханства, прежде всего говорит об их антиколониальном и национально-освободительном характере. Как правильно отмечал историк XIX в. С.М. Соловьев, «казанские народы были предоставлены самим себе в восстаниях против Москвы: ногаи не могли доставить сильной помощи, крымцы - еще менее»(11). Подавлялись они правительством с большой жестокостью. Так, лишь в одной из многочисленных карательных экспедиций зимой 1554 г. отряды во главе с воеводами Семеном Микулинским, Петром Морозовым, Иваном Шереметьевым и князем Андреем Курбским «сожгли город на Меше, который построили мятежники, били их при всякой встрече, воевали четыре недели, страшно опустошили всю страну, вверх по Каме ходили на 250 верст, взяли в плен 6000 мужчин, 15000 женщин и детей»(12). Частью эти люди были истреблены, частью вывезены в центральные районы Русского государства, где подверглись крещению и насильственной ассимиляции.
Подытоживая последствия «Казанской войны», которая для коренного населения ханства объективно могла бы называться отечественной, тот же С. М. Соловьев отмечает, что «Арская и Побережная стороны опустошены были вконец»(13).
Особенно пострадало татарское население. Результатом военных действий в Среднем Поволжье во второй половине XVI в. явилось то, что численность татарского населения здесь сократилась за это время не менее чем на четверть(14).
Одновременно правительство решало и задачи, связанные с организацией системы управления завоеванным краем. Суть проблемы заключалась в том, что, в отличие от до сих пор колонизированных земель, ему здесь предстояло колонизировать уже густонаселенные районы с относительно высоким уровнем общественно-экономического развития и сильной мусульманской религией. И совершенно естественно, что «удаленность края от центра страны... и враждебное на первых порах отношение большинства населения к московскому господству требовали создания особой системы местного управления, не похожей на управление другими областями и вместе с тем не противоречащей традиционным принципам»(15). Постепенно сложилась полувоенная, так называемая воеводская, система управления территорией бывшего ханства, которая не претерпела больших изменений вплоть до петровских реформ. Эта система управления впервые сложилась в Среднем Поволжье и представляла собой совершенно другую «землю», политически слабо объединенную область с центром Русского государства. Ее возглавляли назначенные на эту должность царем воеводы со многими дьяками, подьячими, приказчиками и т. д. Естественно, что коренным народам в этой системе управления отводилась только второстепенная, вспомогательная роль. Их представители занимали должности сотников, толмачей-переводчиков, пятидесятников, десятников, старост и т. д. Таким образом правительство «создавало видимость допуска нерусских народов к управлению краем и тем самым привлекало к себе господствующие слои нерусского населения»(16).
В административном отношении территория бывшего ханства первоначально была разделена на два равноправных и независимых друг от друга воеводства - Казанское и Свияжское. Известный историк второй половины XVIII в. М.М. Щербатов считал, что царь «тако разделил вновь завоеванных народов между наместников своих Казанского и Свияжского, и самым сим разделением отлуча их от единого начальства и следственно... старался и между сими самыми народами меньше сообщения произвести»(17).
В дальнейшем на территории бывшего ханства были образованы и другие уезды. Однако источники позволяют сделать вывод, что с самого начала и вплоть до административной реформы Петра I начала XVIII в. Предкамье полностью географически входило в Казанский уезд, составив основную часть его территории. Упомянутый уезд, как и в ханские времена, делился на «дороги» - административные области: Арскую, Зюрейскую, Ногайскую, Алатскую и Галицкую. Кроме того, понятие «дорога» имело и транспортно-географическое значение. «Дороги», в свою очередь, делились на волости, сотни, пятидесятни, десятни. Вместе с тем следует отметить, что границы между вышеприведенными административными единицами, как и сами понятия, не отличались четкостью и выдержанностью. С 80-х годов XVI в. внутри Казанского уезда существовали и так называемые «пригородные» уезды. По мнению И. П. Ермолаева, они сократили территорию «дорог» и являлись показателем распространения здесь русского населения(18).
Политика правительства в отношении местных народностей завоеванного края (прежде всего татар) характеризуется необычайной жестокостью. За редкими исключениями татарам, а также другим коренным народам Предкамья запрещалось жить в черте города Казани, в других городах и вблизи больших дорог(19).
В специально отведенной для лояльных к правительству татар слободе Казани к 1565-1568 гг. насчитывалось 150 дворов, примерно с более чем 6000 жителями («живут в одном дворе семей по 10... и болыии 10 семей»(20)), тогда как русское население города достигло к этому времени более 7000 человек(21). Перенаселенность дворов с татарским населением объясняется тем, что правительство ограничивало их количество в слободе вышеуказанным числом.
Значительная часть сел, деревень и обрабатываемых раньше полей пришла в запустение. В писцовых и межевых книгах второй половины XVI в. очень часто упоминаются земли «порозжие лесом» и «пустоши»(22). Спасаясь от хозяйственно-экономического разорения, закрепощения, насильственного крещения и карательных экспедиций правительственных войск, уцелевшее население Предкамья целыми селами и деревнями переселялось с обжитых мест в места более отдаленные и потому менее безопасные(23). Косвенно об этом свидетельствует тот факт, что уже к 1565-568 гг. только лишь за архиепископом, двумя монастырями и русскими помещиками в Предкамье числилось, по нашим подсчетам, 41 пустошь «с четью», 4 села, «что были пустоши» и «в припуске», 5 пустошей с третью(24). Вероятно, эти «пустоши» являлись заброшенными деревнями и ранее обрабатываемыми полями.
Для пресечения и предупреждения «шатости» среди коренных народов правительство приняло ряд жестких мер. В частности, «лутчие» и «семьянистые» люди из татар, марийцев, удмуртов и чувашей вместе с семьями специально держались в Казани в заложниках. «Чтоб иноземцы отпросом и обманом в Казани измены не завели», им запрещалось, без специального на то разрешения воевод, покидать пределы уезда. «Измену» и «шатость» полагалось «проведывать всякими мерами тайно». Заподозренные же в «измене» подвергались допросам и пыткам. Коренным народам запрещалось также заниматься кузнечным и «серебряным» делом(25).
Однако правительство понимало, что меры чисто военно-административного характера не могли гарантировать стабильности его положения в завоеванном крае. Политика Русского государства в первую очередь была направлена на то, чтобы ослабить политическую и экономическую мощь феодалов бывшего ханства - носителей его государственности. Частично эта цель была достигнута в ходе «Казанской войны». Верхушка господствующего класса бывшего ханства практически была уничтожена. Только осенью 1555 г. погибло 1560 «именных людей»(26). Как свидетельствуют русские летописи, «Казанские люди лутчие, их князи и мурзы и казакы, которые лихо делали, все извелися»(27).
Часть феодалов вынуждена была мигрировать за пределы Средневолжского региона и искать службу на стороне. «Чтобы спастись от рук русских, -гласит татарская летопись, - разбежались они в разные стороны. Большинство их разбежалось в сторону запада в Крым и на Кубань... Многие переселялись на реку Джим и Куан. Смешались с киргизами и превратились в киргизский народ... Спасавшиеся разорялись»(28).
Многие феодалы были взяты в плен и отправлены в Москву. Им всем было предложено креститься. Далее «давали дияки по монастырем татар, которые сидели в тюрьмах и не захотели креститись; ино их метали в воду»(29), т. е. умерщвляли.
Лояльных же к русскому правительству феодалов Иван IV подчинил своей власти и принял на службу. Они стали называться служилыми татарами. Некоторые из них ценой услужения Русскому государству сумели сохранить при новой власти свои привилегии, восходящие еще к ханским временам, и назывались князьями, мурзами. Таким образом этим феодалам было оставлено право владеть поместьями «без грамот и без выписей с казанских дач по старине»(30), т. е. на вотчинных правах, как и в ханские времена.
Князь Бакшанда Нурушев, например, к 1602-1603 гг. собирал с волости Нали Кукмор Арской дороги «з 9 з 10 дворов дорогильные пошлины 14 рублев и 18 алтын две деньги, з двора по 5 алтын, да с тех же дворов с свадеб куняшную пошлину»(31), т. е. он собирал ясак и облагал дополнительным налогом население волости, как и в ханские времена. При этом он не имел обязательной в других случаях царской жалованной грамоты, дающей ему юридическое право владеть этой волостью(32).
Иногда вотчины феодалов бывшего ханства юридически оформлялись за их владельцами, видимо, за особые заслуги перед правительством. Князю Багишу Яушеву, например, «по государеве жалованной грамоте дано... за государево денежное жалованье» волость Терьса в Восточном Предкамье «на реке Каме»(33). Можно предположить, что эта волость принадлежала Яушевым еще с ханских времен, и правительство лишь повторно юридически закрепило вотчину за ними.
Обращает на себя внимание и перетасовка феодалов бывшего ханства после завоевания. У них отбирались исконные земли и взамен давались другие, что «преследовало цель вырвать «корни» родовитых фамилий»(34).
Создание служилого сословия из татар и других народов Среднего Поволжья не было новым явлением в политике Московского государства. Более того, к середине XVI в. эта политика стала уже традиционной. Но для правительства было характерно то, что оно не шло на раздачу служилым татарам крупных поместий и не допускало чрезмерного расширения вотчин феодалов бывшего ханства, опасаясь их экономического и политического усиления. Немногие из них имели поместный оклад в размере свыше 100 четвертей(35) земли, тогда как среди русских помещиков это было обычным явлением. Они не уравнивались в правах с русскими дворянами.
Известно, что историки упоминают в Левобережье Волги через 10-15 лет после падения Казани 200 татарских феодалов(36). Это говорит о том, что при новой власти в Предкамье сохранилась лишь небольшая часть феодалов бывшего ханства.
Царь Иван Грозный понимал, что для проведения своей политики среди местных народов региона недостаточно опираться только на политически ненадежных феодалов бывшего ханства. Нужны были людские силы и в военных действиях. Поэтому царь ввел в практику верстание части средних слоев коренного населения в служилое сословие. Они назывались служилыми людьми «по прибору» и подбирались в основном из ясачных крестьян.
До нас практически не дошел ни один документ, свидетельствующий о выделении поместий служилым татарам в первые годы после завоевания Казани. Ценный материал в этом отношении дает писцовая книга Ивана Болтина 1602-1603 гг. Здесь, например, упоминается, что поместье Сабакана Малаева в деревне Верески по Алатской и Галицкой дорогам «был за отцом его, а в казанской даче дан тот жеребей отцу его в 65-м году» (1556-1557 гг. - Р.Г.). Здесь же говорится о верстании в 1563-1564 гг. служилого татарина Карманака вместе «с товарыщи 16 человек служилых» в деревне Евлушеик Ногайской дороги. Ранее 1562-1563 гг. в деревне Бурнашева были поверстаны служилые татары Аксеит Чюрин, Уракчей Девлизерев, Бауш Едигерев, Теней Азбередеев, Бурнак Усенев, Кобек Культамышев и т. д.(37). Поместные земли некоего князя Янбулата Шеманова и других служилых татар упоминаются и в межевой книге Казанского уезда 1565-1568 гг.(38). Верная и исправная служба русскому государю являлась при этом важнейшим условием выдачи поместий служилым татарам. «Государь царь... за их службу и раденья, - говорится в одном из царских наказов казанским воеводам, - пожалует своим царским жалованьем, и оне бы государю служили и прямили»(39).
Принцип выдачи поместий служилым татарам хорошо раскрывается в отказной грамоте, выданной Приказом Казанского дворца не ранее сентября 1633 г. Уразгильдию и Чюрючею Емеевым детям Хозяшевым на поместье их отца в Казанском уезде. Как видно из документа, отцу Уразгильдея и Чюрючея - Емею Хозяшеву в свое время «за ево, Емееву, службу, что он, Емей ... изменника (Еналея Еммаметова. - Р.Г.), изымав, привел в Казань», были пожалованы отобранные у последнего «за измену» поместье и вотчина. После Емея сыновья Еналея Еммаметова - Урекейка, Ижбулатка и Битуганка предприняли попытку возвратить себе бывшие владения их отца. И это им на короткое время даже удалось. Но как только в итоге разбирательства выяснилось, что отец Урекейки, Ижбулатки и Битуганки был «изменником», то тотчас же им в этих землях было отказано. В конце концов эти земли «за службу отца их» были пожалованы детям Емея Хозяшева с условием, что им «как в службу поспеют, наша служба служить и сестер своих кормить и, вскормя, с приданым замуж выдать»(40). Как видим, если у одного из служилых татар поместье «за измену» было отобрано, то другому, наоборот, за верную службу «государю» оно было пожаловано. Причем в этом конкретном случае за счет пострадавшего. Безусловно и то, что верная служба правительству или же «измена» ему со стороны отцов прямо отражалась на социальном и имущественном положении их детей. Обычно поместья служилым татарам давались вместо денежного жалованья и основанием для владения ими служили царские жалованные грамоты.
Имеющийся круг источников позволяет нам утверждать, что во второй половине XVI в. в Предкамье в целом уже сложилось сословие служилых татар. В писцовой книге Ивана Болтина 1602-1603 гг. упоминаются, по нашим подсчетам, около 500 служилых татар (включая и служилых «новокрещен»)(41). Это означает, что за период примерно с 1566-1567 гг. сословие служилых татар в Предкамье увеличилось примерно в 2,5 раза. Этот факт, в свою очередь, свидетельствует о том, что в эти 35-36 лет шел интенсивный процесс формирования служилого сословия из коренных народов Предкамья. Среди служилого сословия писцовая книга упоминает 14 князей и 6 мурз(42).
Известно, что отряд служилых татар из Предкамья участвовал в начавшейся в 1558 г. Ливонской войне. В дальнейшем формирование подобных отрядов становится обычным явлением. В целом служилые татары стали действующей частью проведения внутренней и внешней политики правительства.
В отношении основной феодально-зависимой массы коренного населения Предкамья правительство проводило политику, учитывающую местные традиции социального подчинения. В так называемой Царственной книге говорится, что сразу после завоевания Казани «государь послал по всем улусам черным людем ясачным жалованные грамоты ясачные», чтобы они «ясаки платили, якоже и прежним Казанским царем»(43). Вскоре царь «черных людей и Арских пожаловал, ясаки на них велел имати прямые, как было при Магмеделиме-царе... велел их к шерти привести, ясаки на них имати и во всем их управливати»(44). Воеводы же казанские послали на Арскую и Побережную сторону в разные волости «ясаков брать» детей боярских Алексея Давидова, Назара Глебова, Григория Злобина, Якова Остафиева, Ширяя Кобякова и др. «И те дети боярские ясаки собрали сполна и привезли их к воеводам»(45). С того времени основная масса коренного населения Предкамья (татары, чуваши, марийцы, мордва и удмурты) должны были платить в государственную казну ясак. Следует подчеркнуть, что в XVI в. ясак в Среднем Поволжье являлся уже не просто данью в известном смысле слова, а феодальной рентой. Это подтверждает и тот факт, что поселившиеся позднее на ясачных землях русские крестьяне также обязывались платить в государственную казну ясак.
Как и в ханские времена, ясак платился за предоставленное государством право пользоваться земельными владениями. Ясачные люди обязывались также платить в казну оброк за пользование лесными, речными, озерными и прочими угодьями и нести определенные государственные повинности. Все эти подати и повинности тяжким бременем ложились на ясачное население Предкамья и часто являлись причиной материального неблагополучия последних. «Условия уплаты ясака и оброков за пользование участками государственных земель, перед которыми были поставлены народы Среднего Поволжья, вполне отвечали военно-политическим и фиксальным интересам централизованного государства. За вновь приобретенные земли казна, ничего не давая, получала ежегодно огромные суммы с населения»(46). Ясак являлся основным выражением отношений между государством и населением. Большинство населения соприкасалось с государственной властью именно через ясак. Как форма налогообложения крестьян он просуществовал до 1724 г. и составлял значительную часть государственных доходов. Поэтому в течение всего этого периода правительство постоянно добивалось численного увеличения ясачников и строго контролировало поступление ясака в государственную казну. «И во всем государю имати прибыли, - говорится в одном из наказов казанским воеводам, - которая прибыль государю была прочна, и стоятельна, а людем бы не в тягость»(47).
Писцовая книга Казанского уезда 1602-1603 гг. зафиксировала 79 ясачных селений. Однако она была составлена лишь с целью размежевания служилых татар от ясачного населения, и потому в книге описаны только те ясачные деревни, где проживали и служилые татары(48). Деревни с исключительно ясачным населением, которые, по нашему мнению, составляли большинство среди ясачных селений, не попали в писцовое описание. Так, при межевании здесь упоминается множество ясачных сел и деревень (Табл. 1 - со списком 56 ясячных деревень). Абсолютное большинство ясачных селений, описанных или упомянутых в писцовой книге, существовало и в период ханства. Более того, в настоящее время в Предкамье имеется множество сел и деревень, также существовавших еще в период ханства, которые в источниках второй половины XVI столетия среди вотчинных, поместных или дворцовых селений не числятся, и в то же время они не попали в вышеупомянутую писцовую книгу. Этот факт наводит на мысль о том, что к концу XVI-началу XVII вв. их население полностью состояло из ясачных людей. К таким селениям можно отнести Агрыз, Янгулово, Турнали, Пшалым, Сизу, Кошлауч, Мамадыш, Байлангар и многие другие современные города, села и деревни(49).
Таким образом, ясачники составляли абсолютное большинство коренного населения Предкамья. Часть людей из числа местных народностей региона после завоевания ханства попала в крепостную зависимость от архиерейского дома, монастырей, русских и татарских феодалов. Так, 9 татарских и «чювашских» дворов к 1565-1568 гг. находились в крепостной зависимости от русского помещика-дворянина Степана Кайсарова и двух его сыновей(50).
Социальная структура коренных народов Предкамья при новом правительстве сложилась уже в первые десятилетия после взятия Казани. Это, с одной стороны, феодалы в лице князей, мурз и служилых татар, с другой - феодально-зависимое население в составе ясачных и крепостных людей.
Несмотря на то, что в лице служилых татар правительство стремилось создать себе социальную опору в завоеванном крае, основную ставку оно, естественно, здесь делало на русское служилое сословие. Составной частью социальной политики правительства было и переселение сюда феодально-зависимого населения из центральных областей Московского государства. Используя русских служилых людей, в первую очередь дворян, правительство возлагало на них, на наш взгляд, три функции: 1) полицейские функции в отношении коренного населения края; 2) функции проводника колонизаторской политики в регионе; 3) введение в хозяйственный оборот в интересах государства новых земель. Русское крестьянство, принудительно или вольно переселявшееся в Предкамье из разных областей Московского государства, также являло собой колонизационный фактор, тем самым выступая проводником политики правительства в регионе.
Продолжение: https://irek-tattarich.livejournal.com/108756.html
Два параграфа из книги А.И. Ногманова: Самодержавие и татары. Очерки истории законодательной политики второй половины XVI-XVIII веков. - Казань: Татар, кн. изд-во, 2005. - 215 с. были уже зачитаны здесь «вслух». Работа Б.Л. Хамидуллина: Народы Казанского ханства: этносоциологическое исследование. - Казань: Татарское книжное издательство, 2002. - 335 с. даже запланирована в качестве основного источника информации для задуманной работы. А здесь и сейчас обратимся к книге Р.Ф. Галлямова: После падения Казани... - Казань: Татар. кн. изд-во, 2001. - 143 с.
Аннотация к книге небольшая, приведём её почти полностью: «Завоевание Московским государством Казанского ханства привело к резкому изменению этносоциальной ситуации в Предкамье. В книге на основе конкретного материала воссоздана широкоплановая и достоверная картина этносоциальных процессов, происходивших после падения Казани в 1552 году».
А конкретно же, остановимся здесь на первой части первой главы книги, с говорящим за себя названием:
Социальная и национальная политика правительства по отношению к татарам
Приступая к рассмотрению обозначенной проблемы, необходимо отметить, что к середине XVI в. народы Предкамья уже прошли определенный исторический этап в своем этносоциальном развитии. К тому времени регион составлял основную территорию Казанского ханства. Здесь располагались столица этого феодального государства Казань, а также другие города - Арск, Лаишев, Алаты, Елабуга, Малмыж, Чаллинский городок, Мамадыш. В период ханства сложились практически все народности края, хотя процесс их этнической консолидации не был завершен. «Кроме татарского языка, - писал А. Курбский, - в том царстве (Казанском. - Р.Г.) 5 различных языков: мордовский, черемисский (марийский. - Р.Г.), воитецкий, або арский (удмуртский. - Р.Г.), пятый - башкирский»(1). Общеизвестен факт проживания в ханстве и тюркоязычных чувашей. Предкамье же к середине XVI в. преимущественно населяли татары. Среди других народностей региона наиболее многочисленными являлись марийцы и удмурты. Определенное представление о населении края в тот период дает «Казанская история». «...И начя збиратися (собираться. - Р.Г.) в Казань, - говорится в ней, - срачни (мусульмане. - Р.Г.) я черемиса, развие по улусом казанским. И ради ему (хану. - Р.Г.) бысть изо оставшихся от плена худые болгары. И молиша его (хана. - Р.Г.) казанцы быти ему заступника бедам их»(2).
Социальная структура населения отличалась достаточной четкостью и стройностью. На самой верхушке социальной лестницы находился хан - глава государства, который формально пользовался неограниченной властью. Государственный аппарат управления включал многочисленных чиновников разного ранга(3). Группу феодалов составляли эмиры, мурзы, уланы (огланы), казаки и духовенство. Из них знатностью своего положения выделялись эмиры (карачи, беки-князья), мурзы. Большим влиянием и авторитетом в государстве пользовалось мусульманское духовенство. Главный духовный наставник мусульман - сеид наряду со светскими феодалами участвовал в формировании внутренней и внешней политики Казанского ханства. Высшая религиозная знать (сеиды, шейхи, шейхзаде и др.) имела земельные владения, пользовалась на основе шариата (исламского права) судебным иммунитетом.
Служба ханской власти являлась основным условием для получения феодалами от хана так называемых суюргальных грамот. Эти грамоты давали феодалам право собирать в свою пользу ясак с населения определенной территории. При этом суюргальные земли оставались в собственности хана, крестьяне, живущие там, считались юридически свободными. Хан при желании мог отменить суюргальные права феодалов. По приказу хана владельцы таких грамот должны были явиться для участия в военном походе со своими отрядами в полном вооружении. Основу ханского войска составляли уланы и казаки - представители низших слоев феодалов.
Источники позволяют сделать вывод о том, что в Казанском ханстве существовал и институт тарханства. Посредством специальных тарханных грамот (ярлыков) государство в лице хана освобождало некоторых феодалов от всех платежей и повинностей, предоставляло им ряд других привилегий(4). Это явление можно рассматривать как одну из форм вознаграждения последних за особые заслуги перед правительством или же как дань особо знатному происхождению, положению в обществе владельцев тарханных грамот.
В этническом отношении группа феодалов Казанского ханства в основном состояла из татар. Однако среди марийского, удмуртского, мордовского населения также были свои «князья». Марийские народные предания, например, упоминают некоего «князя» Болтуша, жившего в XVI в. в бассейне р. Шошмы, притока Вятки(5). Видимо, речь в данном случае идет о марийском феодале, получившем от хана суюргальное право на определенную территорию, населенную его же соплеменниками.
Феодально - зависимое население Предкамья к середине XVI в. состояло из различных категорий сельского и городского «черного» населения («кара халык»). Его этнический состав был пестрым и включал как татар, так и почти полностью другие народности региона. Основную массу населения составляли ясачные люди, которые платили ясак, другие подати и налоги государству, феодалам. «Куллар», «чуралар» представляли из себя военнопленных. Будучи посажены на землю, они превращались в землевладельцев. Часть их находилась у феодалов на положении дворовых людей. Рабство же не было характерным явлением социальных отношений Казанского ханства.
После завоевания ханства Русское государство должно было выработать систему взаимоотношений с местным населением. Политика правительства в Предкамье, как и в Средневолжском регионе в целом, нашла достаточное отражение в исторической литературе(6). Мы остановимся на ее социальном и национальном аспектах.
2 октября 1552 г. частично сбылась вожделенная мечта церковно - дворянских идеологов Русского государства, называвших казанскую землю «подрайской» и заявлявших, что «хотя бы таковая землица и в дружбе была, ино бы ея не мочно терпети за такое угодие»(7). Штурмом была взята Казань - столица ханства. По этому поводу в русской летописи говорится, что «побито их (татар. - Р.Г.) в граде толико множество лежаше, яко по всему граду не бе где ступати не на мертвых»(8). На третий день после взятия Казани Иван Грозный собрал военный совет, на котором решался вопрос о дальнейших действиях правительства в завоеванном государстве. На совете одни выступили за завершение покорения населения ханства силой оружия, другие высказались за «мирные» пути достижения этой цели. Победила вторая точка зрения, поддержанная самим царем(9). Это в первую очередь объясняется нестабильностью внешнеполитического положения Московского государства и значительными потерями в живой силе, понесенными русскими войсками в ходе недавних военных действий.
Однако «Казанская война» 1552-1557 гг., восстания коренных народов Среднего Поволжья в 70-80-е гг. внесли свои коррективы в планы правительства. Особым ожесточением отличались они в Предкамье - бывшей цитадели Казанского ханства. «В те поры, - свидетельствуют русские летописи, - Луговая и Арская (стороны. - Р.Г.) отложилася и многия беды христианству и крови наведоша»(10). Тот факт, что в эти восстания были втянуты все народы и социальные слои населения бывшего ханства, прежде всего говорит об их антиколониальном и национально-освободительном характере. Как правильно отмечал историк XIX в. С.М. Соловьев, «казанские народы были предоставлены самим себе в восстаниях против Москвы: ногаи не могли доставить сильной помощи, крымцы - еще менее»(11). Подавлялись они правительством с большой жестокостью. Так, лишь в одной из многочисленных карательных экспедиций зимой 1554 г. отряды во главе с воеводами Семеном Микулинским, Петром Морозовым, Иваном Шереметьевым и князем Андреем Курбским «сожгли город на Меше, который построили мятежники, били их при всякой встрече, воевали четыре недели, страшно опустошили всю страну, вверх по Каме ходили на 250 верст, взяли в плен 6000 мужчин, 15000 женщин и детей»(12). Частью эти люди были истреблены, частью вывезены в центральные районы Русского государства, где подверглись крещению и насильственной ассимиляции.
Подытоживая последствия «Казанской войны», которая для коренного населения ханства объективно могла бы называться отечественной, тот же С. М. Соловьев отмечает, что «Арская и Побережная стороны опустошены были вконец»(13).
Особенно пострадало татарское население. Результатом военных действий в Среднем Поволжье во второй половине XVI в. явилось то, что численность татарского населения здесь сократилась за это время не менее чем на четверть(14).
Одновременно правительство решало и задачи, связанные с организацией системы управления завоеванным краем. Суть проблемы заключалась в том, что, в отличие от до сих пор колонизированных земель, ему здесь предстояло колонизировать уже густонаселенные районы с относительно высоким уровнем общественно-экономического развития и сильной мусульманской религией. И совершенно естественно, что «удаленность края от центра страны... и враждебное на первых порах отношение большинства населения к московскому господству требовали создания особой системы местного управления, не похожей на управление другими областями и вместе с тем не противоречащей традиционным принципам»(15). Постепенно сложилась полувоенная, так называемая воеводская, система управления территорией бывшего ханства, которая не претерпела больших изменений вплоть до петровских реформ. Эта система управления впервые сложилась в Среднем Поволжье и представляла собой совершенно другую «землю», политически слабо объединенную область с центром Русского государства. Ее возглавляли назначенные на эту должность царем воеводы со многими дьяками, подьячими, приказчиками и т. д. Естественно, что коренным народам в этой системе управления отводилась только второстепенная, вспомогательная роль. Их представители занимали должности сотников, толмачей-переводчиков, пятидесятников, десятников, старост и т. д. Таким образом правительство «создавало видимость допуска нерусских народов к управлению краем и тем самым привлекало к себе господствующие слои нерусского населения»(16).
В административном отношении территория бывшего ханства первоначально была разделена на два равноправных и независимых друг от друга воеводства - Казанское и Свияжское. Известный историк второй половины XVIII в. М.М. Щербатов считал, что царь «тако разделил вновь завоеванных народов между наместников своих Казанского и Свияжского, и самым сим разделением отлуча их от единого начальства и следственно... старался и между сими самыми народами меньше сообщения произвести»(17).
В дальнейшем на территории бывшего ханства были образованы и другие уезды. Однако источники позволяют сделать вывод, что с самого начала и вплоть до административной реформы Петра I начала XVIII в. Предкамье полностью географически входило в Казанский уезд, составив основную часть его территории. Упомянутый уезд, как и в ханские времена, делился на «дороги» - административные области: Арскую, Зюрейскую, Ногайскую, Алатскую и Галицкую. Кроме того, понятие «дорога» имело и транспортно-географическое значение. «Дороги», в свою очередь, делились на волости, сотни, пятидесятни, десятни. Вместе с тем следует отметить, что границы между вышеприведенными административными единицами, как и сами понятия, не отличались четкостью и выдержанностью. С 80-х годов XVI в. внутри Казанского уезда существовали и так называемые «пригородные» уезды. По мнению И. П. Ермолаева, они сократили территорию «дорог» и являлись показателем распространения здесь русского населения(18).
Политика правительства в отношении местных народностей завоеванного края (прежде всего татар) характеризуется необычайной жестокостью. За редкими исключениями татарам, а также другим коренным народам Предкамья запрещалось жить в черте города Казани, в других городах и вблизи больших дорог(19).
В специально отведенной для лояльных к правительству татар слободе Казани к 1565-1568 гг. насчитывалось 150 дворов, примерно с более чем 6000 жителями («живут в одном дворе семей по 10... и болыии 10 семей»(20)), тогда как русское население города достигло к этому времени более 7000 человек(21). Перенаселенность дворов с татарским населением объясняется тем, что правительство ограничивало их количество в слободе вышеуказанным числом.
Значительная часть сел, деревень и обрабатываемых раньше полей пришла в запустение. В писцовых и межевых книгах второй половины XVI в. очень часто упоминаются земли «порозжие лесом» и «пустоши»(22). Спасаясь от хозяйственно-экономического разорения, закрепощения, насильственного крещения и карательных экспедиций правительственных войск, уцелевшее население Предкамья целыми селами и деревнями переселялось с обжитых мест в места более отдаленные и потому менее безопасные(23). Косвенно об этом свидетельствует тот факт, что уже к 1565-568 гг. только лишь за архиепископом, двумя монастырями и русскими помещиками в Предкамье числилось, по нашим подсчетам, 41 пустошь «с четью», 4 села, «что были пустоши» и «в припуске», 5 пустошей с третью(24). Вероятно, эти «пустоши» являлись заброшенными деревнями и ранее обрабатываемыми полями.
Для пресечения и предупреждения «шатости» среди коренных народов правительство приняло ряд жестких мер. В частности, «лутчие» и «семьянистые» люди из татар, марийцев, удмуртов и чувашей вместе с семьями специально держались в Казани в заложниках. «Чтоб иноземцы отпросом и обманом в Казани измены не завели», им запрещалось, без специального на то разрешения воевод, покидать пределы уезда. «Измену» и «шатость» полагалось «проведывать всякими мерами тайно». Заподозренные же в «измене» подвергались допросам и пыткам. Коренным народам запрещалось также заниматься кузнечным и «серебряным» делом(25).
Однако правительство понимало, что меры чисто военно-административного характера не могли гарантировать стабильности его положения в завоеванном крае. Политика Русского государства в первую очередь была направлена на то, чтобы ослабить политическую и экономическую мощь феодалов бывшего ханства - носителей его государственности. Частично эта цель была достигнута в ходе «Казанской войны». Верхушка господствующего класса бывшего ханства практически была уничтожена. Только осенью 1555 г. погибло 1560 «именных людей»(26). Как свидетельствуют русские летописи, «Казанские люди лутчие, их князи и мурзы и казакы, которые лихо делали, все извелися»(27).
Часть феодалов вынуждена была мигрировать за пределы Средневолжского региона и искать службу на стороне. «Чтобы спастись от рук русских, -гласит татарская летопись, - разбежались они в разные стороны. Большинство их разбежалось в сторону запада в Крым и на Кубань... Многие переселялись на реку Джим и Куан. Смешались с киргизами и превратились в киргизский народ... Спасавшиеся разорялись»(28).
Многие феодалы были взяты в плен и отправлены в Москву. Им всем было предложено креститься. Далее «давали дияки по монастырем татар, которые сидели в тюрьмах и не захотели креститись; ино их метали в воду»(29), т. е. умерщвляли.
Лояльных же к русскому правительству феодалов Иван IV подчинил своей власти и принял на службу. Они стали называться служилыми татарами. Некоторые из них ценой услужения Русскому государству сумели сохранить при новой власти свои привилегии, восходящие еще к ханским временам, и назывались князьями, мурзами. Таким образом этим феодалам было оставлено право владеть поместьями «без грамот и без выписей с казанских дач по старине»(30), т. е. на вотчинных правах, как и в ханские времена.
Князь Бакшанда Нурушев, например, к 1602-1603 гг. собирал с волости Нали Кукмор Арской дороги «з 9 з 10 дворов дорогильные пошлины 14 рублев и 18 алтын две деньги, з двора по 5 алтын, да с тех же дворов с свадеб куняшную пошлину»(31), т. е. он собирал ясак и облагал дополнительным налогом население волости, как и в ханские времена. При этом он не имел обязательной в других случаях царской жалованной грамоты, дающей ему юридическое право владеть этой волостью(32).
Иногда вотчины феодалов бывшего ханства юридически оформлялись за их владельцами, видимо, за особые заслуги перед правительством. Князю Багишу Яушеву, например, «по государеве жалованной грамоте дано... за государево денежное жалованье» волость Терьса в Восточном Предкамье «на реке Каме»(33). Можно предположить, что эта волость принадлежала Яушевым еще с ханских времен, и правительство лишь повторно юридически закрепило вотчину за ними.
Обращает на себя внимание и перетасовка феодалов бывшего ханства после завоевания. У них отбирались исконные земли и взамен давались другие, что «преследовало цель вырвать «корни» родовитых фамилий»(34).
Создание служилого сословия из татар и других народов Среднего Поволжья не было новым явлением в политике Московского государства. Более того, к середине XVI в. эта политика стала уже традиционной. Но для правительства было характерно то, что оно не шло на раздачу служилым татарам крупных поместий и не допускало чрезмерного расширения вотчин феодалов бывшего ханства, опасаясь их экономического и политического усиления. Немногие из них имели поместный оклад в размере свыше 100 четвертей(35) земли, тогда как среди русских помещиков это было обычным явлением. Они не уравнивались в правах с русскими дворянами.
Известно, что историки упоминают в Левобережье Волги через 10-15 лет после падения Казани 200 татарских феодалов(36). Это говорит о том, что при новой власти в Предкамье сохранилась лишь небольшая часть феодалов бывшего ханства.
Царь Иван Грозный понимал, что для проведения своей политики среди местных народов региона недостаточно опираться только на политически ненадежных феодалов бывшего ханства. Нужны были людские силы и в военных действиях. Поэтому царь ввел в практику верстание части средних слоев коренного населения в служилое сословие. Они назывались служилыми людьми «по прибору» и подбирались в основном из ясачных крестьян.
До нас практически не дошел ни один документ, свидетельствующий о выделении поместий служилым татарам в первые годы после завоевания Казани. Ценный материал в этом отношении дает писцовая книга Ивана Болтина 1602-1603 гг. Здесь, например, упоминается, что поместье Сабакана Малаева в деревне Верески по Алатской и Галицкой дорогам «был за отцом его, а в казанской даче дан тот жеребей отцу его в 65-м году» (1556-1557 гг. - Р.Г.). Здесь же говорится о верстании в 1563-1564 гг. служилого татарина Карманака вместе «с товарыщи 16 человек служилых» в деревне Евлушеик Ногайской дороги. Ранее 1562-1563 гг. в деревне Бурнашева были поверстаны служилые татары Аксеит Чюрин, Уракчей Девлизерев, Бауш Едигерев, Теней Азбередеев, Бурнак Усенев, Кобек Культамышев и т. д.(37). Поместные земли некоего князя Янбулата Шеманова и других служилых татар упоминаются и в межевой книге Казанского уезда 1565-1568 гг.(38). Верная и исправная служба русскому государю являлась при этом важнейшим условием выдачи поместий служилым татарам. «Государь царь... за их службу и раденья, - говорится в одном из царских наказов казанским воеводам, - пожалует своим царским жалованьем, и оне бы государю служили и прямили»(39).
Принцип выдачи поместий служилым татарам хорошо раскрывается в отказной грамоте, выданной Приказом Казанского дворца не ранее сентября 1633 г. Уразгильдию и Чюрючею Емеевым детям Хозяшевым на поместье их отца в Казанском уезде. Как видно из документа, отцу Уразгильдея и Чюрючея - Емею Хозяшеву в свое время «за ево, Емееву, службу, что он, Емей ... изменника (Еналея Еммаметова. - Р.Г.), изымав, привел в Казань», были пожалованы отобранные у последнего «за измену» поместье и вотчина. После Емея сыновья Еналея Еммаметова - Урекейка, Ижбулатка и Битуганка предприняли попытку возвратить себе бывшие владения их отца. И это им на короткое время даже удалось. Но как только в итоге разбирательства выяснилось, что отец Урекейки, Ижбулатки и Битуганки был «изменником», то тотчас же им в этих землях было отказано. В конце концов эти земли «за службу отца их» были пожалованы детям Емея Хозяшева с условием, что им «как в службу поспеют, наша служба служить и сестер своих кормить и, вскормя, с приданым замуж выдать»(40). Как видим, если у одного из служилых татар поместье «за измену» было отобрано, то другому, наоборот, за верную службу «государю» оно было пожаловано. Причем в этом конкретном случае за счет пострадавшего. Безусловно и то, что верная служба правительству или же «измена» ему со стороны отцов прямо отражалась на социальном и имущественном положении их детей. Обычно поместья служилым татарам давались вместо денежного жалованья и основанием для владения ими служили царские жалованные грамоты.
Имеющийся круг источников позволяет нам утверждать, что во второй половине XVI в. в Предкамье в целом уже сложилось сословие служилых татар. В писцовой книге Ивана Болтина 1602-1603 гг. упоминаются, по нашим подсчетам, около 500 служилых татар (включая и служилых «новокрещен»)(41). Это означает, что за период примерно с 1566-1567 гг. сословие служилых татар в Предкамье увеличилось примерно в 2,5 раза. Этот факт, в свою очередь, свидетельствует о том, что в эти 35-36 лет шел интенсивный процесс формирования служилого сословия из коренных народов Предкамья. Среди служилого сословия писцовая книга упоминает 14 князей и 6 мурз(42).
Известно, что отряд служилых татар из Предкамья участвовал в начавшейся в 1558 г. Ливонской войне. В дальнейшем формирование подобных отрядов становится обычным явлением. В целом служилые татары стали действующей частью проведения внутренней и внешней политики правительства.
В отношении основной феодально-зависимой массы коренного населения Предкамья правительство проводило политику, учитывающую местные традиции социального подчинения. В так называемой Царственной книге говорится, что сразу после завоевания Казани «государь послал по всем улусам черным людем ясачным жалованные грамоты ясачные», чтобы они «ясаки платили, якоже и прежним Казанским царем»(43). Вскоре царь «черных людей и Арских пожаловал, ясаки на них велел имати прямые, как было при Магмеделиме-царе... велел их к шерти привести, ясаки на них имати и во всем их управливати»(44). Воеводы же казанские послали на Арскую и Побережную сторону в разные волости «ясаков брать» детей боярских Алексея Давидова, Назара Глебова, Григория Злобина, Якова Остафиева, Ширяя Кобякова и др. «И те дети боярские ясаки собрали сполна и привезли их к воеводам»(45). С того времени основная масса коренного населения Предкамья (татары, чуваши, марийцы, мордва и удмурты) должны были платить в государственную казну ясак. Следует подчеркнуть, что в XVI в. ясак в Среднем Поволжье являлся уже не просто данью в известном смысле слова, а феодальной рентой. Это подтверждает и тот факт, что поселившиеся позднее на ясачных землях русские крестьяне также обязывались платить в государственную казну ясак.
Как и в ханские времена, ясак платился за предоставленное государством право пользоваться земельными владениями. Ясачные люди обязывались также платить в казну оброк за пользование лесными, речными, озерными и прочими угодьями и нести определенные государственные повинности. Все эти подати и повинности тяжким бременем ложились на ясачное население Предкамья и часто являлись причиной материального неблагополучия последних. «Условия уплаты ясака и оброков за пользование участками государственных земель, перед которыми были поставлены народы Среднего Поволжья, вполне отвечали военно-политическим и фиксальным интересам централизованного государства. За вновь приобретенные земли казна, ничего не давая, получала ежегодно огромные суммы с населения»(46). Ясак являлся основным выражением отношений между государством и населением. Большинство населения соприкасалось с государственной властью именно через ясак. Как форма налогообложения крестьян он просуществовал до 1724 г. и составлял значительную часть государственных доходов. Поэтому в течение всего этого периода правительство постоянно добивалось численного увеличения ясачников и строго контролировало поступление ясака в государственную казну. «И во всем государю имати прибыли, - говорится в одном из наказов казанским воеводам, - которая прибыль государю была прочна, и стоятельна, а людем бы не в тягость»(47).
Писцовая книга Казанского уезда 1602-1603 гг. зафиксировала 79 ясачных селений. Однако она была составлена лишь с целью размежевания служилых татар от ясачного населения, и потому в книге описаны только те ясачные деревни, где проживали и служилые татары(48). Деревни с исключительно ясачным населением, которые, по нашему мнению, составляли большинство среди ясачных селений, не попали в писцовое описание. Так, при межевании здесь упоминается множество ясачных сел и деревень (Табл. 1 - со списком 56 ясячных деревень). Абсолютное большинство ясачных селений, описанных или упомянутых в писцовой книге, существовало и в период ханства. Более того, в настоящее время в Предкамье имеется множество сел и деревень, также существовавших еще в период ханства, которые в источниках второй половины XVI столетия среди вотчинных, поместных или дворцовых селений не числятся, и в то же время они не попали в вышеупомянутую писцовую книгу. Этот факт наводит на мысль о том, что к концу XVI-началу XVII вв. их население полностью состояло из ясачных людей. К таким селениям можно отнести Агрыз, Янгулово, Турнали, Пшалым, Сизу, Кошлауч, Мамадыш, Байлангар и многие другие современные города, села и деревни(49).
Таким образом, ясачники составляли абсолютное большинство коренного населения Предкамья. Часть людей из числа местных народностей региона после завоевания ханства попала в крепостную зависимость от архиерейского дома, монастырей, русских и татарских феодалов. Так, 9 татарских и «чювашских» дворов к 1565-1568 гг. находились в крепостной зависимости от русского помещика-дворянина Степана Кайсарова и двух его сыновей(50).
Социальная структура коренных народов Предкамья при новом правительстве сложилась уже в первые десятилетия после взятия Казани. Это, с одной стороны, феодалы в лице князей, мурз и служилых татар, с другой - феодально-зависимое население в составе ясачных и крепостных людей.
Несмотря на то, что в лице служилых татар правительство стремилось создать себе социальную опору в завоеванном крае, основную ставку оно, естественно, здесь делало на русское служилое сословие. Составной частью социальной политики правительства было и переселение сюда феодально-зависимого населения из центральных областей Московского государства. Используя русских служилых людей, в первую очередь дворян, правительство возлагало на них, на наш взгляд, три функции: 1) полицейские функции в отношении коренного населения края; 2) функции проводника колонизаторской политики в регионе; 3) введение в хозяйственный оборот в интересах государства новых земель. Русское крестьянство, принудительно или вольно переселявшееся в Предкамье из разных областей Московского государства, также являло собой колонизационный фактор, тем самым выступая проводником политики правительства в регионе.
Продолжение: https://irek-tattarich.livejournal.com/108756.html