И кубики льда в стакане
Звякнут легко и ломко,
И странный узор на скатерте
Начнет рисовать рука,
И будет звучать гитара,
И будет крутиться пленка,
И в дальний путь к Абакану
Отправятся облака...
И нет во мне ни смирения, ни гордыни, а есть спокойное и радостное
сознание того, что впервые в своей долгой и запутанной жизни, я делаю то,
что положено было мне сделать на этой земле.
Это гордыня? Не знаю. Надеюсь, что нет!
Галич не Солженицын, уж он-то точно не дожил бы до наших дней: с больным сердцем, с нервами, запоями. Так что сегодня ему только теоретически могло исполниться 90 лет. Галич, наверное, самый недооцененный и несправедливее всех позабытый русский поэт.
Я уже был благополучным сценаристом, благополучным драматургом, благополучным советским холуем. И я понял, что я так больше не могу. ...
Около месяца назад пытался написать стихотворение. Топтался на месте с одной строфой, и то довольно корявой.
Холуев-то полно,
И ничуть их не меньше, чем давеча.
Огорчает одно.
Ни один не прорежется в Галича.
Дальше не шло никак. Может, еще допишу. Но вы поняли, про что я хотел написать.