Научная конспирология
Говорить о конспирологии в привычных ее темах крайне трудно. Кто-то в нее "верит" и говорит совершенно сумасшедшую чушь, кто-то "не верит" и также... Уж больно темный предмет. Те влияния, которые оказывают группы единомышленников в политике и экономике, оставляют мало следов. Деятели скрываются от публичности, редко фиксируют свои разговоры на бумаге. В общем, одни догадки, такая уж это область, легче считать, что далеко от фонаря ничего нет, там, в темноте, лежит великая пустота, которая, впрочем, во всем подобна тому же, что видно под фонарем.
Есть, правда, одна тропинка, редко кем хоженая. Дело в том, что способы взаимодействия людей и культур примерно одни и те же в разных областях - как люди договариваются насчет каких-то дел политических или экономических, примерно так же они пытаются взаимодействовать и по науке. Не в содержательно-научном плане, само собой, а - по тому, "как это делается". А наука - штука не настолько важная, по сравнению с проблемами власти, и об этом потому пишут, запоминают, рассказывают. То есть если хорошенько приглядеться, как происходят дела в науке, можно иметь довольно верный образ и других примеров влияния.
Все равно трудно, конечно. Множество предубеждений, фантазий, "идолов" - о том, как в науке. Причем это самая "продробленная" область человеческих занятий. Одно время подсчитывали, сколько же людей в среднем в научном сообществе - по какой-то вменяемой теме. Оказалось, несколько десятков. Обычно 50, 70, 90 имен. Конечно, бывает и 150-200, бывает и двое-трое, но в среднем - немногие десятки профессионалов могут в самом деле понимать, о чем говорят другие. А наук - многие тысячи. И то, как обстоят дела в одной, которую хорошо знаешь, практически ничего не позволяет узнать о том, как у других. Обычаи этих малых племен настолько различаются... То есть тут малые группы, все проблемы решаются несекретно небольшими группами людей, не миллионами, в принципе все можно записать, вспомнить, расшифровать. Задача много легче, чем отследить политику какого-нибудь крупного банка или финансового консультационного совета. Ладно, это отдельная тема.
Так вот, надо взять какой-нибудь хороший фонарь и трясти. Даже самые известные примеры самых именитых наук описаны из рук вон плохо, почти ничего толком не известно. Но все же иногда кто-нибудь берется и пытается наискать, что же было. Вот, скажем Law J. 1973. The development of specialities in science: the case of X-ray protein crystallography - Science Studies. v. 3. N. 3. P. 275-303.
Написать это всё с самого начала и подробно - ну, лучше это прочесть, об этом написаны толстые книги. Много. В том числе хорошие. О возникновении молекулярной биологии. Другое дело, что в них обычно не ловится то, что надо - как всегда, излагается так, будто "это" было всегда, и вот только нашлись умные люди и открыли.
Между тем было несколько крупных научных сообществ, занимавшихся популярными темами. Было сообщество исследователей строения белка, и было сообщество тех, кто интересовался кристаллографией. Грубо говоря, это были химики и физики. В силу разных причин - можно смотреть сети научного ученичества, это весьма поучительные сетки - в Англии в 30-х годах образовалась неформальная группа ученых, которая стала себя называть Клубом теоретической биологии. Они были из разных городов, официально не существовали и потому поймать этот кружок документально весьма трудно. Список имен выявили, рсшифровывая инициалы из посвящения в одной из книг.
Это: Джозеф Нидэм (эмбриолог), Дж.Д. Бернал (кристаллограф), Дороти Ринч (математик), Макс Блэк (философ), К.Х. Уоддингтон (эмбриолог, автор термина "креод развития"), Дж.Г. Вуджер (философ, написал первые книги по теоретической таксономии), его жена Иден Вуджер и В.П. Вейзнер (зоолог). Бернал из этого кружка общался со многими членами "белкового сообщества", важно, что с Астбери. Можно долго перечислять, кто к кому ходил на лекции, на семинары, встречался домами, работал в лабе, изучал статьи, интересовался идеями. Там Ходжкин, Дж.Х. Гопкинс, Пири (вирусолог), Фанхукен.... И еще десятки имен.
Объединяло их то, что они интересовались биологией на молекулярном уровне, все они считали, что настоящая теоретическая биология, то есть "настоящая" наука, возможна, если перейти на молекулярный уровень при изучении явлений жизни. В 30-е это было совсем не такое уж обычное убеждение.
Люди, входившие в этот кружок, были весьма влиятельны - но чтобы это описать для тех, кто не знает, опять же надо целые томы, потому что там на сотни страниц описания их исследований и тех, на кого они повлияли, с кем общались, кого привели к новым типам исследований, и влияние их книг... Сказалось это уже в 50-е годы.
Опять же описать ситуацию в науке того времени трудно - сотни исследователей, у каждого свои взгляды. В общем, кристаллографы сомневались, что следует исследовать белок кристаллографически - слишком сложный объект, надо начинать с простого. И "белочники" к таким физическим методам, как рентген живых и пластичных белков относились с настороженностью. Образовалась группа людей, которые занимались кристаллографией белков, но были преимущественно химиками - и, кстати, по этой причине не очень хорошо представляли себе фундамент кристаллографии как физической дисциплины, восприняли как внешний метод. Зато обладали уверенностью, энтузиазмом, настойчивостью, упрямством - были убеждены, что можно прорваться, что можно отбросить всякие детали и просто, рентгеном, подсчитав полученное, определить структуру белка. Они не были кристаллографами по образованию, но занимались этой темой - что создавало напряжения в научном сообществе и в то же время позволяло им не видеть многих трудностей. Какая была убежденность? Ходжкин говорила: "Конечно, мы интересовались другими работами по белкам, но на самом деле мы чувствовали, что ничто, кроме рентгенографиченского анализа, не сможет дать нам того, что нужно. Мы хотели получить информацию относительно организации молекул, и рентгенокристаллография являлась единственным способом, которым мы намерены были получить эту информацию". - Вот это важно. Кружок единомышленников создает интеллектуальную атмосферу, и в ней люди хотят получить не "любой" ответ, а только в определенном формате, у них появляются ожидания, образ результата - они заранее знают, каким должен быть ответ, они не ищут "что там истина в природе", а ищут то, что заранее им известно, как его следует искать и чем это должно быть.
http://zabzamok.livejournal.com/282957.html
И тут еще история Полинга... Которую тоже не рассказать - слишком много. Если в общих словах, то кажется, что он делал то же самое - пытался расшифровать строение субъединиц белков, надеясь потом склеить результаты. Но это слишком общие слова. Вот что говорил Бернал: "Полинга пугала та свобода, с которой кристаллографы того времени, особенно Астбери, обращались с тонкими химическими структурами своих моделей. Они, похоже, считали, что все, что им требуется - это расположить атомы в должном порядке и приблизительно на должных расстояниях друг от друга, и что нет надобности накладывать на атомы никаких дополнительных ограничений".
В сторону речь о вкладе Полинга, кто же там победил, кто проиграл и насколько, насколько они пришли все вместе, а насколько метод одного оказался лучше другого.
У Астбери своя отдельная история. Он уже не занимался чистой кристаллографией, тот идейный фон, который руководил и остальными, он принял более прямо и непосредственно. Занялся этой сложной тематикой строения белка он в 1928 г. Он работал разными методами и рассматривал себя - и впервые называл себя - "молекулярным биологом". Частично это связано с его предметом (волокнистые белки). Однако это опять бесчисленные детали - важно, что он это понятие придумал, несколько лет употреблял его "скрыто", не публиковал, считал себя первым молекулярным биологом, потом, в 1951 г. в гарвеевской лекции объявил о таком самоназвании и о создании новой науки. Попытки сделать название популярным. И для него тут важен был не конкретный мето, а общий подход: опора на фундаментальные науки 9физика, химия), поиск ниже уровня классической биологии, т.е. биология воспринимается как собрание "грязных примеров", макропримеров, которые требуется расшифровывать, чтобы отыскать причины на микроуровне. Это - идея, которой он руководствовался, тот нерв, которым обеспечено название "молекулярная биология". Интерес молбиологии - к формам биологических молекул, их эволюции, функциям, и попутно - к объяснению макрофеноменов, традиционно называемых биологическими, исходя их этих молекулярных зависимостей. При этом понимал молбиологию не как детальную морфологию, морфологию микроуровня,- скорее как общую задачу на поиск генезиса и функций молекул. Дело в том, что интерес морфолога - морфолога любого уровня - это форма, а когда морфология рассматривается как серийная штука, где важна не сама форма, а именно то, что из нее можно извлечь для расшифровки функции и генезиса - это совсем другой тип исследования.
Причем все это английская история. И в самой Англии к этой группе не-физиков кристаллографов относились с насмешкой, многие не принимали их работы всерьез (у них нет образования, сразу ломанулись в сложнейшую область, по образу действий - не понимают трудностей, знать ничего не хотят, ищут по-простому). На континенте и даже в Америке противостояние было еще сильнее, и там членам этой группы закрепиться не удалось. В целом и белковое сообщество, и кристаллографы терпели сложившуюся группу, хотя не ожидали от них успехов и подтрунивали над неудачами.
Если у американцев смеялись злее (немногие появившиеся там исследователи такого направления считали за лучше уехать при возможности в Англию), то на континенте было и вовсе совсем иное. Отмечают очень сильное различие между немецкой и британской кристаллографией того времени, 20-х, 30-х и следующих лет. Основное направление британцев - совершенствовать методы, расшифровывать все более сложные структуры. То есть - то же самое, но еще лучше, курочка по зернышку. В Германии дело шло совсем иначе, там был теоретический интерес - из кристаллографии искали выходы на проблемы устройства атома, к фундаментальной физике, это была по острию интереса - теоретическая область. То место, где можно решать важнейшие теоретические проблемы, - это было в сильном контрасте со стилем работы британских кристаллографов.
Итак, даже в этой небольшой точке - там задействовано... ну, пара сотен имен - можно отыскать огромное разнообразие. Это разные школы внутри британской науки, отличные от нее американская и континентальная школы, различия между химиками, занимающимися белком, и физиками-кристаллографами - различия образования и подходов. И несколько типов специальностей: основанная на методе, технике, приборе (у этого типа большое будущее, так стали определяться многие науки во второй половине ХХ в). Другой тип специальностей - основанные на теории, это классика, так определялись специальности в классической науке, такой была специализация у немцев. Здесь общность определял совместно используемый формализм. Уже из теории вытекают подходы к приборам, методам, постановка задач и пр. Наконец, еще более древний тип специальности - основанный на предмете, связанный с интересом к предмету, когда используются самые разные методы.
В этой истории, за нагромождением технических деталей, характеров и судеб, разных типов образования и научных специальностей, особенностей данной научной проблемы - за всем этим - видно, как вначале имеется группа талантливых людей, единомышленников, которые развивают некоторый круг мыслей и определяют, какими мыслятся подходы к самым разным проблемам. Они определяют, так сказать, философию и мировоззрение. Эти туманные слова позволяют влиять на самые разные умы, проникать в разные профессии и задачи, сказываться в самых разных местах интеллектуального фронта. И в результате рождается самая мощная наука биологического круга, которая сломала биологию ХХ в. и сделала биологию XXI.
Есть, правда, одна тропинка, редко кем хоженая. Дело в том, что способы взаимодействия людей и культур примерно одни и те же в разных областях - как люди договариваются насчет каких-то дел политических или экономических, примерно так же они пытаются взаимодействовать и по науке. Не в содержательно-научном плане, само собой, а - по тому, "как это делается". А наука - штука не настолько важная, по сравнению с проблемами власти, и об этом потому пишут, запоминают, рассказывают. То есть если хорошенько приглядеться, как происходят дела в науке, можно иметь довольно верный образ и других примеров влияния.
Все равно трудно, конечно. Множество предубеждений, фантазий, "идолов" - о том, как в науке. Причем это самая "продробленная" область человеческих занятий. Одно время подсчитывали, сколько же людей в среднем в научном сообществе - по какой-то вменяемой теме. Оказалось, несколько десятков. Обычно 50, 70, 90 имен. Конечно, бывает и 150-200, бывает и двое-трое, но в среднем - немногие десятки профессионалов могут в самом деле понимать, о чем говорят другие. А наук - многие тысячи. И то, как обстоят дела в одной, которую хорошо знаешь, практически ничего не позволяет узнать о том, как у других. Обычаи этих малых племен настолько различаются... То есть тут малые группы, все проблемы решаются несекретно небольшими группами людей, не миллионами, в принципе все можно записать, вспомнить, расшифровать. Задача много легче, чем отследить политику какого-нибудь крупного банка или финансового консультационного совета. Ладно, это отдельная тема.
Так вот, надо взять какой-нибудь хороший фонарь и трясти. Даже самые известные примеры самых именитых наук описаны из рук вон плохо, почти ничего толком не известно. Но все же иногда кто-нибудь берется и пытается наискать, что же было. Вот, скажем Law J. 1973. The development of specialities in science: the case of X-ray protein crystallography - Science Studies. v. 3. N. 3. P. 275-303.
Написать это всё с самого начала и подробно - ну, лучше это прочесть, об этом написаны толстые книги. Много. В том числе хорошие. О возникновении молекулярной биологии. Другое дело, что в них обычно не ловится то, что надо - как всегда, излагается так, будто "это" было всегда, и вот только нашлись умные люди и открыли.
Между тем было несколько крупных научных сообществ, занимавшихся популярными темами. Было сообщество исследователей строения белка, и было сообщество тех, кто интересовался кристаллографией. Грубо говоря, это были химики и физики. В силу разных причин - можно смотреть сети научного ученичества, это весьма поучительные сетки - в Англии в 30-х годах образовалась неформальная группа ученых, которая стала себя называть Клубом теоретической биологии. Они были из разных городов, официально не существовали и потому поймать этот кружок документально весьма трудно. Список имен выявили, рсшифровывая инициалы из посвящения в одной из книг.
Это: Джозеф Нидэм (эмбриолог), Дж.Д. Бернал (кристаллограф), Дороти Ринч (математик), Макс Блэк (философ), К.Х. Уоддингтон (эмбриолог, автор термина "креод развития"), Дж.Г. Вуджер (философ, написал первые книги по теоретической таксономии), его жена Иден Вуджер и В.П. Вейзнер (зоолог). Бернал из этого кружка общался со многими членами "белкового сообщества", важно, что с Астбери. Можно долго перечислять, кто к кому ходил на лекции, на семинары, встречался домами, работал в лабе, изучал статьи, интересовался идеями. Там Ходжкин, Дж.Х. Гопкинс, Пири (вирусолог), Фанхукен.... И еще десятки имен.
Объединяло их то, что они интересовались биологией на молекулярном уровне, все они считали, что настоящая теоретическая биология, то есть "настоящая" наука, возможна, если перейти на молекулярный уровень при изучении явлений жизни. В 30-е это было совсем не такое уж обычное убеждение.
Люди, входившие в этот кружок, были весьма влиятельны - но чтобы это описать для тех, кто не знает, опять же надо целые томы, потому что там на сотни страниц описания их исследований и тех, на кого они повлияли, с кем общались, кого привели к новым типам исследований, и влияние их книг... Сказалось это уже в 50-е годы.
Опять же описать ситуацию в науке того времени трудно - сотни исследователей, у каждого свои взгляды. В общем, кристаллографы сомневались, что следует исследовать белок кристаллографически - слишком сложный объект, надо начинать с простого. И "белочники" к таким физическим методам, как рентген живых и пластичных белков относились с настороженностью. Образовалась группа людей, которые занимались кристаллографией белков, но были преимущественно химиками - и, кстати, по этой причине не очень хорошо представляли себе фундамент кристаллографии как физической дисциплины, восприняли как внешний метод. Зато обладали уверенностью, энтузиазмом, настойчивостью, упрямством - были убеждены, что можно прорваться, что можно отбросить всякие детали и просто, рентгеном, подсчитав полученное, определить структуру белка. Они не были кристаллографами по образованию, но занимались этой темой - что создавало напряжения в научном сообществе и в то же время позволяло им не видеть многих трудностей. Какая была убежденность? Ходжкин говорила: "Конечно, мы интересовались другими работами по белкам, но на самом деле мы чувствовали, что ничто, кроме рентгенографиченского анализа, не сможет дать нам того, что нужно. Мы хотели получить информацию относительно организации молекул, и рентгенокристаллография являлась единственным способом, которым мы намерены были получить эту информацию". - Вот это важно. Кружок единомышленников создает интеллектуальную атмосферу, и в ней люди хотят получить не "любой" ответ, а только в определенном формате, у них появляются ожидания, образ результата - они заранее знают, каким должен быть ответ, они не ищут "что там истина в природе", а ищут то, что заранее им известно, как его следует искать и чем это должно быть.
http://zabzamok.livejournal.com/282957.html
И тут еще история Полинга... Которую тоже не рассказать - слишком много. Если в общих словах, то кажется, что он делал то же самое - пытался расшифровать строение субъединиц белков, надеясь потом склеить результаты. Но это слишком общие слова. Вот что говорил Бернал: "Полинга пугала та свобода, с которой кристаллографы того времени, особенно Астбери, обращались с тонкими химическими структурами своих моделей. Они, похоже, считали, что все, что им требуется - это расположить атомы в должном порядке и приблизительно на должных расстояниях друг от друга, и что нет надобности накладывать на атомы никаких дополнительных ограничений".
В сторону речь о вкладе Полинга, кто же там победил, кто проиграл и насколько, насколько они пришли все вместе, а насколько метод одного оказался лучше другого.
У Астбери своя отдельная история. Он уже не занимался чистой кристаллографией, тот идейный фон, который руководил и остальными, он принял более прямо и непосредственно. Занялся этой сложной тематикой строения белка он в 1928 г. Он работал разными методами и рассматривал себя - и впервые называл себя - "молекулярным биологом". Частично это связано с его предметом (волокнистые белки). Однако это опять бесчисленные детали - важно, что он это понятие придумал, несколько лет употреблял его "скрыто", не публиковал, считал себя первым молекулярным биологом, потом, в 1951 г. в гарвеевской лекции объявил о таком самоназвании и о создании новой науки. Попытки сделать название популярным. И для него тут важен был не конкретный мето, а общий подход: опора на фундаментальные науки 9физика, химия), поиск ниже уровня классической биологии, т.е. биология воспринимается как собрание "грязных примеров", макропримеров, которые требуется расшифровывать, чтобы отыскать причины на микроуровне. Это - идея, которой он руководствовался, тот нерв, которым обеспечено название "молекулярная биология". Интерес молбиологии - к формам биологических молекул, их эволюции, функциям, и попутно - к объяснению макрофеноменов, традиционно называемых биологическими, исходя их этих молекулярных зависимостей. При этом понимал молбиологию не как детальную морфологию, морфологию микроуровня,- скорее как общую задачу на поиск генезиса и функций молекул. Дело в том, что интерес морфолога - морфолога любого уровня - это форма, а когда морфология рассматривается как серийная штука, где важна не сама форма, а именно то, что из нее можно извлечь для расшифровки функции и генезиса - это совсем другой тип исследования.
Причем все это английская история. И в самой Англии к этой группе не-физиков кристаллографов относились с насмешкой, многие не принимали их работы всерьез (у них нет образования, сразу ломанулись в сложнейшую область, по образу действий - не понимают трудностей, знать ничего не хотят, ищут по-простому). На континенте и даже в Америке противостояние было еще сильнее, и там членам этой группы закрепиться не удалось. В целом и белковое сообщество, и кристаллографы терпели сложившуюся группу, хотя не ожидали от них успехов и подтрунивали над неудачами.
Если у американцев смеялись злее (немногие появившиеся там исследователи такого направления считали за лучше уехать при возможности в Англию), то на континенте было и вовсе совсем иное. Отмечают очень сильное различие между немецкой и британской кристаллографией того времени, 20-х, 30-х и следующих лет. Основное направление британцев - совершенствовать методы, расшифровывать все более сложные структуры. То есть - то же самое, но еще лучше, курочка по зернышку. В Германии дело шло совсем иначе, там был теоретический интерес - из кристаллографии искали выходы на проблемы устройства атома, к фундаментальной физике, это была по острию интереса - теоретическая область. То место, где можно решать важнейшие теоретические проблемы, - это было в сильном контрасте со стилем работы британских кристаллографов.
Итак, даже в этой небольшой точке - там задействовано... ну, пара сотен имен - можно отыскать огромное разнообразие. Это разные школы внутри британской науки, отличные от нее американская и континентальная школы, различия между химиками, занимающимися белком, и физиками-кристаллографами - различия образования и подходов. И несколько типов специальностей: основанная на методе, технике, приборе (у этого типа большое будущее, так стали определяться многие науки во второй половине ХХ в). Другой тип специальностей - основанные на теории, это классика, так определялись специальности в классической науке, такой была специализация у немцев. Здесь общность определял совместно используемый формализм. Уже из теории вытекают подходы к приборам, методам, постановка задач и пр. Наконец, еще более древний тип специальности - основанный на предмете, связанный с интересом к предмету, когда используются самые разные методы.
В этой истории, за нагромождением технических деталей, характеров и судеб, разных типов образования и научных специальностей, особенностей данной научной проблемы - за всем этим - видно, как вначале имеется группа талантливых людей, единомышленников, которые развивают некоторый круг мыслей и определяют, какими мыслятся подходы к самым разным проблемам. Они определяют, так сказать, философию и мировоззрение. Эти туманные слова позволяют влиять на самые разные умы, проникать в разные профессии и задачи, сказываться в самых разных местах интеллектуального фронта. И в результате рождается самая мощная наука биологического круга, которая сломала биологию ХХ в. и сделала биологию XXI.