Послесловие
Начал я писать свои воспоминания в 1977 году. Конечно, рассчитывал издать их, но как оказалось, если в повествовании не отражена роль КПСС, не видать тебе издания, как своих ушей. И решил я со своими детьми оставить эти записи для них, в рукописи. Но вот прошло более тридцати лет, и мои рукописи начали приходить в негодность, т.е. пожелтела бумага, стали выцветать чернила, местами их было и не прочесть. Поэтому встал вопрос- как сохранить все это: начать переписывать все не смогу, начали дрожать руки. Но вот случайно нашлись люди, готовые помочь мне в издании моих повествований. Ну, как говорят, в добрый путь!
[Читать дальше]
Как оказалось, это не легкое дело, я словно огромным лемехом взворотил многолетнюю целину своей памяти. Подумать только, ведь прошла целая человеческая жизнь, 65 лет минуло с той поры, и ты вновь, хоть и виртуально, но окунулся в водоворот того грозного лихолетия.
Ярко встают в памяти события Оршанского и Богушевских застенков гестапо, издевательский крик псов-надсмотрщиков, кошмарные ночи «банных» дней (когда брали на расстрел). Встают в памяти товарищи по оружию партизанских будней, в белорусских лесах, встают в памяти братья-славяне фронтовых будней. Невольно встают в памяти, казалось, бесконечные ночные марши по разбитым прифронтовым дорогам, короткий отдых в дождливом осеннем лесу, и снова марш. А фронт все ближе и ближе -уже видны зарницы взрывов, всполохи ракет, гром канонады. Не редко бывает и так, что попадешь под минометный обстрел, а ты на открытой местности. Хоть бы какая ложбинка, чтоб укрыться, и ты падаешь, где попало, прижимаешься всем своим телом, всем своим существом к земле-матушке, как младенец к материнской груди, авось пронесет, а рука с лопатой автоматически, как может, роет, роет ровок, чтоб упрятать себя от роющих землю осколков мин. А бой, ни один бой не обходился без смертей, и нервы, как тугая стальная пружина, сжата до упора, каждое мгновение может стать последним мгновением в твоей жизни (как в песне Рождественского «Мгновения»). И вдруг, раздается истошный крик, тяжело раненного, предсмертный крик отчаяния наводчика, а тут ещё страшнее -лежит, пополам разорванный солдат и простер руку в нашу сторону, кричит: - «Братцы добейте, братцы добейте», а у самого слезы, да такие, что я никогда не видел, чтоб слезы лились ручьем. Ну а мы что? Мы словно оцепенев на секунду, стыдливо опускали глаза и пробегали мимо. Ну, ни у кого из нас не поднялась рука сделать то, о чем он просил... Нередко мне приходилось видеть убитых: один весь в крови, другой, в ни кровиночки но убитый, а тут пополам разорванный человек в полном рассудке и живой. Да, кому какую смерть Бог пошлет, но зачем же такую жестокую… Ну, а нам- вперед, только вперед и ни каких гвоздей!
Боже мой! Сколько же пришлось нашему солдату пережить, ну ладно, я пошел воевать в октябре 1943 года, а есть ведь такие, что пошли, как говорят от звонка до звонка. Так что же ему бедолаге пришлось перенести. Да нижайший поклон таким солдатам лихого лихолетия!
Как-то заходит в мою комнату дочка, и говорит: «Папка, а ты сегодня ночью кричал во сне», «Ну вот думаю, себе ещё этого не хватало, стал кричать по ночам», «Кончай смотреть дурацкие фильмы на ночь глядя». Ей то невдомек, что фильмы тут ни при чем, а память. Ох, память! Что ты порой делаешь с человеком. Порой от переизбытка чувств, невольно даванут слезы. Одне говорят, что это божий дух тебя касается, конечно если ты верующий человек, а другие, что это повышенная слезливость, постоянный спутник всех пожилых людей. в итоге, все это от расстроенности нашей нервной системы. Господи! Я и не знаю, были ли они (нервы) у меня когда-либо настроены. Вот и сейчас, когда пишу эти строки, я с трудом держу уровень строки - «пляшут» руки и что ни год, все сильнее. Я молю Бога, что хоть ум ясный, особенно - память, никакие жизненные невзгоды, не поколебали мой рассудок, мою память.
Я, изредка гуляю в парке Александро-Невской лавры, особенно в знойные дни лета 2010 года. Однажды сижу я на скамейке , как подходит молодой парень:
- Батя, около вас можно присесть?
- Да Бог с тобой парень, конечно садись!
Разговорились в основном о погоде о невыносимой жаре у нас в Питере, и вдруг он как бы не нароком спрашивает - «А что это у вас за звездочка?» - указывая на лацкан пиджака.
- А это парень «Знак фронтовика» он у каждого фронтовика есть, кто жив ещё.
- И вы не боитесь его носить?
- Ну, ты даешь парень! Я наоборот горжусь им, ведь этот знак - есть свидетельство того, что я воевал.
- А вот, правильно ли вы воевали?
Ну, я прямо опешил от подобного вопроса, я уже другими глазами смотрел на этого парня и ответил.
- У меня, а вернее у нас была одна правда - защищать Родину и другой правды мы и не знали, да и не нужна она нам была.
Прекратил я с этим парнем дальнейший диалог, так как это уже касалось политики, а где политика там для меня очередной укол в сердце, а у меня и так на сердце три отметины от инфарктов и укол мне ни к чему.
Ну ладно, тут свои кой кто «дурью» мается пока не вправят мозги а вот то, что кой кто на Западе, авернее дядя Сэм претендует на ключевую роль в Победе над Фашизмом. Н-у-у-у! дядя Сэм ты и ляпнул, как у нас говорят, как в бочку пёрднул. Ты видно забыл или вобще не знаешь, что наш солдат ровно три года один на один воевал. Когда наш солдат на своих плечах пронес основную тяжесть, тяжелейшую тяжесть всей войны. После Сталинграда, после Орловско-Курской дуги под Прохоровкой, когда грянул гром операции «Багратион» в июне 44-го, когда, конец войны был очевиден, ты, наконец, надумал открыть второй фронт.
Да! Я помню, хорошо помню вкус твоего сала и тушенки! От души говорю тебе:» Спасибо от русского солдата! Спасибо за «Студебеккеры», за «Доджи»! За «Вилиссы», за все спасибо, особенно - за «Студери», ничего не скажешь - хорошая машина! «У нас сразу их приспособили под «Катюши». А вот после войны, ты почему-то потребовал эти самые студера обратно, что б все было что числилось за машиной, когда её передавали нам. У нас же так, что инструмента с Зипом, в полном наборе уже ничего не было. Все наше разгильдяйство. Что началось! Собирали со всех своих машин инструмент Зипы, чтобы все было тютелька в тютельку по перечню.
Мы-то думали, что у тебя там недостаток машин, поэтому мы так старались укомплектовать их чтоб не было нареканий. Но ты ведь знал зачем тебе эти машины так не все ли равно, будет ли полный комплект или не будет хватать пару ключей. Сказала бы сразу, что тебе нужен металл, мы бы тебе высочайшей марки Крупповской танковой стали, дали бы, взамен этих нечастых машин. Благо под Прохоровкой вон, сколько их наваляли
Ну и что? Ты все скрупулезно принял и эти самые машины под пресс. Ты же дядя очередной раз плюнул в русскую душу по-другому и не скажешь. Так вот дядя Сэм, если поместить на весы «Совести» все твои Студера с Доджами и Виллисами и сало с тушенкой, а мы поместим сотни тысяч, да какие тысячи, миллионы наших жизней, безусловно, чаша весов, как и ключевая роль, в Победе, будет принадлежать нам, и только нам русскому солдату, солдату-труженнику.
Ох, как скоро! Совсем скоро уйдут из жизни последние свидетели, живые свидетели, минувшей войны и эти грозные события станут достоянием истории. А не станет ли так. что распояшутся вот подобные «знатоки» утверждающие, что война была не правильной не так воевали их предки. И хотелось бы знать, ох, как хотелось бы верить, что прозвучит голос наших потомков в защиту нашего правого дела, не допустят, чтоб была осквернена, далекая память их предков. А не подадут они свой голос, может статься так, что станет нормой понятия того, что воевали мы не праведно, и ключевая роль Победы, принадлежит заокеанскому «другу».
Прожили мы свои жизни праведно, делали все от нас зависящее, чтоб и наши дети с внуками жили праведно. Я горд тем, что есть и моя крупинка трудов моих, в общей копилке арсенала памяти. Так пусть же в веках живет память нашего правого дела.
Санкт-Петербург 2011г.
[Читать дальше]
Как оказалось, это не легкое дело, я словно огромным лемехом взворотил многолетнюю целину своей памяти. Подумать только, ведь прошла целая человеческая жизнь, 65 лет минуло с той поры, и ты вновь, хоть и виртуально, но окунулся в водоворот того грозного лихолетия.
Ярко встают в памяти события Оршанского и Богушевских застенков гестапо, издевательский крик псов-надсмотрщиков, кошмарные ночи «банных» дней (когда брали на расстрел). Встают в памяти товарищи по оружию партизанских будней, в белорусских лесах, встают в памяти братья-славяне фронтовых будней. Невольно встают в памяти, казалось, бесконечные ночные марши по разбитым прифронтовым дорогам, короткий отдых в дождливом осеннем лесу, и снова марш. А фронт все ближе и ближе -уже видны зарницы взрывов, всполохи ракет, гром канонады. Не редко бывает и так, что попадешь под минометный обстрел, а ты на открытой местности. Хоть бы какая ложбинка, чтоб укрыться, и ты падаешь, где попало, прижимаешься всем своим телом, всем своим существом к земле-матушке, как младенец к материнской груди, авось пронесет, а рука с лопатой автоматически, как может, роет, роет ровок, чтоб упрятать себя от роющих землю осколков мин. А бой, ни один бой не обходился без смертей, и нервы, как тугая стальная пружина, сжата до упора, каждое мгновение может стать последним мгновением в твоей жизни (как в песне Рождественского «Мгновения»). И вдруг, раздается истошный крик, тяжело раненного, предсмертный крик отчаяния наводчика, а тут ещё страшнее -лежит, пополам разорванный солдат и простер руку в нашу сторону, кричит: - «Братцы добейте, братцы добейте», а у самого слезы, да такие, что я никогда не видел, чтоб слезы лились ручьем. Ну а мы что? Мы словно оцепенев на секунду, стыдливо опускали глаза и пробегали мимо. Ну, ни у кого из нас не поднялась рука сделать то, о чем он просил... Нередко мне приходилось видеть убитых: один весь в крови, другой, в ни кровиночки но убитый, а тут пополам разорванный человек в полном рассудке и живой. Да, кому какую смерть Бог пошлет, но зачем же такую жестокую… Ну, а нам- вперед, только вперед и ни каких гвоздей!
Боже мой! Сколько же пришлось нашему солдату пережить, ну ладно, я пошел воевать в октябре 1943 года, а есть ведь такие, что пошли, как говорят от звонка до звонка. Так что же ему бедолаге пришлось перенести. Да нижайший поклон таким солдатам лихого лихолетия!
Как-то заходит в мою комнату дочка, и говорит: «Папка, а ты сегодня ночью кричал во сне», «Ну вот думаю, себе ещё этого не хватало, стал кричать по ночам», «Кончай смотреть дурацкие фильмы на ночь глядя». Ей то невдомек, что фильмы тут ни при чем, а память. Ох, память! Что ты порой делаешь с человеком. Порой от переизбытка чувств, невольно даванут слезы. Одне говорят, что это божий дух тебя касается, конечно если ты верующий человек, а другие, что это повышенная слезливость, постоянный спутник всех пожилых людей. в итоге, все это от расстроенности нашей нервной системы. Господи! Я и не знаю, были ли они (нервы) у меня когда-либо настроены. Вот и сейчас, когда пишу эти строки, я с трудом держу уровень строки - «пляшут» руки и что ни год, все сильнее. Я молю Бога, что хоть ум ясный, особенно - память, никакие жизненные невзгоды, не поколебали мой рассудок, мою память.
Я, изредка гуляю в парке Александро-Невской лавры, особенно в знойные дни лета 2010 года. Однажды сижу я на скамейке , как подходит молодой парень:
- Батя, около вас можно присесть?
- Да Бог с тобой парень, конечно садись!
Разговорились в основном о погоде о невыносимой жаре у нас в Питере, и вдруг он как бы не нароком спрашивает - «А что это у вас за звездочка?» - указывая на лацкан пиджака.
- А это парень «Знак фронтовика» он у каждого фронтовика есть, кто жив ещё.
- И вы не боитесь его носить?
- Ну, ты даешь парень! Я наоборот горжусь им, ведь этот знак - есть свидетельство того, что я воевал.
- А вот, правильно ли вы воевали?
Ну, я прямо опешил от подобного вопроса, я уже другими глазами смотрел на этого парня и ответил.
- У меня, а вернее у нас была одна правда - защищать Родину и другой правды мы и не знали, да и не нужна она нам была.
Прекратил я с этим парнем дальнейший диалог, так как это уже касалось политики, а где политика там для меня очередной укол в сердце, а у меня и так на сердце три отметины от инфарктов и укол мне ни к чему.
Ну ладно, тут свои кой кто «дурью» мается пока не вправят мозги а вот то, что кой кто на Западе, авернее дядя Сэм претендует на ключевую роль в Победе над Фашизмом. Н-у-у-у! дядя Сэм ты и ляпнул, как у нас говорят, как в бочку пёрднул. Ты видно забыл или вобще не знаешь, что наш солдат ровно три года один на один воевал. Когда наш солдат на своих плечах пронес основную тяжесть, тяжелейшую тяжесть всей войны. После Сталинграда, после Орловско-Курской дуги под Прохоровкой, когда грянул гром операции «Багратион» в июне 44-го, когда, конец войны был очевиден, ты, наконец, надумал открыть второй фронт.
Да! Я помню, хорошо помню вкус твоего сала и тушенки! От души говорю тебе:» Спасибо от русского солдата! Спасибо за «Студебеккеры», за «Доджи»! За «Вилиссы», за все спасибо, особенно - за «Студери», ничего не скажешь - хорошая машина! «У нас сразу их приспособили под «Катюши». А вот после войны, ты почему-то потребовал эти самые студера обратно, что б все было что числилось за машиной, когда её передавали нам. У нас же так, что инструмента с Зипом, в полном наборе уже ничего не было. Все наше разгильдяйство. Что началось! Собирали со всех своих машин инструмент Зипы, чтобы все было тютелька в тютельку по перечню.
Мы-то думали, что у тебя там недостаток машин, поэтому мы так старались укомплектовать их чтоб не было нареканий. Но ты ведь знал зачем тебе эти машины так не все ли равно, будет ли полный комплект или не будет хватать пару ключей. Сказала бы сразу, что тебе нужен металл, мы бы тебе высочайшей марки Крупповской танковой стали, дали бы, взамен этих нечастых машин. Благо под Прохоровкой вон, сколько их наваляли
Ну и что? Ты все скрупулезно принял и эти самые машины под пресс. Ты же дядя очередной раз плюнул в русскую душу по-другому и не скажешь. Так вот дядя Сэм, если поместить на весы «Совести» все твои Студера с Доджами и Виллисами и сало с тушенкой, а мы поместим сотни тысяч, да какие тысячи, миллионы наших жизней, безусловно, чаша весов, как и ключевая роль, в Победе, будет принадлежать нам, и только нам русскому солдату, солдату-труженнику.
Ох, как скоро! Совсем скоро уйдут из жизни последние свидетели, живые свидетели, минувшей войны и эти грозные события станут достоянием истории. А не станет ли так. что распояшутся вот подобные «знатоки» утверждающие, что война была не правильной не так воевали их предки. И хотелось бы знать, ох, как хотелось бы верить, что прозвучит голос наших потомков в защиту нашего правого дела, не допустят, чтоб была осквернена, далекая память их предков. А не подадут они свой голос, может статься так, что станет нормой понятия того, что воевали мы не праведно, и ключевая роль Победы, принадлежит заокеанскому «другу».
Прожили мы свои жизни праведно, делали все от нас зависящее, чтоб и наши дети с внуками жили праведно. Я горд тем, что есть и моя крупинка трудов моих, в общей копилке арсенала памяти. Так пусть же в веках живет память нашего правого дела.
Санкт-Петербург 2011г.