Прощаясь со слепотой
Как-то раз мы с бабушкой говаривали о том, что для нее на свете было самым страшным. Я ее спросила: «Наверное, война?»
А она ответила: «Нет. Самое страшное - это когда к тебе приходят твои дети и говорят серьезным тоном: Мама, нам надо поговорить». Не знаю, что скажу об этом в ее возрасте. Но я смогласформулировать, что для меня самое страшное. Это даже не потеря любимого человека. А то - что любовь к нему вместе с ним не умирает, а остается со мной и во мне, ни к чему неприложимая, ненужная, тянущая туда, куда не вернуться. Тяжелая, потому что несешь ее одна, ведь того, к кому она адресована, нет рядом. И легкая, потому что бывают в жизни мгновения, когда осознание действительности размывается, и начинаешь что-то говорить, как будто он жив, рядом, может быть - даже к нему обращаться. И в такие моменты становится легко, как будто ничего не случилось, не произошло, не было той катастрофы, которая поделила жизнь на две неравные части.
Такие моменты бывают часто. Последний раз это произошло недавно в гостях у наших друзей. Мы сидели с подругой в гостиной на диване и разговаривали. И вдруг мне, не могу даже сказать, от чего, стало как-то легко, хорошо, и поверилось или случайно показалось, что Слава сидит рядом, за стеклянными дверями, с ребятами, в столовой, и я тут же уснула. Психолог говорит - такое бывает, когда полностью расслабляешься, организм требует отдыха и выключается. А потом я проснулась в темноте под одеялом, все ушли в библиотеку и закрыли дверь, чтоб меня не будить. (Забыла сказать, что время встречи специально подбирали под мое расписание, чтоб я точно могла в тот день приехать в гости, и напекли моих любимых пирожков, и весь день ощущение было, что вокруг меня - какая-то абсолютная территория добра.) Эта участливая забота, с какой ко мне всегда относился Слава, очень выбивает меня из колеи, ведь со временем я начала отвыкать от нее. А то, что я вижу почти ежедневно от его друзей, я почему-то не воспринимала как заботу, направленную лично на меня. Мне казалось - все, что они делают для меня, они делают для Славы. Я была поистине слепа, замкнувшись в своем горе как в склепе.
И вот после такого момента, снова пережитого в том мире, в котором Слава есть, тяжесть обрушивается с еще более страшной силой, как будто ты оступилась и падаешь в ту черную дыру, о которой говорила Лунгина в «Подстрочнике». Она говорила, что когда умирают близкие люди, вокруг человека как бы образуются черные дыры. И постепенно привыкаешь к тому, то они существуют в твоем мире. Они не становятся меньше со временем, но ты как-то учишься их обходить. Это - самое сложное. Как будто я стою все время возле края этой дыры, иногда - на самой кромке, балансирую, только чтобы в нее не упасть. Хотя иногда хорошо получается, можно даже немного от нее отвернуться и сделать вид, что ее нет и не было никогда. Особенно - с не близкими людьми.
Я рассказала своей подруге о том, как меня в очередной раз накрыло, и она сказала: «Я не понимаю, почему ты до сих пор называешь их «Славины друзья». Ведь они уже давно стали твоими друзьями, причем настоящими». И вдруг я тоже поняла это, очень отчетливо. Главное - я полтора года не могла понять, почему мне сложно общаться с моими друзьями и легко - со Славиными. Даже с психологом хотела посоветоваться. А оказывается - они у нас уже давно, уже 20 лет - общие. Я не знаю, как правильно выразить то, что почувствовала, хотя все кажется очень простым. И мне было чрезвычайно важно это понять.
Мы часто не замечаем доброго, участливого отношения к себе, считая это само собой разумеющимся, не ценим каких-то отношений, спокойных и надежных, увлекаемые мишурой, павлиньими перьями лишних слов, не смотрим по сторонам, не видим тех, кто рядом и подставляет плечо, по первой просьбе моментально срывается и едет помогать, и - главное - даже без просьб знает, что тебе нужно.
В прошлом году я писала, что друзья познаются в беде. Оказывается - не только в ней. И тогда самое страшное отступает, потому что есть рядом люди, с которыми не страшно стоять на границе черной дыры, потому что ведь говорить об этом хочется, все время хочется. А никто лучше них не умеет слушать и сказать ответ какие-то простые, но самые правильные слова. Меня перемкнуло на каком-то простом паззле, но - спасибо, Катя! - он сложился, и мир снова встал на свои места. Потому что они все стоят между мной и миром, и сомкнули плечи. А раньше я этого почему-то не понимала. И вот что - с того дня, как я поняла, мне стало - правда - легче жить, легче дышать. И захотелось вам написать об этом. Ведь у всех есть свои паззлы. Пусть ваши тоже сложатся!
А она ответила: «Нет. Самое страшное - это когда к тебе приходят твои дети и говорят серьезным тоном: Мама, нам надо поговорить». Не знаю, что скажу об этом в ее возрасте. Но я смогласформулировать, что для меня самое страшное. Это даже не потеря любимого человека. А то - что любовь к нему вместе с ним не умирает, а остается со мной и во мне, ни к чему неприложимая, ненужная, тянущая туда, куда не вернуться. Тяжелая, потому что несешь ее одна, ведь того, к кому она адресована, нет рядом. И легкая, потому что бывают в жизни мгновения, когда осознание действительности размывается, и начинаешь что-то говорить, как будто он жив, рядом, может быть - даже к нему обращаться. И в такие моменты становится легко, как будто ничего не случилось, не произошло, не было той катастрофы, которая поделила жизнь на две неравные части.
Такие моменты бывают часто. Последний раз это произошло недавно в гостях у наших друзей. Мы сидели с подругой в гостиной на диване и разговаривали. И вдруг мне, не могу даже сказать, от чего, стало как-то легко, хорошо, и поверилось или случайно показалось, что Слава сидит рядом, за стеклянными дверями, с ребятами, в столовой, и я тут же уснула. Психолог говорит - такое бывает, когда полностью расслабляешься, организм требует отдыха и выключается. А потом я проснулась в темноте под одеялом, все ушли в библиотеку и закрыли дверь, чтоб меня не будить. (Забыла сказать, что время встречи специально подбирали под мое расписание, чтоб я точно могла в тот день приехать в гости, и напекли моих любимых пирожков, и весь день ощущение было, что вокруг меня - какая-то абсолютная территория добра.) Эта участливая забота, с какой ко мне всегда относился Слава, очень выбивает меня из колеи, ведь со временем я начала отвыкать от нее. А то, что я вижу почти ежедневно от его друзей, я почему-то не воспринимала как заботу, направленную лично на меня. Мне казалось - все, что они делают для меня, они делают для Славы. Я была поистине слепа, замкнувшись в своем горе как в склепе.
И вот после такого момента, снова пережитого в том мире, в котором Слава есть, тяжесть обрушивается с еще более страшной силой, как будто ты оступилась и падаешь в ту черную дыру, о которой говорила Лунгина в «Подстрочнике». Она говорила, что когда умирают близкие люди, вокруг человека как бы образуются черные дыры. И постепенно привыкаешь к тому, то они существуют в твоем мире. Они не становятся меньше со временем, но ты как-то учишься их обходить. Это - самое сложное. Как будто я стою все время возле края этой дыры, иногда - на самой кромке, балансирую, только чтобы в нее не упасть. Хотя иногда хорошо получается, можно даже немного от нее отвернуться и сделать вид, что ее нет и не было никогда. Особенно - с не близкими людьми.
Я рассказала своей подруге о том, как меня в очередной раз накрыло, и она сказала: «Я не понимаю, почему ты до сих пор называешь их «Славины друзья». Ведь они уже давно стали твоими друзьями, причем настоящими». И вдруг я тоже поняла это, очень отчетливо. Главное - я полтора года не могла понять, почему мне сложно общаться с моими друзьями и легко - со Славиными. Даже с психологом хотела посоветоваться. А оказывается - они у нас уже давно, уже 20 лет - общие. Я не знаю, как правильно выразить то, что почувствовала, хотя все кажется очень простым. И мне было чрезвычайно важно это понять.
Мы часто не замечаем доброго, участливого отношения к себе, считая это само собой разумеющимся, не ценим каких-то отношений, спокойных и надежных, увлекаемые мишурой, павлиньими перьями лишних слов, не смотрим по сторонам, не видим тех, кто рядом и подставляет плечо, по первой просьбе моментально срывается и едет помогать, и - главное - даже без просьб знает, что тебе нужно.
В прошлом году я писала, что друзья познаются в беде. Оказывается - не только в ней. И тогда самое страшное отступает, потому что есть рядом люди, с которыми не страшно стоять на границе черной дыры, потому что ведь говорить об этом хочется, все время хочется. А никто лучше них не умеет слушать и сказать ответ какие-то простые, но самые правильные слова. Меня перемкнуло на каком-то простом паззле, но - спасибо, Катя! - он сложился, и мир снова встал на свои места. Потому что они все стоят между мной и миром, и сомкнули плечи. А раньше я этого почему-то не понимала. И вот что - с того дня, как я поняла, мне стало - правда - легче жить, легче дышать. И захотелось вам написать об этом. Ведь у всех есть свои паззлы. Пусть ваши тоже сложатся!