А не буду я прагматику тут рассказывать.
Поступим иначе.
Стихи за год, в хронологическом порядке, не отбирая.
Вавилонская башня почти достроена.
Рождённым ползать не до полёта.
Вокруг под корягами да кустами
Есть чем заняться.
Пока руки держат палку-копалку,
Язык возвращается к началу.
Слова про еду и прочее отправление
Естественных надобностей.
Другого не надо.
Всё было бы идеально, но иногда
Рождённых ползать уносит вверх
Башенный кран из слоновой кости.
Они не возвращаются.
Они никогда не возвращаются,
Кирпичики, которые уносит вверх
Башенный кран из слоновой кости.
***
Письмена времени. Странные знаки. Закорючки, кляксы, прочая ерунда. Полусухая кисть по рисовой бумаге скользит, почти не оставляя следа. Пение малиновки в кроне тиса. Жестяной барабан ночного дождя. В сумерках дорогу переходят лисы. Оборачиваются девушками. Глядят. Просыпаясь, видишь небо. Обычно - хмурое. Иногда по голубому - облака и их тени. Это алфавит. Я его придумаю. Хватило бы времени, да терпения. Время спешит. Карандаш бумагу царапает. Тушь растрачена, засохшие кисти забыты. В пыль за воротами шлёпаются первые капли. Осторожные пальцы сворачивают свиток.
***
Снова дрозды скачут в густой траве. Солнце село, над нами долгий закат. В летних сумерках небо заметно бледней. В гаснущей синеве растворяются облака. Нет суматохи дней и покоя нет. Есть только пенье птиц за моим окном. Есть лишь одна монотонная, как во сне, цепь из ненужных дел и забытых снов. Воздух с нагретых улиц уходит вверх. Утром остывший камень умыт росой. Чьи-то следы скрыты в густой траве. Запад ещё горит. Крутится колесо.
***
...Снова во сне Одиссей возвращается в дом, на Итаку.
Медленно катит валы виноцветное море.
В сумерках тушей китовой корабль на песке...
Сколько же минуло лет... Только раб да собака узнают...
Но погоди, если ты после долгой разлуки
Всех узнаёшь, а тебя же никто - может статься,
Дело не в них, а в тебе?
Кто ты, вернувшийся ночью,
Ты, никому не назвавший себя Одиссеем?
Кто ты? И что ты такого сказал Пенелопе,
Что она верит тебе? Или хочет, чтоб верили мы?..
***
На кладбище поутру пение птиц,
Весенние облака.
Не то чтобы мимо совсем не пройти,
Но я не привык пока
Что осень кончается в декабре,
Что следом за ней - весна,
Что с неба не будет крошиться снег,
Что всё трава зелена.
Когда ты вырос в таких местах,
Где смерть и зима - одно
Так странно слушать февральский дождь
И видеть цветущий дрок.
***
Лето закончено. Больше оно не вернётся.
Как ни зови, не кричи, не жалей, не тоскуй.
Медленно гаснет на кронах закатное солнце.
Носятся белки. И чайки кричат наверху,
В бледном осеннем холодном с сороками рядом,
Где-то под ними дубы, бегуны и трава,
Плачут осенние чайки, и просят пощады -
Скоро зима, понимаете, скоро зима.
Скоро полгода тяжёлого серого света,
Скоро погода, та самая, словно беда.
Сталь в облаках и внутри - эта песенка спета.
Скоро зима. А не веришь - увидишь сама.
***
Здесь озябшие ветви деревьев не тянутся вверх,
Параллельно свинцовому небу раскинуты кроны.
Листья густо лежат на усталой осенней траве,
Чайка плачет в полёте настойчиво и обречённо.
Потому что зима. Потому что туман и дожди,
Потому что опять за неделей неделя без солнца.
И за мутным стеклом только морось и ночь впереди.
В ноябре невозможно поверить, что лето вернётся.
И поэтому чайки тоскливо орут в вышине,
И устало гудит голова, и мороз по спине:
Эта серая хмарь - навсегда и спасения нету,
И опять до весны этот мир оставляется пуст,
Только ветер, да листья, да капли дождя по стеклу...
Остаётся терпеть. И, пожалуй, готовиться к лету.
***
Медаль "За форсирование Янцзы"
Может гореть у тебя на груди.
Или ты перешёл Амазонку вброд.
Но самое трудное вовсе не там.
Та самая маленькая речка, считай что ручеёк.
Труднее всего - твой внутренний Иордан.
Рубикон внутри, или что ещё.
Странная внутренняя пустота.
Потому что не перейти никак,
Ни брода, ни порядочного моста.
И надо бы шаг.
Или прыжок.
Успеть, в последний момент, пока
Стебли мыслящего тростника,
Медленно проглатывает вода.
Уйти-перейти-переплыть в никуда,
Понять что поздно. Сидеть, пить Боржом,
Смотреть на лопающиеся пузырьки,
Меланхолически следить за течением реки,
По которой мимо не плывёт ничего.
Ничего и ничьё.
Медаль за форсирование тебя
Опять
Получает река.
***
Не то холодает, не то остывает Гольфстрим,
В темнеющем небе проносятся поздние птицы.
Камины и ветер, ты чувствуешь в воздухе дым,
Над морем гроза, за деревьями видно зарницы.
Над городом ясно, и звёзды, одна за другой
Включаются в небе гирляндой рождественской ёлки.
Здесь рано ложатся, и поезд гудит за рекой:
У моря провинция, где черепки да осколки
Империй, живых и погибших, находят себе
Какую-то тихую жизнь без геройства и боли.
История кончилась, ангел сыграл на трубе,
Ты ходишь на рынок и в парк, покормить голубей,
Не думать о счастье, не ждать ни покоя, ни воли
Тебе наконец удалось...
***
Медленно растворяется в полуночном небе,
Уходит так, как будто и не было,
Смысла не остаётся,
Колодцы
Пусты, так что сводит скулы и мышцы живота.
Понимание - это не умные лица,
Скорее про то, как в руках синица,
Как гулко поезд в ночи стучится
О пролёты моста.
Не уверен, что прямо вот взял, да запутался,
Взял новый лист, вывел красивую такую буквицу,
А потом пустота.
Как будто и правда - оно сгинуло,
В небе и бегущей воде реки
Под каменным мостом, у мельничного колеса,
Потому что чёрная ли, белая ли полоса,
Но хошь ты стой столбом, а хошь беги,
Всё равно как-то мимо.
В молоко. Зови по имени,
Толку-то: нитка всё равно рвётся,
А коли найдётся -
Не там, да не та.
Улетит облачком, или дымом.
Будет потом смеяться с другими.
Небо стоит, скорее качаюсь я.
Кабы я мог увидеть, сказал бы вот так:
Оно конечно бывает, ерунда случается,
А всё же, коли отвлечься да перестать печалиться,
Какая же напоследок получается красота...
Буквы ни о чём из ниоткуда бегут в никуда.
***
Зима не начинается снаружи,
Зима всегда приходит изнутри.
Там на востоке снег и дышит стужа,
Здесь зелена трава и всюду лужи,
Но солнца нет. Но светят фонари
В четыре пополудни. На рассвете
На дереве напротив пела птица,
Как будто эти дни и ночи эти
Когда не о весне, тогда о лете.
Бесснежно Рождество, лишь ветер мчится
Над голыми дубовыми ветвями,
И льёт всю ночь до утренней зари.
Но кочевать в погоне за снегами
Бессмысленно. И незачем. Мы сами.
Зима всегда приходит изнутри.
***
Чайки подсвечены снизу. Закат.
Солнце холодное, небо - синее,
Только на западе облака
Оранжевые, как апельсины.
Здесь, под деревьями, глубокая тень,
День угасает в макушках тисов,
В подмороженной пустоте
Тихо. Умолкли дневные птицы.
Сейчас сделается темно,
Сова заухает где-то рядом,
Ночь будет долгой, так заведено,
А про рассвет - не гадай.
Не надо.
***
Гусеница по имени Авессалом
Движется по листьям, растёт и ест,
Прячется от птиц, сливаясь со стволом,
Стараясь не вымазаться в смоле,
Смотрит только вперёд и вниз,
Видит лишь зелёную плоть листа,
Аккуратно подсчитывает дни,
Знает, что упущенное не наверстать,
Игнорирует солнце, ветер и дождь,
Эти мчащиеся с запада облака,
Полные чёрной морской водой,
Но точно знает, что цель близка.
Наивно думая, что потом
Бабочка по имени Авессалом
Будет смотреть на облака.
***
Солнце повернуло на лето. Незаметно. Буднично, как машина за соседний угол. По лугу ходят чайки, что-то выискивают в траве. Птица заливается, поёт на ветке - рядом где-то. Рождество, всё зелёное, голова кругом. Вьюга далеко на востоке. Не хочешь - не верь.