Случай в командировке
Такси уже ждало меня на выходе из пражского аэропорта. Водитель, чернявый, низкорослый, бритый, в черной кожаной, как сиденье такси, куртке, стоял с моим именем на табличке.
- Русский? - едва увидев меня, спросил он.
- Или английский. Но лучше русский, - согласилась я.
Затем показала ему адрес - вслух я это название без идиотской улыбочки так и не научилась произносить.
- А, в Писку? - без особого выражения произнес он. - Это час и половина будет. Счас ночь, мало машин.
Он назвал цену.
- Только дайте мне квитанцию. Receipt. Мне работа оплатит, - согласилась я. Странно, конечно, что не оплатили заранее, но черт с ними, вернусь - разберусь. Хорошо хоть гостиница оплачена - мне выдали ваучер, где стояло слово "paid".
Такси пахло кожей, куревом и чужими пассажирами. Я открыла окно, чтоб проветрить.
Было холодно. Градусов на пятнадцать ниже, чем у нас, воздух пах чужой гарью, чужой сыростью и чужой смолой. За границей воздух всегда пахнет по-другому, будто бы все окружающее сделано из другого теста, из других материалов и другой плоти, отличающейся от нашей, привычной.
И даже входит в ноздри по-другому, наш воздух тяжел и густ, как переваренный суп, его вдыхаешь с силой в тренированные, как у горных жителей, легкие. Здесь же воздух был легок и прозрачен, входил в нос и легкие сам, без усилий, даже если совсем перестать дышать самому.
Я замоталась поплотнее в шарф и закрыла окно. В марте здесь было еще совсем холодно.
Вдоль шоссе мигали огни. Я сидела и обнимала на коленях рюкзак, держась за него, как за знакомую руку. Было слегка тревожно, все же я не привыкла путешествовать одной.
Водитель непрерывно переговаривался по громкой связи с такими же ночными кучерами; говорил по-чешски, вот обманчивый язык: отдельные слова кажутся знакомыми, но в целом совершенно не понимаешь, о чем говорят.
На подъезде к городу его общение стало особенно эмоциональным: он что-то кричал в микрофон, жестикулируя так, что я начала опасаться, что он ненароком свернет руль куда-нибудь в столб или в кювет. Но, к счастью, все обошлось.
Наконец, промелькнула въездная вывеска, та сама, на фоне которой любят фотографироваться все "русские". Интересно, кому в голову пришло проводить конференцию по нашему продукту именно здесь, в чешской глубинке?
Городок оказался совсем маленьким. Через минуту мы уже проезжали площадь с часами, вероятно, главную; еще через пару темных улиц и поворотов такси остановилось.
- Ты иди туда, - водитель махнул рукой к концу улицы. Открыл багажник и выгрузил мой чемодан, весьма увесистый.
- А почему вы тогда выгрузили меня здесь? Довезите уж до конца улицы. Плиз, - возмутилась я. Перспектива тянуть чемодан по неровной мощенке, покрывавшей и дорогу, и тротуар, меня не радовала.
- Я туда не еду. Не могу, туда плохо. Нельзя. - Замотал головой водитель. У человека, говорящего на неродном языке, сложно распознать в речи эмоции, но тут явно чувствовалось сильное беспокойство, граничащее со страхом.
Ну, нельзя так нельзя. Я поискала взглядом "кирпич", но так и не нашла. Пожала плечами: что за странное суеверие; расплатилась и побрела, погромыхивая чемоданом, по слабо освещенной фонарями улице. Строго говоря, идти оказалось не так уж далеко - три длинных трехэтажных дома, в первом из которых располагалась аптека, следующие два имели глухой первый этаж. Деревянный коттедж, моя гостиница, гордо замыкала улицу поперек, как королевский дворец - центральный проспект. Где-то посреди дороги я услыхала негромкий хлопок, будто наступили на из бумажную упаковку или хлопнуло белье на ветру. Я машинально отметила, что, вероятно, виновато все же не белье: стояло полное безветрие. Впрочем, хлопок этот меня совершенно не взволновал, тем более, что хлопнуло не под самым носом, а где-то поодаль.
У дверей гостиницы меня встретила пожилая энергичная женщина с худым лицом, быстро и громко что-то говорившая по-чешски.
-Сорри, - ответила я ей. - Извините, я не понимаю.
Она повторила, еще быстрее и еще громче, будто от силы звуковой волны зависело мое понимание.
- Русский? Инглиш? - я привычно нащупывала колею общения.
Русский, как выяснилось, она все же понимала. С горем пополам понимала и английский, но вот разговаривала только по-чешски, так что каждое слово приходилось переспрашивать.
Она проводила меня в комнату, дверь в которую начиналась от полуподвальных ступеней - отдельный вход с боковой стороны дома. В комнате стоял продавленный диван из кожзама цвета завядших фиалок, некрашеный деревянный стол и низкий офисный холодильник. В углу располагалась сетчатая кровать с крашеными железными спинками - тот случай, когда старая мебель уже перерастает в винтаж. Впрочем, матрас и постельное белье оказались неожиданно новыми, пахли свежестью и нехожеными, просторными снами. Я улеглась прямо в джинсах, покачалась на пружинах: вверх-вниз, вверх-вниз и неожиданно для самой себя уснула.
- Добры ден! Снидание, снидание!
Стук и голос за дверью, скрип пружин, холодный сухой воздух пах пылью и деревом.
- Спасибо! - я ответила громко. - Добрыден! Я сейчас!
Наскоро переоделась в офисное, выскочила на улицу - ох, ничего себе, бодрит! Изо рта шел густой белый пар, будто у дракона, проглотившего чайник.
Хозяйка в простом платье сидела в застекленной веранде, а вернее, гостиничном холле; я открыла прозрачную дверь и вошла внутрь. Низенькие, восточного вида диваны были покрыты ковриками и бархатными накидками; тут же - кухня с двумя повидавшими виды плитами и разношерстными черными сковородками; рядом стояла пара столиков, покрытых красной клетчатой клеенкой.
За одним из столиков сидели, это меня обрадовало - значит, в этом доме я не единственная жилица!
На завтрак были мягкие булочки с маслом из старинной эмалированной масленки; ярко-желтая яичница с чем-то зеленым, подозрительно напоминающим жареные огурцы, и сырники с корицей и сахаром, которые хозяйка называла "калач", хотя на калач они совсем не были похожи, и даже на чешский трдельник, который венгры называют своим национальным кьертушем.
Кофе был невкусным, но крепким - я выпила две чашки, чтобы проснуться. Покончив с завтраком, я уже собралась уходить, как вдруг хозяйка всплеснула руками, крепко схватила меня за локоть и потащила к паре, неторопливо вкушающей сырники за вторым столиком. Мужчина, крупный, светлоглазый, понимающе кивнул и сразу встал из-за стола.
- Кияна попросила меня вам объяснить. Вы ведь с той стороны приехали? - мы вышли на крыльцо перед домом.
В его английском слышал легкий немецкий акцент.
- Я приехала на такси по этой дороге, - не будучи уверена в ясности своего английского, я показала рукой.
- Тогда в город возвращайтесь с этой стороны улицы. Я серьезно говорю - идите только здесь и никуда не сворачивайте. По тротуару, а не по дороге, я имею в виду.
- Окей, - кивнула я. Бог мой, ну что за конспирация? Узкая пустынная улочка в провинциальном городке, - и вдруг какие-то шпионские страсти. Не сворачивай, не оглядывайся, налево-направо - побег..
На конференцию я успела как раз вовремя. От перекрестка, где меня высадило такси, до промзоны, столь же миниатюрной, как и сам городок, оказалось рукой подать. Вся промзона состояла из пары серых, приземистых, совсем не современных, офисных зданий, бензоколонки с прилегающим гаражом и большого хозяйственный магазина, снаружи которого была выставлена садовая мебель.
У меня мгновенно вылетело все из головы - и странноватый немец, и то, с какой стороны улицы следовало идти, и шла ли я там, где он советовал или по привычке шла посреди пустой дороги...помню только, что в какой-то момент что-то под ногами зашуршало, будто мышь скребется или старые сухие листья трещат - при том, что мощеный тротуар был девственно чист: чехи, как и немцы, могут гордиться своей аккуратностью.
День выдался плотным и суматошным; после рабочего дня новоявленные клиенты плавно переместились в обнаружившийся с обратной стороны гаража паб безо всякой вывески; впрочем, внутри паб оказался весьма современным, а пиво было отличным, даже на мой вкус нелюбителя никакого пива. Далее галдящие заседатели конференции переместились в баулинг, также неожиданно помещавшийся в подвале хозяйственного, по соседству со штабелями покрытых пленкой пластиковых стульев.
В дом я вернулась поздно, и, как вчера, уснула, едва коснувшись кровати.
Наутро я даже не успела позавтракать: принимающая сторона конференции устроила нам экскурсию в Чешский Крумлов, на которую опаздывать было никак нельзя. Крумлов оказался очаровательным старинным городком-в-табакерке, разноцветным, декоративным, игрушечным, как и все, чего касаются мастеровые чехи.
В гостиницу я снова вернулась затемно: вайфай в ней почему-то не работал и я допоздна засиделась в местном Макдональдсе, пользуясь бесплатным интернетом.
На третий день конференция продолжилась; мне следовало выступать, и поэтому за завтраком я была довольно рассеяна, повторяя про себя план речи. Несмотря на эту сосредоточенность, я заметила, что знакомый немец сегодня завтракает в одиночестве. Прожевав последний сырник, я поздоровалась с ним и вежливо поинтересовалась, где его спутница.
- Она ушла. Совсем ушла. - Он выглядил очень расстроенным.
- Как ушла? Уехала?- переспросила я.
- Нет, ушла. Еще вчера днем, вышла в аптеку купить таблетки от головной боли. Я говорил ей идти по той стороне дороги, но она меня не слушала. Она никогда меня не слушалась... - он едва не плакал.
- Но...вы заявили в полицию? Вы должны были немедленно позвонить в полицию! Здесь крохотный город, ее сразу найдут!..
- Здесь - не найдут, - тихо вздохнул немец. - Я знаю, здесь такое место. Если пойти не туда, можно очутиться в Сантьяго или Сингапуре. И то, если повезет. А может и не повезти...
- Ну что вы такое говорите! А телефон у нее был? Вы не пробовали позвонить?
Вместо ответа он попросил мой телефон и уныло указал на пустой черный треугольник наверху:
- Здесь нет связи. Здесь ни у кого нет связи.
- И вайфая тоже нет, - пробормотала я.
Глумясь и издеваясь над собой, я шла по правильной стороне тротуара. Время от времени сидящий внутри чертик подзуживал проверить правдивость слов гостиничного соседа, но ноги ровно, не сворачивая, несли вперед, будто по трамвайной колее.
Недалеко от перекрестка, где меня высаживало такси, под ногами снова пробежал знакомый шорох. Я остановилась, сделала три шага назад. Шуршание прекратилось. Затем снова пошла вперед и снова, в том же самом месте что-то явственно зашуршало. Звук был негромким, но близким, будто прямо под ногами, под тротуаром, пролегал слой шуршащей фольги. Я снова остановилась, но через пару секунд пошла дальше - времени исследовать источник шума уже не было.
Впрочем, пройдя еще метров двадцать, я из любопытства вытащила из сумки мобильник: связь здесь была великолепная, полный треугольник. "Бред какой-то", - поморщилась я.
Конференция прошла, в целом, неплохо. Хотя история с пропавшей жиличкой не давала мне покоя, я смогла сосредоточится и провела свою презентацию на ура.
К гостинице я подошла еще засветло; по дороге пошел дождь, все усиливаясь, так, что почти всю улицу я пробежала, прикрывая голову пакетом: зонт мой,как выяснилось, остался в чемодане.
Дождь прекратился резко, будто его обрубили. Будто вдруг, именно в этом месте, между дождем и землей кто-то растянул нежное голубое предзакатнее небо. Я остановилась, как вкопанная. Мостовая была сухой. Совершенно сухой, высохшей, теплой от старательного весеннего солнца.
Я закрыла глаза и медленно пошла назад, задом, считая шаги. Раз, два, три...когда дошла до четырнадцати, раздался сжала ладони: раздался знакомый хлопок. И я вспомнила, внезапно вспомнила, где слышала точно такой же: в детстве. Мне было десять, и у нас на даче по краям луга росли розовые цветы-хлопушки, а когда созревали, то становились безвидно-серыми. Мы терпеливо ждали, когда же они наберут зрелой упругости, а затем срывали сухие тростинки и вожделенно хлопали. Помню, что если правильно хлопнуть, то звук получится отчетливым и глубоким.
Ровно таким, какой я услышала сейчас.
И сразу начался дождь. Резко, будто наверху открыли душ. Я открыла глаза: по асфальту текли и пузырились широкие ручьи, по водостокам стекали бурные потоки.
Дождь был ощутимо холодным: весенний вечерний душ. Вечерний звон водосточных труб, трам-пам-пам барабанных палочек.
Я набрала в грудь побольше воздуха и сделала шаг вперед. Один шаг, будто нырок в воздухе.
Дождь немедленно кончился, будто и не бывал. Будто бы я проснулась, а дождь остался там, по ту сторону сна, и немедленно начал стираться из памяти.
Строго говоря, мне и раньше приходялось видеть границу дождя, но такую резкую - ни разу.
Наутро за столиком немца не оказалось: он стоял у выхода с двумя большими чемоданами и рассчитывался с хозяйкой.
Я подошла попрощаться. Он выглядел немного растерянно и вместе с тем в его глазах горела какая-то решимость.
- Она позвонила, представляете? Я целый день вчера бродил по городу - здесь-то, понятно, связи нет. Кияна говорит, один шанс из ста. Я должен ехать.
- Удачи, - искренне пожелала я. - Она тоже ищет вас, я уверена. Где она, кстати?
- В Гватемале. В горах. Была ужасно плохая слышимость, но я понял, что она в Гватемале.
- Как вас зовут? - немного запоздало спросила я.
- Хенрик, - улыбнулся он. Улыбка была напряженной, одними губами.
- Удачи, Хенрик - повторила я.
Он кивнул:
- Я хотел вам сказать. Когда будете уезжать, проверьте, что ничего не забрали отсюда. Того, что находилось в доме, знаете: салфетка, кусочек мыла. Ничего. Даже квитанцию от хозяйки. Этого нельзя брать наружу.
- Спасибо за совет, - вежливо ответила я.
Нет, все-таки он совсем сумасшедший. Хотя, определенно, с этой гостиницей дело было нечисто.
Я ушла к себе собирать вещи - я также уезжала сегодня, но немного позже.
Проверила билеты: все верно, вылет 18 марта, в комфортные четыре дня. Чем бы заняться до отлета? Интернет здесь все так же не работал.
Вышла в гостиничный холл; Кияна, хозяйка хлопотала у своих двух плит, что-то жаря и перемешивая на разномастных заслуженного возраста сковородках.
Я попросила рассчет - строго говоря, все было оплачено заранее, оставались сущие формальности.
Затем хозяйка куда-то ушла.
Я бросила взгляд на газетный столик и обомлела: на местной газете недвусмысленно стояло число, девятнадцатое марта. Но ведь билет-то у меня на восемнадцатое! О боже, я упустила самолет!
Судорожно начала вспоминать: вчера закончилась конференция, так, она должна была проходить с пятнадцатого по семнадцатое, ровно три дня. Вот они, даты в приглашении, все верно. Неужели я проспала целые сутки?
Чувствуя себя, как в дурном сне, я вызвала такси и поплелась со своим чемоданом на знакомый перекресток: в диспетчерской меня сразу предупредили, что такси будет ждать именно там.
Таксистом оказалась молодая красивая чешка, напомнившая мне солистку из "Аббы". Занятным оказалось и само такси: весь потолок изнутри был увешан сухими листьями, веточками, мелкими камушками. Вместо дерева-освежителя с зеркала свешивался "ловец снов". А к панели был прикручен здоровый шарообразный компас.
- Не волнуйтесь, - мелодично пропела водитель. - Don't worry. Вы обязательно успеете. А, умм, простите, у меня только английский.
Я путано и нервно, забывая английские слова, начала объяснять, что упустила самолет, перепутав число отлета, ведь билет у меня на восемнадцатое, и куда-то пропали целые сутки...
Она засмеялась.
- Вы не первая здесь с этой проблемой. Все вы похожи, как один...Поверьте мне, все будет в порядке. Вот, выпейте, это помогает, - она протянула мне военного вида железную фляжку.
Я открутила пробку и глотнула. Коньяк! Или что-то вроде, одновременно пахнущее грибами и валерьянкой. Но бог мой, какая нестерпимая горечь! Ведьмино зелье, а не коньяк! И кто ей разрешил спаивать этой отравой пассажиров...
Я очнулась уже в аэропорту.
Мой чемодан ждал меня возле дверцы такси.
Мозги ворочались еле-еле. Не помню, рассчиталась ли я с ней. Не помню, как вошла в зал регистрации. Кажется, меня о чем-то спрашивали, я отвечала автоматически, будто считывала с чьего-то текста.
Очнулась я возле стойки.
- Регистрация на ваш самолет начнется через два часа. Вам следует подождать. - Служащая с вежливой улыбкой вернула мне билет.
- Простите, какое сегодня число? - ошеломленно спросила я ее.
Она молча указала на табло.
"Расписание полетов на 18.03" - гласило табло. Двенадцать часов дня.
Я сидела в аэропортовском кафе и медленно пила дорогущий кофе - с айриш крим, взбитыми сливками и тающим клубничным мороженым; к нему прилагались две тонкие, как пластинки золота, палочки горького шоколада.
За окном, в фиолетовом затемненном небе, негромко разливалось солнце.
Табло успокаивающе светилось восемнадцатым марта.
Время шло медленно, будто взлеты и посадки самолетов растягивали его над аэропортом, как паутину из старых бельевых резинок.
А я подумала, что все же сохранила квитанцию от хозяйки - для отчетности, на всякий случай.
И, для достоверности, сам город. Гусары, молчать!
Фотографии настоящие, мои. Офигительно заваленные, но зато какая атмосфэра!
