Часть третья - 1 мая 2008 На следующий день завтрак был рано, в 9 часов утра, и я, поставив себе будильник на 8 часов, в 8:30 был уже бодр и свеж, в то время как Паша С. ещё валялся с открытыми глазами в постели, а Ваня спал как убитый и не слышал, как разрывается от звонков его мобильник на подоконнике. В комнату удобств была нехилая очередь, поэтому от умывания пришлось отказаться. Без пяти минут девять был на ногах и Паша, и мы растолкали Ваню. Он, проснувшись, рассказал, что репертуар хора снится ему уже по ночам: «Снится мне, что стреляю из воздушки в воробья. И воробей падает со словами: «Cum sancto spi-ritu…»».
После завтрака надо было срочно собраться: мы ехали в Минск на целый день. Почти все хористы несли костюмы отдельно на вешалке, но я предпочел одеться сразу в рубашку и пиджак, поскольку на улице было совсем не тепло, а кроме пиджака и шерстяного свитера у меня ничего не было, а в свитере было жарко. Зато я освободил руки, но взял пакет с красной папкой, расческой и «бабочкой». Мы погрузились в автобус, опять на задние сиденья, и Паша Некрасов с Глебом опять пели песни всю дорогу.
Высадили нас около самого БГУ, и скоро начиналась экскурсия по городу. В ожидании гида я ел банан и осматривался вокруг. Минск - очень чистый город. На тротуаре не валялось ни фантиков, ни окурков, ни пивных крышек. Не было поблизости и урн, и чтоб избавиться от банановой кожуры, мне пришлось идти к подземному переходу, и пока я ходил, наших уже повели в здание БГУ, точнее, Беларускi Дзяржаўны Университет.
Там, пока ждали, я обратил внимание на надпись золотыми буквами на мраморе о том, что БГУ был открыт «17 кастрычнiка 1927 г.» Ваня стар рассуждать, что это за месяц такой и сказал: «Кастрычник - костры, наверное, октябрь». Эти ассоциации оказались верными: на противоположной колонне эта надпись дублировалась на русском языке, и это действительно было 17 октября 1927 г.
Нас отвели на какой-то этаж, и там, в кабинете, мы могли оставить свои вещи на время экскурсии, а именно костюмы и красные папки. По пути я всматривался в лица белорусских студентов, но они совершенно ничем не отличались от наших студентов, и говорили все по-русски.
Наш хор в дворике БГУ
Мы вернулись обратно к автобусу, и там нас уже ждала экскурсовод, и она начала свой рассказ.
Чырвоны касьцёл
Доходные дома, XIX век.
После устного экскурса в историю города и БГУ в частности, нас повели вдоль проспекта Независимости,
мимо главпочтамта, здания КГБ,
Железного Дровосека
и образцов сталинской архитектуры.
Мы свернули на улицу Ленина с белорусским ГУМом и очутились на другой площади. Здесь открывался вид на реку и часть города за ней, так называемый Нижний город.
На самой площади стоял храм Минской Богоматери,
здание ратуши, восстановленное недавно, по чертежам XIX в.,
здание гимназии, где учился Якуб Колас, народный поэт Беларуси.
Не забывая про недостаток времени (экскурсия рассчитывалась на два часа, экскурсовод гнала нас дальше, на Октябрьскую площадь с Дворцом республики, музеем ВОВ и бывшим зданием профсоюзов, ныне служащим для различных мероприятий.
Следующим и последним пунктом был парк Янки Купалы, другого народного белорусского писателя. В парке был памятник самому писателю, собственно, «папараць-кветка» - цветок папоротника - у подножия памятника, и фонтан со скульптурой на тему ночи Ивана Купалы: девушки пускают венки по реке.
Тут экскурсовод нам сообщила, что дальше ей намечается отвести нас в лицей БГУ, где мы выступаем, для проведения репетиции (хотя в плане после экскурсии значилось «свободное время»). А про то, что у нас вещи лежат в главном корпусе БГУ, она не знала, и ничего не могла предложить. Тогда Лена и Федя отправились в БГУ, а нас повели в Лицей. Дорога туда проходила мимо резиденции президента Лукашенко, и Ярослав не из худших побуждений решил щёлкнуть её фотоаппаратом. Тут же как из-под земли вырос военный и сказал удалить фотографию. Оказалось, в Беларуси здания, относящиеся к правительству, снимать запрещено. После этого никто из нас не рискнул снимать резиденцию даже издали, хотя вряд ли кто-либо мог это засечь.
На другой стороне располагались два театра, вывески гласили: «Тэатр лялек» и «ТЭАТР ЮНАГА ГЛЕДАЧА». Насчёт первого - легко было догадаться, что это - кукольный театр, а вот над вторым названием я поначалу ломал голову, впечатление было, что это имя и фамилия. А оказалось всё просто: «Театр юного зрителя»!
Экскурсоводу задали интересный вопрос, как в Беларуси относятся к русским. Она замялась на мгновение. История, оказалось, такова, что в XIX веке Белоруссия была в составе Российской Империи, и белорусский язык вытеснялся русским языком. В этот период литературное творчество на белорусском языке практически полностью прекратилось. Но, тем не менее, подытожила экскурсовод, в целом, антирусских настроений нет, но нельзя отрицать, что существуют люди, очень не любящие русских. Лишь в последние годы началось движение по возрождению белорусской культуры и языка. Этим, вероятно, и объясняется то, что повсеместно вывески и указатели на белорусском языке, хотя население городов говорит по-русски, и реклама практически вся также на русском языке.
На проспекте тротуары мостили розовой плиткой, как и в Москве. Но что характерно, здесь этой работой занимались совсем не «джамшуты», а обыкновенные белорусы. Здесь практически нет приезжих рабочих с юга: все они едут в Россию.
А нас привели в Лицей БГУ, где нас встретили Лена и Федя и раздали наши ноты, вырученные из плена главного университетского корпуса. Через некоторое время нас пригласили опробовать зал. Зал был хорош, недавно отремонтирован, но пианино было электрическое и звучало через колонки очень глухо, кроме того, Деся сидела спиной к месту дирижёра, что было критично плохо для исполнения хорала Баха, который пришлось исключить из сегодняшней программы (Лена уже имела программу «Б» на такой случай).
После репетиции наши гиды, две студентки факультета журналистики БГУ, повели нас в банк - класть белорусские рубли. Банк находился в подземном торговом центре «Столица», расположенном под площадью Независимости. Курс обмена российского рубля оказался намного выгоднее, чем в Москве. После банка, наконец-то, ожидался обед, но всё оказалось сложно, надо было куда-то ехать, а наши вещи - все костюмы и часть нот - продолжали валяться в БГУ. Тогда Лена и Федя мужественно решили вместо обеда доставить костюмы в лицей. А нас повели обедать.
Ехали мы на метро - и это меня очень порадовало, ибо «априори», исходя из плана фестиваля, я планировал в «свободное время» посетить метро и вокзал, а тут случай позволял осмотреть метро по дороге. Мы все купили по два жетона (некоторые - по три, один на память) по 600 рублей. Это была первая трата, и я разменял 5000-ную купюру, получив сдачу бумажками всех возможных номиналов от 1000 до 50 рублей. Обилие мелких купюр впоследствии стало проблемой при расчётах…
Метро в Минске имеет две линии, Московская (синяя) и Автозаводская (красная). Открыто оно в 1984 году. Подвижной состав состоит из обычных «номерных» составов производства Мытищинского и Егоровского заводов, окраска у большинства из них - ярко-синяя, только самые новые мытищинские вагоны имеют привычный для Москвы сине-зелёный цвет. Когда мы вошли в вагон, автоинформатор сказал: «Асцярожна, дзверы зачыняюцца. Наступная станцыя - Кастрычницкая». Мы не смогли удержаться от смеха. Станции на схеме линий были указаны только на белорусском языке, но на самих станциях название указывалось на двух языках - прямо как в таком родном Брюсселе.
Мы вышли на станции Кастрычницкая, она же Октябрьская. Диктор сообщил: «Пераход да паяздоў Аўтазаводскай лініі» - и мы перешли на станцию Купалаўская (Купаловская). Здесь нам надо было проехать ещё одну остановку до станции Першамайская (Первомайская). Да, как известно, практически все метрополитены городов бывшего СССР имеют страшно одинаковые названия станций. Так и в Минске, помимо упомянутых уже, имелись станции Молодёжная, Московская, Площадь Победы, Партизанская, Пролетарская, Пушкинская, Спортивная, Тракторный Завод, Фрунзенская. Перевод названий некоторых станций мне дался не сразу: Уручча (оказалось - Уручье) и Барысаўский тракт. Присмотревшись к последнему названию, я сначала размышлял, где, интересно такой город, Барысау, не в Казахстане ли? И только потом, вспомнив особенность белорусского языка - как слышим, так и пишем - я догадался: Борисов, а станция, соответственно, Борисовский тракт. Да, во время экскурсии мы проходили мимо дома с кучей мемориальных досок из серии «в этом доме жил-работал…», и среди прочих там были такие лица, как Петр Петрович Казлоў!
Так вот, мы доехали до станции Первомайская, в очередной раз сложились пополам от смеха, когда диктор объявил «выход на правый бок» и поднялись наверх. Наши гиды долго вели нас в какие-то трущобы, и где-то на задворках, зажатая между двумя заводами, обнаружилась столовая БГУ. Там мы встали в очередь, и тётки положили всем в подносы один и тот же набор еды, очень неплохой, а особенно вкусным был «ароматный» чёрный хлеб, нарезанный весьма солидными кусками, не то что у нас в МИФИ, когда хлеб нарезают по полсантиметра толщиной.
Было уже, однако, много времени, график сегодняшнего дня уже давно сбился, и «свободное время», как я и подозревал, ушло само собой. Выйдя из метро на Октябрьской, мы попали под холодный белорусский дождь, а зонтиков практически ни у кого не было. Я укрывался красной папкой, но это мало меня спасало. Мы пустились чуть ли не бегом: от ТЮГа оставалось лишь повернуть за угол. А у ворот лицея как раз остановилась машина, и из неё вылезли Лена и Федя, и они принялись доставать из багажника костюмы. Мы подхватывали их и бегом заносили в здание, под крышу.
Дождь закончился так же внезапно, как и начался, а мы ещё некоторое время торчали в холле лицея, ожидая, пока дадут аудиторию для переодевания. Спустя несколько минут нам сообщили номер аудитории, в которой мы можем расположиться. Но не всё так просто оказалось! На восемь коллективов выдали две аудитории! В одном небольшом - человек на 50 - лекционном зале находились хористы как «при параде», так и безо всякого «парада», дышать можно было лишь запахами развешенных повсюду курток, мокрых от недавнего дождя, а ещё в этой обстановке надо было распеться. Поэтому мы лишь дождались, пока станет чуть-чуть свободно и немного попели акапелла. В 5 часов нам надо было уже быть на сцене, хотя концерт начинался в 18:00. Там Ольга Миненкова руководила процессом: репетировалось, как все хоры одновременно выйдут на сцену и будут петь народные песни. Над сценой висел большой плакат с названием фестиваля, и во время репетиции он громко упал позади поющих. Ольга Миненкова потребовала: «Уберите это!» и продолжила репетицию. Вся эта затея с народными песнями меня умиляла. В ней было очень много показухи, типа вон какое единство русского, белорусского и польского народов. Причём Ольга попросила белорусов встать в центре, поляков справа, а россиян - слева, и это было сделано, очевидно, чтоб зрители заметили, что сначала поют поляки - хор подхватывает, потом белорусы, а потом россияне, и в зале эта «перекличка» будет звучать, наверное, эффектно. Но здесь, на сцене, в толпе, реально было очень плохо слышно куплеты поляков за «стеной» белорусов, вероятно, с «польской» стороны было так же плохо слышно нас.
После этой репетиции мы пошли обратно в лекционный зал, где ещё немного попели и морально приготовились. Концерт уже начался, причём было довольно много зрителей из города, имеющих билеты и программки. Когда мы закончили рептировать, нам было предложено заняться кто чем до нашего выхода на сцену, и часть из нас отправились в зал послушать немного других. Мы выступали шестыми, так что успели послушать дружественный «Форс-Мажор», питерских железнодорожников, теологов и поляков. Хор поляков, на самом деле, был самым большим, и качество исполнения было очень высоким, хоть не сказал бы, что они однозначно лучше других. Но народу они очень понравились, получили бурные аплодисменты и овации - но в основном благодаря репертуару, по-любому рассчитанному на эффект. Особенный восторг вызвало исполнение джазовой акапельной вещи с великолепнейшей сольной партией меццо-сопрано. Пели они всё акапелла, что нельзя не уважать.
Государственная капелла БГУ
Хор "Форс-Мажор" Экономического факультета государственного гниверситета Высшей Школы Экономики
Хор Института Теологии свв. Мефодия и Кирилла БГУ.
Хоровой ансамбль "Кантус" Петербургского государственного университета путей сообщения
Хор "Ars Cantandi" Вроцлавского экономического университета имени Оскара Ланге
Студенческий хор "Cantus Juventae" Минского государственного лингвистического университета
Вокально-хоровая студия МИФИ
Камерный студенческий хор Санкт-Петербургского государственного политехнического университета
Наше же выступление я не могу назвать лучшим, лучшее всё же было в Консерватории. Возможно, сказалось расслабляющая атмосфера отдыха, а может это вообще мне показалось, но за себя я отвечу: налажал, особенно в «Глории». А вот Аренского я старался изо всех сил - пожалуй, это моя любимая вещь из нашего репертуара. Лаже, однако, было некое оправдание: мы стояли на скамье, которая страшно качалась, и первое время было просто трудно удержать равновесие.
После выступления мы далеко не ушли, остались стоять за кулисами, и как только закончилось выступление питерских политеховцев - они были последними сегодня - все хоры вышли на сцену и исполнили народные песни. Нет, конечно, несмотря на всю ту иронию, что я изливал по этому поводу выше, это было просто душевно здорово!
После концерта руководителям вручали подарки, но я их не видел. Мы сели в автобус, где Паша достал гитару, и… На этот раз я сидел у окна и, подпевая ребятам, смотрел на дорогу. Шоссе реконструировали с двухполосного на четырёхполоное с разделителем. Боковая дорога в Радошковичи была уже, естественно, двухполосной. В посёлке я увидел автобус, ходящий до станции. Но мечтам съездить из лагеря в Молодечно всё равно не осуществиться: лагерь находится слишком далеко от посёлка.
В 23:00 сегодня намечался «караоке-коктейль-бар», то, где, по идее, должны дегустироваться национальные напитки и еда. в том числе привезённые нашим хором блинчики. Мы даже шутили, что будет «бар, вход в который без своей еды запрещён». Но у меня к вечеру разболелась до дурноты голова, после ужина я прилёг и сказал ребятам, что если получшает, приду. А так мне было совсем ни до каких национальных напитков…
Я проснулся, когда Ваня громко вошёл в номер и взял гитару, дополнительно треснув её об кровать. Голова не болела, и я встал. Было три часа ночи, и Ваня сказал, что мы собираемся в холле петь. Я потянулся и пошёл с ними. Народ уже был в сборе, правда, немного, не как вчера. Неутомимый Паша Некрасов тут же вспомнил песню, и мы снова всё пели, пели, пока на нас не стали шикать - это было уже в пятом часу. Самое время опять идти спать!
Часть пятая - 3 мая 2008