ОДНО МОЕ ДАВНЕЕ СТИХОТВОРЕНИЕ...
* * * Я дошла до тебя всей жизнью моей.
Так виновна теперь, так неловко богата.
А ты - сияние, свет моих очей -
Мне отца не заменишь, не заменишь брата,
Не заменишь умерших, не заменишь моей другой любви.
Тихий, замкнутый, разрываешь сердце мое на части.
Оживляешь душу мою, оставляешь сердце разорванное в крови.
Ты - наказание мне, горе мое и счастье.
Твое лицо - и нет никаких иных.
Кончаются поиски смысла, кончаются поиски толка.
Всё на твоем лице - от Андрея Матвеева до художников крепостных,
И дальше, назад, до легенды китайского шёлка.
Морщинами, шрамами облик твой до конца
Прошел этот путь мучительный, стыдный, великий,
И тяжкий, тягостный, и черты восточного мудреца
Странно так выдаются на русском крестьянском лике.
И теперь не лоб, а чело, теперь не жизнь, а судьба.
И детскость больших ушей, и прядкам расчески не надо.
И нет светлоты волос, зачесанных со лба,
И волжского ежика нет над хмуростью давнего детского взгляда.
Нет волос, а брови нависшие кустистые есть, а глаза есть,
Серые, пестрые, с таким золотящимся тёплым светом.
А что со мной? Это радость? Или мне такая месть?
Глядел так мягко… Но я не могу об этом…
И все твои писания - Страшный Суд,
На который приводишь меня и не уводишь обратно.
Ты говорил, что в деревне, где ты родился, не ругаются и не пьют.
Я теперь никому не поверю, что это невероятно.
Для тебя - опять раскрою словесный сад.
Тебя хранить отдаю стихам - неизменному средству.
Голова мудреца - значит, сказочный путь назад.
Нет, не старость, нет, а дорога к детству.
Так виновна теперь, так неловко богата.
А ты - сияние, свет моих очей -
Мне отца не заменишь, не заменишь брата,
Не заменишь умерших, не заменишь моей другой любви.
Тихий, замкнутый, разрываешь сердце мое на части.
Оживляешь душу мою, оставляешь сердце разорванное в крови.
Ты - наказание мне, горе мое и счастье.
Твое лицо - и нет никаких иных.
Кончаются поиски смысла, кончаются поиски толка.
Всё на твоем лице - от Андрея Матвеева до художников крепостных,
И дальше, назад, до легенды китайского шёлка.
Морщинами, шрамами облик твой до конца
Прошел этот путь мучительный, стыдный, великий,
И тяжкий, тягостный, и черты восточного мудреца
Странно так выдаются на русском крестьянском лике.
И теперь не лоб, а чело, теперь не жизнь, а судьба.
И детскость больших ушей, и прядкам расчески не надо.
И нет светлоты волос, зачесанных со лба,
И волжского ежика нет над хмуростью давнего детского взгляда.
Нет волос, а брови нависшие кустистые есть, а глаза есть,
Серые, пестрые, с таким золотящимся тёплым светом.
А что со мной? Это радость? Или мне такая месть?
Глядел так мягко… Но я не могу об этом…
И все твои писания - Страшный Суд,
На который приводишь меня и не уводишь обратно.
Ты говорил, что в деревне, где ты родился, не ругаются и не пьют.
Я теперь никому не поверю, что это невероятно.
Для тебя - опять раскрою словесный сад.
Тебя хранить отдаю стихам - неизменному средству.
Голова мудреца - значит, сказочный путь назад.
Нет, не старость, нет, а дорога к детству.