"Времятрясение" Курт Воннегут
Если вы очень хотите насолить предкам, а смелости податься в голубые у вас не хватает, вы по крайней мере можете стать художниками.
В своих лекциях в 1996 году я говорил, что больше половины браков в Америке распадаются, поскольку у большинства из нас нет больших семей. Сейчас, когда вы женитесь, то получаете только одного человека.
Я утверждаю, что муж и жена ссорятся не из-за секса, не из-за денег и не из-за того, кто глава семьи. Вот что они хотят сказать друг другу на самом деле: «Тебя мне мало!»
Зигмунд Фрейд сказал, что не знает, чего хотят женщины. Я знаю, чего они хотят. Они хотят общаться с целой кучей народу.
[про современное искусство]Мой старший брат Берни, который никогда ничего не рисовал - не умел, - который говорил, что не любит картины, поскольку они ничего не делают - худшее оскорбление в его языке, - а только год за годом висят на стене, этим летом стал художником!
Я вас не обманываю! Этот доктор физико-химических наук из Массачусетского технологического теперь Джексон Поллок людей со средними доходами. Он сдавливает комки красок различных цветов и плотностей между двух плоских листов чего-нибудь твердого, стекла или плитки. Затем он разнимает листы, и вот оно! Он занялся этим не потому, что у него рак. Когда он начал этим заниматься, он еще не знал, что болен, да и в любом случае у него поражены легкие, а не мозг. Просто как-то раз ему нечего было делать, жены у него - вдовца - не было, так что она не могла задать ему сакраментальный вопрос: «Чем это ты занялся? У тебя крыша поехала?» И вот вам результат! Лучше поздно, чем никогда. Он отправил мне несколько ксерокопий его давленых миниатюр. Обычно похоже на что-то древовидное, может, это деревья или кустарники, а может, грибы или дырявые зонтики. Как бы то ни было, есть на что посмотреть. Если бы кто меня спросил, как мне его произведения, я бы ответил: «Ничего», как когда-то ответил мне мой сын на мой вопрос, хорошо ли я танцую. Потом Берни переслал мне цветные оригиналы, они мне понравились еще больше.
Однако в письме, посланном мне вместе с ксерокопиями, не говорилось о внезапно обретенном счастье. Это был вызов старого технократа подельщикам от искусства, а я был ярким представителем последних. «Так это искусство или нет?» - спрашивал он. Он не смог бы задать столь едкий вопрос пятьдесят лет назад, до того, как сформировалась единственная чисто американская школа живописи, абстрактный экспрессионизм, до того, как Джек Разбрызгиватель, Джексон Поллок, был возведен в ранг бога. Вся штука в том, что Джексон Поллок тоже не умел рисовать.
Берни еще сказал, что заодно он изучил интересный научный феномен, а именно, как ведут себя комки, когда их давят тем или иным способом, при том, что краска может расползаться только в стороны. Если всяким буонарроти-ни-черта-на-обороте его картины не понравятся, то он думает, что его работы, например, смогут указать путь к созданию более качественных смазочных материалов, мазей для загара и Бог знает чего еще.
Он заявлял, что не будет подписывать свои картины, и не признает прилюдно, что создал их, и не расскажет, как он их делает. Он просто хочет, чтобы у напыщенных критиков расплавились мозги, когда он задаст им свой коварный вопрос: «Это искусство или нет?»
***
Я был рад ответить откровенно мстительным посланием. Я мстил Берни за то, что он и отец лишили меня возможности учиться в колледже свободным искусствам. «Дорогой брат, я буду говорить вещи общеизвестные, - начал я. - Есть много добрых людей, на которых положительно воздействуют некоторые, хотя и не все, цветовые пятна и формы, нанесенные людьми на плоские поверхности. Сами по себе эти цветовые пятна не имеют смысла.
Тебе самому доставляет удовольствие кое-какая музыка, то есть сложные шумы, которые тоже сами по себе не имеют смысла. Если я столкну ведро вниз по ступеням, а затем скажу, что шум, созданный мной, находится с точки зрения философии на одной ступени с „Волшебной флейтой“, со мной никто не станет оживленно спорить. Ты бы мне ответил так: „Мне нравится то, что сделал Моцарт, и не нравится то, что сделало ведро“. И ты был бы абсолютно прав. Это правильный ответ.
Созерцание произведения искусства - это особый род социальной активности. Или вы в результате считаете, что не зря провели время, или ваше мнение прямо противоположное. Потратив это время, не обязательно задавать вопрос почему. Вообще не надо ничего говорить.
Братишка, ты ведь известный экспериментатор. Если тебе действительно интересно, „искусство или нет“ твои картины, как ты говоришь, то выстави их где-нибудь на всеобщее обозрение и посмотри, будут ли люди на них смотреть. Таковы правила игры. Потом расскажи мне, как все было».
Я продолжал: «Люди, способные получать удовольствие от рисунков, отпечатков или тому подобного, редко получают его, если ничего не знают об их авторе. Ситуация снова становится скорее общественной, нежели научной. Любое произведение искусства наполовину состоит из разговора между двумя человеческими существами. В разговоре часто нелишне знать, с кем разговариваешь. Известен ли твой собеседник как человек серьезный, верующий, страдающий, похотливый, буйный, искренний, остроумный?
Практически не существует признанных произведений искусства, созданных людьми, о которых ничего не известно. Даже о тех, кто создавал рисунки в пещерах под Ласко во Франции, мы кое-что можем предполагать.
Я отважусь заявить, что ни одна картина не может привлечь к себе серьезного внимания без некоего образа своего автора, связанного с картиной в мозгу человека, смотрящего на нее. Если ты не желаешь ставить подпись под своими картинами и не хочешь говорить, почему ты думаешь, что другие найдут в них что-то стоящее, то твой выстрел бьет мимо цели.
Картины знамениты своей человечностью, а не своей картинностью».
Я продолжал: «Есть еще вопрос мастерства. Настоящие ценители картин любят, скажем так, следить за работой художника, пристально разглядывать холст, пытаться понять, как была создана иллюзия. Если ты не хочешь говорить, как ты создаешь картины, то твой выстрел снова бьет мимо цели.
Всего наилучшего. Я люблю тебя», - написал я. И подписался.
Когда книги только что придумали, они были такими же практичными приспособлениями для хранения и передачи информации, как и последние чудеса из Силиконовой долины, хотя они и были изготовлены из едва-едва обработанных растений, растущих в лесах и полях, и шкур животных. Но по чистой случайности - ведь никто ничего не рассчитывал заранее - оказалось, что их вес, их внешний вид, что у них нужно переворачивать страницы, заставляют наши руки и глаза, а затем уже и ум и душу отправляться в некое духовное приключение. Мне было бы жаль, если мои внуки не смогут туда отправляться.
Я настолько стар, что помню времена, когда слово «срать» казалось настолько неприличным, что ни одно приличное издательство его бы не напечатало.
Таким же неприличным, да еще и подрывным словом, которое, впрочем, можно было произносить в приличной компании - при условии, что в тоне говорящего звучали неприкрытый страх и отвращение, - было слово коммунизм. Оно означало вид деятельности, которой представители отсталых народов занимаются не реже, чем срут.
Но все же, зачем я учу? Вот нам мой ответ. Очень многим людям смертельно нужно услышать от кого-нибудь такие слова: «Я чувствую и думаю так же, как и ты, тревожусь о том же, что и ты, хотя большинству народа на это плевать. Ты не один»
Стив набил себе много шишек, пока понял, что все его шутки должны быть про телепередачи, и только про те, которые вышли совсем недавно. Если шутка была о том, чего не было на телевидении месяц или больше, зрители не улавливали ход мысли, даже если за кадром раздавался механический смех. Они не понимали, над чем они сами хотели бы посмеяться.
Знаете почему? Телевидение - это средство для прочистки мозгов.
- Твое сознание, - ответил он. - Это - новое свойство Вселенной, оно существует только потому, что существуют люди. Отныне физики, исследующие тайны Космоса, должны принимать во внимание не только энергию, материю и время, но нечто новое и прекрасное - человеческое сознание.
В самом конце жизни он с особым восхищением перечитывал подборку цитат из Альберта Эйнштейна. Вот одна из них: «Самое прекрасное, что нам доводится испытывать, - это таинственное. Таинственное - источник всего искусства и науки».
Отличная книжка, хотя в ней почти нет сюжета и очень много желчи. Зато какие мысли!
Несмотря на все это, "Мать тьма" по-прежнему лидирует среди прочитанных мной книг Курта Воннегута. Всем советую.
В своих лекциях в 1996 году я говорил, что больше половины браков в Америке распадаются, поскольку у большинства из нас нет больших семей. Сейчас, когда вы женитесь, то получаете только одного человека.
Я утверждаю, что муж и жена ссорятся не из-за секса, не из-за денег и не из-за того, кто глава семьи. Вот что они хотят сказать друг другу на самом деле: «Тебя мне мало!»
Зигмунд Фрейд сказал, что не знает, чего хотят женщины. Я знаю, чего они хотят. Они хотят общаться с целой кучей народу.
[про современное искусство]Мой старший брат Берни, который никогда ничего не рисовал - не умел, - который говорил, что не любит картины, поскольку они ничего не делают - худшее оскорбление в его языке, - а только год за годом висят на стене, этим летом стал художником!
Я вас не обманываю! Этот доктор физико-химических наук из Массачусетского технологического теперь Джексон Поллок людей со средними доходами. Он сдавливает комки красок различных цветов и плотностей между двух плоских листов чего-нибудь твердого, стекла или плитки. Затем он разнимает листы, и вот оно! Он занялся этим не потому, что у него рак. Когда он начал этим заниматься, он еще не знал, что болен, да и в любом случае у него поражены легкие, а не мозг. Просто как-то раз ему нечего было делать, жены у него - вдовца - не было, так что она не могла задать ему сакраментальный вопрос: «Чем это ты занялся? У тебя крыша поехала?» И вот вам результат! Лучше поздно, чем никогда. Он отправил мне несколько ксерокопий его давленых миниатюр. Обычно похоже на что-то древовидное, может, это деревья или кустарники, а может, грибы или дырявые зонтики. Как бы то ни было, есть на что посмотреть. Если бы кто меня спросил, как мне его произведения, я бы ответил: «Ничего», как когда-то ответил мне мой сын на мой вопрос, хорошо ли я танцую. Потом Берни переслал мне цветные оригиналы, они мне понравились еще больше.
Однако в письме, посланном мне вместе с ксерокопиями, не говорилось о внезапно обретенном счастье. Это был вызов старого технократа подельщикам от искусства, а я был ярким представителем последних. «Так это искусство или нет?» - спрашивал он. Он не смог бы задать столь едкий вопрос пятьдесят лет назад, до того, как сформировалась единственная чисто американская школа живописи, абстрактный экспрессионизм, до того, как Джек Разбрызгиватель, Джексон Поллок, был возведен в ранг бога. Вся штука в том, что Джексон Поллок тоже не умел рисовать.
Берни еще сказал, что заодно он изучил интересный научный феномен, а именно, как ведут себя комки, когда их давят тем или иным способом, при том, что краска может расползаться только в стороны. Если всяким буонарроти-ни-черта-на-обороте его картины не понравятся, то он думает, что его работы, например, смогут указать путь к созданию более качественных смазочных материалов, мазей для загара и Бог знает чего еще.
Он заявлял, что не будет подписывать свои картины, и не признает прилюдно, что создал их, и не расскажет, как он их делает. Он просто хочет, чтобы у напыщенных критиков расплавились мозги, когда он задаст им свой коварный вопрос: «Это искусство или нет?»
***
Я был рад ответить откровенно мстительным посланием. Я мстил Берни за то, что он и отец лишили меня возможности учиться в колледже свободным искусствам. «Дорогой брат, я буду говорить вещи общеизвестные, - начал я. - Есть много добрых людей, на которых положительно воздействуют некоторые, хотя и не все, цветовые пятна и формы, нанесенные людьми на плоские поверхности. Сами по себе эти цветовые пятна не имеют смысла.
Тебе самому доставляет удовольствие кое-какая музыка, то есть сложные шумы, которые тоже сами по себе не имеют смысла. Если я столкну ведро вниз по ступеням, а затем скажу, что шум, созданный мной, находится с точки зрения философии на одной ступени с „Волшебной флейтой“, со мной никто не станет оживленно спорить. Ты бы мне ответил так: „Мне нравится то, что сделал Моцарт, и не нравится то, что сделало ведро“. И ты был бы абсолютно прав. Это правильный ответ.
Созерцание произведения искусства - это особый род социальной активности. Или вы в результате считаете, что не зря провели время, или ваше мнение прямо противоположное. Потратив это время, не обязательно задавать вопрос почему. Вообще не надо ничего говорить.
Братишка, ты ведь известный экспериментатор. Если тебе действительно интересно, „искусство или нет“ твои картины, как ты говоришь, то выстави их где-нибудь на всеобщее обозрение и посмотри, будут ли люди на них смотреть. Таковы правила игры. Потом расскажи мне, как все было».
Я продолжал: «Люди, способные получать удовольствие от рисунков, отпечатков или тому подобного, редко получают его, если ничего не знают об их авторе. Ситуация снова становится скорее общественной, нежели научной. Любое произведение искусства наполовину состоит из разговора между двумя человеческими существами. В разговоре часто нелишне знать, с кем разговариваешь. Известен ли твой собеседник как человек серьезный, верующий, страдающий, похотливый, буйный, искренний, остроумный?
Практически не существует признанных произведений искусства, созданных людьми, о которых ничего не известно. Даже о тех, кто создавал рисунки в пещерах под Ласко во Франции, мы кое-что можем предполагать.
Я отважусь заявить, что ни одна картина не может привлечь к себе серьезного внимания без некоего образа своего автора, связанного с картиной в мозгу человека, смотрящего на нее. Если ты не желаешь ставить подпись под своими картинами и не хочешь говорить, почему ты думаешь, что другие найдут в них что-то стоящее, то твой выстрел бьет мимо цели.
Картины знамениты своей человечностью, а не своей картинностью».
Я продолжал: «Есть еще вопрос мастерства. Настоящие ценители картин любят, скажем так, следить за работой художника, пристально разглядывать холст, пытаться понять, как была создана иллюзия. Если ты не хочешь говорить, как ты создаешь картины, то твой выстрел снова бьет мимо цели.
Всего наилучшего. Я люблю тебя», - написал я. И подписался.
Когда книги только что придумали, они были такими же практичными приспособлениями для хранения и передачи информации, как и последние чудеса из Силиконовой долины, хотя они и были изготовлены из едва-едва обработанных растений, растущих в лесах и полях, и шкур животных. Но по чистой случайности - ведь никто ничего не рассчитывал заранее - оказалось, что их вес, их внешний вид, что у них нужно переворачивать страницы, заставляют наши руки и глаза, а затем уже и ум и душу отправляться в некое духовное приключение. Мне было бы жаль, если мои внуки не смогут туда отправляться.
Я настолько стар, что помню времена, когда слово «срать» казалось настолько неприличным, что ни одно приличное издательство его бы не напечатало.
Таким же неприличным, да еще и подрывным словом, которое, впрочем, можно было произносить в приличной компании - при условии, что в тоне говорящего звучали неприкрытый страх и отвращение, - было слово коммунизм. Оно означало вид деятельности, которой представители отсталых народов занимаются не реже, чем срут.
Но все же, зачем я учу? Вот нам мой ответ. Очень многим людям смертельно нужно услышать от кого-нибудь такие слова: «Я чувствую и думаю так же, как и ты, тревожусь о том же, что и ты, хотя большинству народа на это плевать. Ты не один»
Стив набил себе много шишек, пока понял, что все его шутки должны быть про телепередачи, и только про те, которые вышли совсем недавно. Если шутка была о том, чего не было на телевидении месяц или больше, зрители не улавливали ход мысли, даже если за кадром раздавался механический смех. Они не понимали, над чем они сами хотели бы посмеяться.
Знаете почему? Телевидение - это средство для прочистки мозгов.
- Твое сознание, - ответил он. - Это - новое свойство Вселенной, оно существует только потому, что существуют люди. Отныне физики, исследующие тайны Космоса, должны принимать во внимание не только энергию, материю и время, но нечто новое и прекрасное - человеческое сознание.
В самом конце жизни он с особым восхищением перечитывал подборку цитат из Альберта Эйнштейна. Вот одна из них: «Самое прекрасное, что нам доводится испытывать, - это таинственное. Таинственное - источник всего искусства и науки».
Отличная книжка, хотя в ней почти нет сюжета и очень много желчи. Зато какие мысли!
Несмотря на все это, "Мать тьма" по-прежнему лидирует среди прочитанных мной книг Курта Воннегута. Всем советую.