Небо будто
По большому счету, нет фабулы. Не люблю я героев произведений, истории. Глупо кажется об этом писать. Глупо придумывать. Глупо писать автобиографии. В этом смысла на горсточку. Ограничимся созерцанием...
Небо будто в замочную скважину поглядывает, пробует сквозь непролазную рябь осени разглядеть скученные домики где-то далеко, на земле. Небо слышит сигнальные гудки автомобилей, застрявших на мостах, за поворотами магистралей, на долгих трасах вдоль реки. Различая разные голоса и акценты, небо присматривается к теснящимся на трамвайных остановках людям. Они ходят взад-вперед своими мелкими человечьими шажками и рассуждают про себя о том, как им живется. Вот: в сторонке особнячком стоят другие люди, они не ходят, а твердо стоят на месте и тоже рассуждают. От них шел видимый и невидимый шлейф самоубийства - это были курильщики. Всех возрастов, разнополые, разнообразные и невероятно похожие друг на друга, они затягивались в себя дымом сигарет, дорогих и дешевых, ждали, когда придет старость с кашлем.
Небо проветривало комнату, в которой жилось уже пару-тройку месяцев, а над головой спящих в ней людей кружили буквы ставшей теперь знакомой и привычной латиницы. В комнате спали люди, которые уже два года как тихо не могли терпеть друг друга. В комнате постоянно холодно, даже когда становилась невыносимо жарко, все равно оставался холод. Спать было просто неприятно, вставать с постели было нужно, чтобы застрять в пространстве между двумя этажами своего утра и не выбираться оттуда уже до вечера. Приходит пора спать - без единого слова и поцелуя. Так только ищется повод, чтобы выбраться из-под мешков с грязным бельем и со словами, смешанными с невыстиранным порошком для цветных вещей.
Небо живет своей жизнью, а все, кто внизу, живут жизнью неба - не своей. Своей нет. Отказались добровольно еще где-то на пограничье детства с юностью, когда деревья перестали говорить, а солнце оказалось сложенным из пикселей.
Они не живут - они приветствуют каждое, утро, которое удалось пережить. Они не плодятся, а надеются на свою бесплодность. Они не перестают проверять, прочно ли натянута струна в их живом организме. Люди перестали. Верить. Доверять. Мечтать, в конце концов. Добро оборачивалось непониманием, а все злое выходило через сито с выплеснутым в лицо чаем.
Это рождается. Позже - выясняется и проговаривается. Смотря в пол: да когда же ты сдохнешь! Поворачиваясь к стене: уйди, мне не до тебя. Битой посуды тогда не нужно - бьются глаза, как фарфоровые чашки. Мнутся ржавые покрышки в непонимании. Нетерпение порождает злость, и даже ненависть. Самое страшное - беспричинная злоба. Когда причины в себе не видишь и срываешься, будто канатоходец со своей ниточки, натянутой высоко над своей головой. Бить посуду - жаль, что она вся из пластика. И сердце, будто из пластика - лучше бы разбить его, но не бьется. Весны бы, а там можно в воду с головой, отпуская страх.
Так: небо смотрит, улыбаясь, на мирное похлюпывание ложек в супе. В ежедневном супе дневной спирали. Солнце все равно светит кому-то. Даже если кажется, что это не для меня весь свет, то потом вдруг оказывается, что неправда! Именно для меня все. Для меня небо играет чайками, перекидывает солнечный диск с бока на бок, меняет времена года. Для меня это рождаются ноты, поются песни и живут все люди. Все люди живут для меня, а я - для них. Хочешь - не хочешь. Небо не спросило, а сделало. Кефир полился: кончился февраль. Начался март. Кончился март. Начался апрель. Кончился апрель, а там и осень не за горами. Лето пролетит, не оглядываясь. Оно не оглядывалось на тебя, а ты еще полгода стоишь и глядишь куда-то вслед тому лету. А ведь потом еще придет - снова не посмотрит, а ты все также будешь вприпрыжку догонять его до середины зимы.
Зажить бы счастливо! Так думает каждый хотя бы раз в жизни, но все время не получается. Счастье, будто горизонт, уходит все дальше. Скользкое счастье. Невыносимое счастье - оно где-то есть и его так много, что может придавить собой. Оно утопит, сожжет, разорвет на куски. Так бы и хотелось разорваться от счастья, но оно, сука, где-то мимо, стороной. Не у тебя.
Небо смеется тихо. Звонким дождем смеется, колокольчиком августа треньчит. Каждый день небо только и делает, что дает счастье, но почему-то те, кто внизу, упорно отказываются его брать. Не хотят или не могут - беспричинно брезгуют. Ну ладно. Мы завтра еще порцию дадим - все равно не берут. Как будто специально! Небо терпеливо. Но небо терпеливо. Однако небо терпеливо. Как всегда. Спокойно. Как всегда. Безоглядно. Как всегда. Мирно. Как всегда. Мягко. Как всегда. Прохладно. Как всегда. Тенисто. Так. Волнисто. Так. Спокойно. Естественно. Мудро. Осознанно. Открыто. Честно.
Небо будто в замочную скважину поглядывает, пробует сквозь непролазную рябь осени разглядеть скученные домики где-то далеко, на земле. Небо слышит сигнальные гудки автомобилей, застрявших на мостах, за поворотами магистралей, на долгих трасах вдоль реки. Различая разные голоса и акценты, небо присматривается к теснящимся на трамвайных остановках людям. Они ходят взад-вперед своими мелкими человечьими шажками и рассуждают про себя о том, как им живется. Вот: в сторонке особнячком стоят другие люди, они не ходят, а твердо стоят на месте и тоже рассуждают. От них шел видимый и невидимый шлейф самоубийства - это были курильщики. Всех возрастов, разнополые, разнообразные и невероятно похожие друг на друга, они затягивались в себя дымом сигарет, дорогих и дешевых, ждали, когда придет старость с кашлем.
Небо проветривало комнату, в которой жилось уже пару-тройку месяцев, а над головой спящих в ней людей кружили буквы ставшей теперь знакомой и привычной латиницы. В комнате спали люди, которые уже два года как тихо не могли терпеть друг друга. В комнате постоянно холодно, даже когда становилась невыносимо жарко, все равно оставался холод. Спать было просто неприятно, вставать с постели было нужно, чтобы застрять в пространстве между двумя этажами своего утра и не выбираться оттуда уже до вечера. Приходит пора спать - без единого слова и поцелуя. Так только ищется повод, чтобы выбраться из-под мешков с грязным бельем и со словами, смешанными с невыстиранным порошком для цветных вещей.
Небо живет своей жизнью, а все, кто внизу, живут жизнью неба - не своей. Своей нет. Отказались добровольно еще где-то на пограничье детства с юностью, когда деревья перестали говорить, а солнце оказалось сложенным из пикселей.
Они не живут - они приветствуют каждое, утро, которое удалось пережить. Они не плодятся, а надеются на свою бесплодность. Они не перестают проверять, прочно ли натянута струна в их живом организме. Люди перестали. Верить. Доверять. Мечтать, в конце концов. Добро оборачивалось непониманием, а все злое выходило через сито с выплеснутым в лицо чаем.
Это рождается. Позже - выясняется и проговаривается. Смотря в пол: да когда же ты сдохнешь! Поворачиваясь к стене: уйди, мне не до тебя. Битой посуды тогда не нужно - бьются глаза, как фарфоровые чашки. Мнутся ржавые покрышки в непонимании. Нетерпение порождает злость, и даже ненависть. Самое страшное - беспричинная злоба. Когда причины в себе не видишь и срываешься, будто канатоходец со своей ниточки, натянутой высоко над своей головой. Бить посуду - жаль, что она вся из пластика. И сердце, будто из пластика - лучше бы разбить его, но не бьется. Весны бы, а там можно в воду с головой, отпуская страх.
Так: небо смотрит, улыбаясь, на мирное похлюпывание ложек в супе. В ежедневном супе дневной спирали. Солнце все равно светит кому-то. Даже если кажется, что это не для меня весь свет, то потом вдруг оказывается, что неправда! Именно для меня все. Для меня небо играет чайками, перекидывает солнечный диск с бока на бок, меняет времена года. Для меня это рождаются ноты, поются песни и живут все люди. Все люди живут для меня, а я - для них. Хочешь - не хочешь. Небо не спросило, а сделало. Кефир полился: кончился февраль. Начался март. Кончился март. Начался апрель. Кончился апрель, а там и осень не за горами. Лето пролетит, не оглядываясь. Оно не оглядывалось на тебя, а ты еще полгода стоишь и глядишь куда-то вслед тому лету. А ведь потом еще придет - снова не посмотрит, а ты все также будешь вприпрыжку догонять его до середины зимы.
Зажить бы счастливо! Так думает каждый хотя бы раз в жизни, но все время не получается. Счастье, будто горизонт, уходит все дальше. Скользкое счастье. Невыносимое счастье - оно где-то есть и его так много, что может придавить собой. Оно утопит, сожжет, разорвет на куски. Так бы и хотелось разорваться от счастья, но оно, сука, где-то мимо, стороной. Не у тебя.
Небо смеется тихо. Звонким дождем смеется, колокольчиком августа треньчит. Каждый день небо только и делает, что дает счастье, но почему-то те, кто внизу, упорно отказываются его брать. Не хотят или не могут - беспричинно брезгуют. Ну ладно. Мы завтра еще порцию дадим - все равно не берут. Как будто специально! Небо терпеливо. Но небо терпеливо. Однако небо терпеливо. Как всегда. Спокойно. Как всегда. Безоглядно. Как всегда. Мирно. Как всегда. Мягко. Как всегда. Прохладно. Как всегда. Тенисто. Так. Волнисто. Так. Спокойно. Естественно. Мудро. Осознанно. Открыто. Честно.