Вы когда-нибудь рубили сахарный тростник? Помнит ли шершавая ладонь вес старого мачете? А ваш гибкий торс, влажный под полуденным солнцем, - хлестала ли его плеть надсмотрщика? Что, ни разу? И никакого хлопкового поля, бескрайнего, как блюз? Никакой девушки цвета кофе, протягивающей руку с дымящейся чашкой?
Мда. Соболезную. У меня вот случались помидорные поля на краю дунайских плавней. И корейские луковые плантации южной же Украины - случались.
Девушки наши, хоть и не цвета кофе, затягивали бывало высокими (эстрогенными) голосами "Нэсэ Галя воду", и континуум смещался, ручаюсь вам, обнажая краешек нездешнего солнца. Карибского? Африканского?
Думаете, я сейчас блюз воткну? Мадди Уотерса, а? Почти. Обязательно, но не сегодня.
Говорят, Равель это услышал в стуке ткацких станков. Я верю. Континуум, говорю вам, имеет свойство смещаться. Негры на хлопковом поле поют монотонно-бесконечно, насыщая волокна звуком. А вот уже холст почти готов, натянут на станке, вибрирует неслышно - для всех, кроме Равеля. Не верите?
Click to view