Арсений Тарковский, часть первая
"Он ходил по беленым, белесым санаторным коридорам Дома творчества то с костылем, то на протезе, на деревянной ноге.
И как бы он ни ходил - он всегда летел!
Человек, у которого нет ноги (так сильно, длинно нет ноги - Тарковский потерял ее на фронте), - летал. На костылях - приобретал крылья. Они не воспринимались уродливыми пристройками, конструкциями: словно птица просвистит мимо, взмахнет мощным, пустотелым, узким, как у ласточки, скелетом крыла!
Еще Тарковский - это изумительной красоты глаза. Орехово-золотистые глаза и необычайная... нет, это не была сдержанность.
Он как раз вовсе не был сдержанным человеком. А в то же время не тратил время вовсе ни на что лишнее.
Но он - этот стареющий, летающий господин - свое кратчайшее расстояние всегда пробивал сквозь камень. Сквозь скалы. Жестко, как в латах, себя и строку держал. Может быть, даже себя засушивал. Подавлял нерожденные еще стихи - как музыкант со слишком абсолютным, космическим слухом, которому именно из-за этого трудно играть!
А Тарковский в стихах из-за своего абсолютного, космического слуха к слову доходил до такой прозрачности, до такой тональности, до такой гаммы цветовой, когда все в строке только голубое, белое, серебряное.
И осталось - как он летает, как он тратит время, как хранит свое достоинство. Как он сдержан - до такой простоты и такой скромности. Якобы простоты и якобы скромности.
...Люди только на тех и делятся: кто с кем недодружил. Что за фраза: «Они любить умеют только мертвых...»! Со знанием дела сказанная. "
Биография поэта, составленная М.Тарковской, с дополнениями из различных источников и сокращениями.
Арсений Александрович Тарковский родился 25 июня 1907 года в Елисаветграде - уездном городе Херсонской губернии. Его отец, служащий банка, был воспитанником И. К. Тобилевича (Карпенко-Карого), одного из основателей украинского национального театра . Александр Карлович находился под гласным надзором полиции за участие в восьмидесятых годах в организации народовольческого кружка. Три года он провел в тюрьмах Воронежа, Елисаветграда, Одессы и Москвы и был выслан на пять лет в Восточную Сибирь. В ссылке он начал заниматься журналистикой, сотрудничая с иркутскими газетами.
(в ссылке познакомился со многими людьми, в том числе -Ульяновым-Лениным и Пилсудским. Поэтому, когда однажды в 20-е годы, он получил посылку из Польши, с запиской примерно такого содержания:
"Дорогой Саша, я теперь маршал Польши...Твой Юзек.",то был вызыван для объяснений в ЧК, где его спасло только охранное письмо Ленина.
Вторая жена Александра Карловича, Мария Даниловна (урожд. Рачковская) была учительницей. Арсений был вторым ребенком. Старший его брат, Валерий, погиб в бою против атамана Григорьева в мае 1919 года.
В семье преклонялись перед литературой и театром , все домашние писали стихи и пьесы для “внутреннего употребления”, а глава семьи, Александр Карлович, помимо занятий журналистикой (он сотрудничал в одесских и елисаветградских газетах), писал стихи, рассказы и переводил для себя Данте, Леопарди, Гюго и других поэтов.
Маленьким мальчиком Асик Тарковский вместе с отцом и братом посещает поэтические вечера столичных знаменитостей - И.Северянина, К.Бальмонта, Ф.Сологуба. Тогда же, в 1913 году, родители дарят сыну томик стихов М.Лермонтова. По словам самого Тарковского, писать стихи он начал “с горшка”. Всерьез к его первым опытам относился из окружающих лишь друг отца доктор А.И.Михалевич, который познакомил Арсения с творчеством Григория Сковороды.
Компания молодых людей, друзей Тарковского, из которых он был самым младшим, бредит поэзией. Все пишут стихи, читают их друг другу. Когда после братоубийственной гражданской войны на Украине была установлена советская власть, Арсений и его друзья публикуют в газете акростих, первые буквы которого нелестно характеризуют главу советского правительства Ленина. Молодых людей, почти мальчишек, арестовывают и везут в Николаев, который в те годы был административным центром области. Там их помещают в подвал, где они ждут своей участи. Арсению Тарковскому удалось убежать с поезда по дороге. Было это, судя по его стихам, в 1921 году.
Мальчик, росший “в вате”, избалованный любовью родителей, скитался по Украине и Крыму “без копейки в кармане”, узнал, что такое настоящий голод (голодать он начал еще в 1917 году), перепробовал несколько профессий (благо природа наградила его “талантливыми” руками) - был учеником сапожника, работал в рыболовецкой артели.
"Брата старшего убили,
И отец уже ослеп,
Все имущество спустили,
Жили, как в пустой могиле,
Жили-были, воду пили
И пекли крапивный хлеб.
.....
Но картошки гниловатой
Нам соседка принесла
И сказала:
- Как богато
Жили нищие когда-то.
Бог Россию виноватой
Счел за Гришкины дела.
Вечер был. Сказала:
- Ешьте! -
Подала лепешки мать.
Муза в розовой одежде,
Не являвшаяся прежде,
Вдруг предстала мне в надежде
Не давать ночами спать.
Первое стихотворенье
Сочинял я, как в бреду:
"Из картошки в воскресенье
Мама испекла печенье!"
Так познал я вдохновенье
В девятнадцатом году."
В 1923 году судьба привела его в Москву, где в то время уже жила его сестра по отцу. До поступления в 1925 году на Высшие литературные курсы, Тарковский живет на случайные заработки (одно время был распространителем книг).
На собеседовании при поступлении на Курсы Тарковский знакомится с поэтом и теоретиком стиха Георгием Аркадьевичем Шенгели, который становится его учителем и старшим другом. Вместе с Тарковским на курсе учились Мария Петровых, Юлия Нейман, Даниил Андреев. В том же, 1925 году, на подготовительный курс поступает Мария Вишнякова, ставшая в феврале 1928 года женой Арсения Тарковского.
Два года, начиная с 1929, Тарковский получает ежемесячную стипендию Фонда помощи начинающим писателям при Государственном издательстве, которая помогает существовать молодой семье. (К заявлению в Фонд Тарковский прилагает четыре стихотворения: “Диккенс”, “Макферсон”, “Хлеб”, “Я научился добрый суп варить...”, а также справку с места жительства о том, что “заработка не имеет и нуждается в денежных средствах”).
Первые публикации Тарковского - четверостишие “Свеча” (сборник “Две зари”, 1927 год) и стихотворение “Хлеб” (журнал “Прожектор”, № 37, 1928 год).
В 1929 году из-за скандального происшествия - самоубийство одной из служительниц - закрылись Высшие литературные курсы.
Слушатели, не успевшие окончить Курсы, были допущены к экзаменам при I МГУ. К тому времени Тарковский уже сотрудник газеты “Гудок” - автор судебных очерков, стихотворных фельетонов и басен (один из его псевдонимов Тарас Подкова). В 1931 году Тарковский работает на Всесоюзном радио “старшим инструктором-консультантом по художественному радиовещанию”. Пишет пьесы для радиопостановок. По заданию литературно-художественного отдела Всесоюзного радио пишет пьесу “Стекло”. Чтобы познакомиться со стекольным производством, едет на стекольный завод под Нижний Новгород. 3 января 1932 года пьеса “Стекло” (с участием актера Осипа Наумовича Абдулова) передается по Всесоюзному радио. Радиопьеса Тарковского подверглась резкой критике за “мистику” - в качестве литературного приема Тарковский ввел голос родоначальника русского стекла Михаила Ломоносова. Призванный в высокий кабинет, Тарковский на все нападки ответил: “Какие вы все скучные!” и навсегда покинул радиовещание.
Примерно с 1933 года Тарковский начинает заниматься художественным переводом. Г.А.Шенгели, тогда сотрудник Отдела литературы народов СССР Государственного литературного издательства, привлекает его к переводческому делу вместе с такими поэтами, как В.Звягинцева, М.Петровых, М.Тарловский, А. Штейнберг и другими.
Работа над переводами национальных поэтов была связана с творческими командировками (Киргизия, Крым, Кавказ).
В 1932 году Тарковский узнает о смерти Марии Фальц, своей юношеской любви (ей посвящено около двадцати стихотворений, в том числе “Первые свидания”).
"Свиданий наших каждое мгновенье
Мы праздновали, как богоявленье,
Одни на целом свете. Ты была
Смелей и легче птичьего крыла,
По лестнице, как головокруженье,
Через ступень сбегала и вела
Сквозь влажную сирень в свои владенья
С той стороны зеркального стекла."
В 1936 году Тарковский знакомится с Антониной Александровной Бохоновой, женой критика и литературоведа, друга Маяковского и Бурлюков, В.В.Тренина. Летом 1937 года он окончательно оставляет семью - к тому времени А.А.был отцом двоих детей, Андрея (1932) и Марины (1934) - и соединяет свою жизнь с Бохоновой. Летом 1939 года Тарковский с Антониной Александровной и с ее дочерью по заданию Союза писателей СССР едет в Чечено-Ингушетию для работы над переводами местных поэтов. Живут они в Грозном и в поселке Ведено. Осенью того же года приезжает в Ленинград по издательским делам, где заболевает дифтерией и оказывается в инфекционной больнице “Боткинские бараки”, где в то же время находится на лечении композитор Дмитрий Шостакович Выйдя из больницы, Тарковский присутствует на похоронах Л. Д. Менделеевой, жены А. Блока.
Из воспоминаний об А.Т:
"У нас по этому поводу много было споров с Тарковским. Он не любил Блока. Он говорил: “Что это - “И перья страуса склоненные/В моем качаются мозгу”?” Я говорю: “В его сознании”. - “Так бы и написал!”
В 1940 году он разводится с М.И.Тарковской и оформляет брак с А.А.Бохоновой.
В том же 1940 году Тарковский был принят в Союз советских писателей. Поэт и переводчик Марк Тарловский, рекомендуя Тарковского говорит: “Поэт Тарковский является одним из немногих мастеров стиха, о котором мне на протяжении последних лет не приходилось слышать противоречивых мнений. Для всех, кто знает работы Тарковского, ясно, что это человек, в руки которого можно с полным спокойствием передать самую сложную, самую ответственную стихотворную работу. Я имею в виду стихотворный перевод. Но Арсений Тарковский - не только мастер стихотворного перевода, он поэт и если бы он не был таковым, то он не был бы и таким значительным переводчиком. Он не известен широко как поэт оригинальный, и это объясняется тем, что он не печатал своих стихотворений. Он их пишет давно, пишет по сей день, и стихи эти, по-моему, замечательные. Он настолько строг к себе как оригинальный поэт, что все, что пишет, не считает нужным печатать...”
М.Тарловский обращает внимание собрания на Тарковского как на мастера перевода, перечисляя его работы - переводы киргизской поэзии, грузинских народных песен, трагедии Корнеля “Цинна”, туркменского поэта Кемине.
1940 год знаменателен для поэта не только как год вступления в Союз советских писателей. Осенью этого года (по мнению автора очерка) он знакомится с Мариной Ивановной Цветаевой.
Начало войны застает Тарковского в Москве. В августе он провожает в эвакуацию в г. Юрьевец своих детей с их матерью. Вторая жена и ее дочь уезжают в г. Чистополь , куда эвакуируются члены Союза писателей и их семьи. Оставшись в Москве, - район, в котором жил поэт, нещадно бомбится фашистской авиацией, - Тарковский проходит вместе с московскими писателями военное обучение. (Он был “забракован” медкомиссией и мобилизации в Действующую армию не подлежал). Принимает участие в поэтических встречах, организованных Союзом писателей для москвичей. В первых числах сентября 1941 года А.Тарковский узнает о трагической гибели Марины Цветаевой и отзывается на нее горестными стихами.
Из воспоминаний об А.Т.
"..в тот день (судя по надписям на фотографиях, это произошло 12 октября 1982 г.) я случайно попал к ним в ключевой, поворотный момент его духовной и личной жизни: я никогда больше не видел его в таком радостном и просветленном состоянии.
Оказалось, я узнал об этом в тот же вечер, за несколько минут до меня у него был Павел Нерлер, который принес ему другой, абсолютно бесценный дар: публикацию в “Огоньке” последнего стихотворения Марины Цветаевой (“Все повторяю первый стих...”), написанного по памяти в ответ на его стихотворение “Стол накрыт на шестерых - // розы да хрусталь, // А среди гостей моих - горе и печаль...” - и для него это неведомое ранее стихотворение явилось потрясающим духовным взрывом ,
оттуда , религиозным подарком только на ему понятном подтексте и языке, каким-то суперважным подтверждением и прощением."
16 октября 1941 года, “в дикий день эвакуации Москвы”, когда враг стоял у ее окраин, вместе с престарелой матерью, Тарковский покидает столицу. С Казанского вокзала в переполненном беженцами эшелоне он уезжает в Казань, чтобы оттуда добраться до Чистополя. Там, как и многие другие писатели, он с семьей живет в проходной комнате у хозяев; в тридцатиградусные морозы работает на разгрузке дров. В конце октября и в ноябре поэт создает цикл “Чистопольская тетрадь”, состоявший из семи стихотворений.
За два месяца пребывания в Чистополе Тарковский пишет в Президиум Союза писателей около одиннадцати писем-заявлений с просьбой направить его на фронт. В декабре 1941 года он, наконец, получает вызов в Москву и на подводах, вместе с группой писателей, отправляется в Казань, чтобы оттуда поездом добраться до Москвы. Там он ждет направления в Действующую армию, которое получает в самом конце года. 3 января 1942 года Приказом НКО за № 0220 он “зачислен на должность писателя армейской газеты” и с января 1942 по декабрь 1943 работает как военный корреспондент газеты 1б-й армии “Боевая тревога”. (Позже 16-я армия будет преобразована в 11-ю Гвардейскую Краснознаменную.) На передовую для сбора информации ходил или ездил через день. Его напарник Леонид Гончаров погиб при исполнении редакционного задания. Военному корреспонденту Тарковскому доводилось не раз участвовать в боевых действиях. Побывал под Москвой, на Западном, Брянском, 2-м Белорусском и 1-м Прибалтийском фронтах. Имел воинское звание - капитан, и был награжден орденом Красной Звезды.
Писатель фронтовой газеты должен был работать в разных жанрах - на страницах “Боевой тревоги” печатались стихи Тарковского, воспевающие подвиги солдат и командиров, частушки, басни, высмеивающие гитлеровцев. Вот когда пригодился Арсению Александровичу опыт работы в газете “Гудок”. Солдаты вырезали его стихи из газет и носили в нагрудном кармане вместе с документами и фотографиями близких - самая большая награда для поэта.
По приказу маршала Баграмяна Тарковский пишет “Гвардейскую застольную” песню, которая пользовалась большой популярностью в армии.
"Если на Родине с нами встречаются
Несколько старых друзей,
Все что нам дорого припоминается
Песня звучит веселей.
Ну ка товарищи грянем застольную
Выше стаканы с вином,
Выпьем за Родину нашу привольную
Выпьем и снова нальем."
Несмотря на труднейшие условия военного быта, повседневную работу для газеты, пишутся и стихи для себя, для будущего читателя - лирические шедевры - “Белый день”, “На полоски несжатого хлеба...”, “Ночной дождь”...
В конце сентября 1943 года Тарковский получает кратковременный отпуск как поощрение за боевой подвиг. После долгой разлуки он видится со своими родными, к тому времени вернувшимися из эвакуации. 3 октября, в день рождения дочери, приезжает в Переделкино, где жила его первая семья. По дороге с фронта в Москву им было написано несколько стихотворений (“Хорошо мне в теплушке...”, “Четыре дня мне ехать до Москвы...” и др.)
Андрей Тарковский, из сценария фильма "Зеркало":
"...в ту же секунду мы уже мчались в сторону дома. Я бежал со всех ног, потом в груди у меня что-то прорвалось, я споткнулся, чуть не упал, и из глаз моих хлынули слезы.
Все ближе и ближе я видел его глаза, его черные волосы, его очень худое лицо, его офицерскую форму, его руки, которые обхватили нас. Он прижал нас к себе, и мы
плакали теперь все втроем, прижавшись как можно ближе друг к другу, и я только чувствовал, как немеют мои пальцы - с такой силой я вцепился в его гимнастерку.
- Ты насовсем?.. Да?.. Насовсем?.. захлебываясь, бормотала сестра, а я только крепко-крепко держался за отцовское плечо и не мог говорить.
Неожиданно отец оглянулся и выпрямился. В нескольких шагах от нас стояла мать. Она смотрела на отца, и на лице ее было написано такое страдание и счастье, что я невольно зажмурился.
Я навсегда запомнил слова Леонардо,которые читал мне отец. Отец, видевший страшные битвы на открытых полях, покрытых взрытым и закопченным снегом, горы трупов, танковые атаки и артиллерийские обстрелы..."
"Стояла батарея за этим вот холмом,
Нам ничего не слышно, а здесь остался гром.
Под этим снегом трупы еще лежат вокруг,
И в воздухе морозном остались взмахи рук.
Ни шагу знаки смерти ступить нам не дают.
Сегодня снова, снова убитые встают.
Сейчас они услышат, как снегири поют."
13 декабря 1943 года Тарковский был ранен разрывной пулей в ногу. В страшных условиях полевого госпиталя развивается самая тяжелая форма гангрены - газовая. Его жена Антонина Александровна с помощью А. Фадеева и В. Шкловского достает пропуск в прифронтовую полосу и привозит раненого в Москву, где в Институте хирургии, ставшим на время войны госпиталем, Тарковскому производят шестую ампутацию. В 1944 году он выходит из госпиталя. Для Тарковского наступает новая жизнь, к которой он с трудом приспосабливается. За ним самоотверженно ухаживает его вторая жена, навещают друзья, Мария Ивановна и дети.
В 1945 году поэт по направлению Союза писателей едет в творческую командировку в Тбилиси, где работает над переводами грузинских поэтов, в частности Симона Чиковани. В Тбилиси он знакомится с поэтами, писателями, актерами. (В записной книжке Тарковского можно увидеть номер телефона Наты Вачнадзе и ее мужа, кинорежиссера Николая Шенгелая).
В Тбилиси Арсений Александрович встречается с молодой женщиной - известно лишь ее имя - Кетевана, посвящает ей стихи. Родители Кетеваны возражают против возможного союза их дочери с приезжим поэтом.
Из воспоминаний о встречах с А.Т:
"Особенно много в жизни Тарковского значила Грузия. О Грузии - вереница его стихов. С Тбилиси связаны и воспоминания о некой прекрасной Кетеване, жившей в домике у подножия Мтацминды Пылко любил он и Нату Вачнадзе... Однажды в писательском ресторане Ната проходила мимо столика, за которым сидел Тарковский. Арсений Александрович успел сказать: "У меня есть мечта идиота, что вы со мной немного посидите!" Через некоторое время они решили пожениться. Наверное, это была бы самая красивая пара XX столетия. Специально для того, чтобы выйти замуж за Тарковского, Ната приезжала в Москву. Но история вышла не менее смешная, чем грустная. У поэта были единственные приличные брюки, и предыдущая жена, развод с которой был решен и которая знала о намерениях Тарковского, спешившего на свидание, вызвалась эти брюки выгладить. Положила на них раскаленный утюг, и он провалился сквозь брюки. Имелись еще потешные короткие брючки, в которых никак нельзя было идти к Нате... Арсений Александрович надел их и, удрученный, поплелся к соседям, где познакомился с Татьяной Алексеевной, которая и стала его последней женой... Много лет спустя в гостях у Арсения Александровича были молодые грузинские кинорежиссеры, друзья Андрея, и вдруг по глазам он угадал в одном из них сына Наты Вачнадзе
В том же, 1945, году Тарковский готовит к изданию книгу стихов, которая получила одобрение на собрании секции поэтов в Союзе писателей . Рукопись книги была передана в издательство “Советский писатель” и, несмотря на отрицательную рецензию, была подписана издательством к печати и дошла в производстве до стадии “чистых листов” и сигнального экземпляра.
Книга, в которой было только одно стихотворение с упоминанием имени Ленина (по словам Тарковского - “стихотворение-паровоз, которое должно было вытянуть всю книгу”) и ни одного стихотворения во славу “вождя народов” Сталина. И это в 1945 году, когда имя Сталина было обязательно для любого печатного издания. Но судьба все-таки догнала книжку Тарковского. После Постановления ЦК ВКП(б) “О журналах “Звезда” и “Ленинград” 1946 года печать книги была остановлена. У автора сохранился экземпляр “чистых листов”, переплетенный его другом, поэтом Львом Владимировичем Горнунгом. Для Арсения Тарковского начались годы, когда даже мечта о диалоге с читателем казалась невозможной. Талантливый поэт, которому симпатизировал А.Фадеев, известный среди литераторов, с легкостью мог бы войти в обойму печатающихся авторов. Несколько стихотворений о “ведущей роли партии в жизни страны”, несколько стихотворений о “великом вожде” - и он автоматически становится поэтом, “нужным массам”. Некоторые друзья советовали Тарковскому опубликовать свои стихи под видом переводов. Но ни первый путь, ни второй не подходили Тарковскому. Для него важнее всего было оставаться честным перед самим собой, перед своим призванием.
Чтобы существовать, приходилось заниматься поэтическим переводом, что для зрелого поэта с ярко выраженной творческой индивидуальностью было тягчайшем бременем, почти самоубийством.
Из воспоминаний об А.Т:
"- Какое ваше представление о счастье? - спросил меня Тарковский. И не дожидаясь ответа: - А мое - в раскаленной ашхабадской гостинице сидеть в ледяной ванне, и чтобы весь пол был покрыт дынями, и время от времени подкатывать к себе еще одну, резать и есть... И так я жил в Ашхабаде и переводил Махтумкули.
"Для чего я лучшие годы
Продал за чужие слова?
Ах, восточные переводы,
Как болит от вас голова."
Стихотворение вызвало дружное негодование собратьев по цеху, их клятвы перед лицом многонациональной литературы, что они только и мечтали переводить поэзию братских народов, что рады и впредь служить "перевозчиками" (был такой немудреный каламбур). Словно бы не видели, что горькие слова эти - не только о странном ремесле, ставшем судьбой, что они, пожалуй, и не о переводах... Вернемся, однако, к теме. Решусь признаться: не верю, что кто-либо рождается переводчиком. Поэтами, да, рождаются. Но для того ли, чтобы выговорить "чужие слова"? Разве что посредством "чужих" произнести ненароком и свои? Ведь поэтическое слово, по счастью, многослойно. Иначе не было бы поэтическим.
Тарковский был рожден поэтом и создан для высокого мастерства. Он рассказывал, что как-то в юности с одним другом (кажется, с Аркадием Штейнбергом) находился в Харькове, и они, томясь от скуки, зарифмовали номер местной "Вечерки". Страшный избыток блистательного мастерства. Отчасти он и был реализован в области перевода классической поэзии. Конечно, оно - и в собственных стихах.
Но какая участь! Все отчасти определялось временем рождения. Была, например, судьба Заболоцкого. Ему удалось издать "Столбцы". И после этого он претерпел разгромную критику, некоторое время жил под подозрением, потом был посажен. Те, кто были моложе Заболоцкого на несколько лет, юные стихотворцы, учившиеся в общем у тех же учителей, не успели издать первой книги. Тарковский и друзья его юности, Аркадий Штейнберг, Семен Липкин, Мария Петровых, роковым образом стали переводчиками. Нельзя утверждать наверняка, что занятие переводами вредило их оригинальному творчеству, это недоказуемо. Но, несомненно, переводы отнимали большое количество энергии, и, главное, к сожалению, не всегда удавалось переводить то, что хотелось. Вот отсюда и шли порча и потрава. Те "переводизмы", которые приходилось преодолевать. И все же все названные, и среди них Тарковский, сумели написать свои стихи... Любопытный эпизод: когда готовилась первая книга Тарковского, обнаружилось, что не хватает "паровозов", то есть приемлемых для издательской цензуры социально патриотических текстов, "гражданских" (как их называли, извращая сущность понятия стихов. И Татьяна Алексеевна изготовила для Тарковского "подстрочники" пяти таких стихотворений. Но, когда Тарковский их зарифмовал, обнаружилось, что эти "паровозы" все-таки стали явлением поэзии.
Однажды, еще до войны, он сдал по ошибке в редакцию журнала свои стихи вместо переводов. Оттуда позвонили: "Какие прелестные переводы! Но кто автор? Вы забыли указать... Мы немедленно печатаем". Были разочарованы, узнав истину, о публикации уже не было и речи."
1946 год ознаменовался для Тарковского важнейшим событием его жизни - в доме Г.А.Шенгели он знакомится с великим русским поэтом Анной Андреевной Ахматовой. До момента знакомства они уже были связаны общей судьбой - постановление партии, призванное уничтожить Ахматову, жестоко ударило и по Тарковскому. Дружба поэтов продлится до кончины Ахматовой.
Год 1947 был особенно трудным для Тарковского. Он тяжело переживал расставание со второй женой, которая спасла ему жизнь, приехав за ним во фронтовой госпиталь. Поэта преследуют мысли о самоубийстве, он носит в своем кармане яд. Фируза (1947 год), Ашхабад, разрушенный сильнейшим землетрясением, Нукус (1948) - работа над переводами классика туркменской литературы Махтумкули и каракалпакской эпической поэмы “Сорок девушек”. Его сопровождает в качестве секретаря Т.А.Озерская. В 1948 году Арсений Александрович получает через Литфонд комнату в общей квартире на улице Коровий вал. “Коровий вал - вот мой Парнас!” - горько шутит поэт.
Из воспоминаний об А.Т., Юрий Коваль: Заговорили о переводах Арсения Александровича из Махтумкули. Вот эти стихи:
Скажите лжецам и глупцам -
Настало их подлое время.
Скажите безумным скупцам -
Казна - бесполезное бремя.
Скажите подруге моей -
Растерзан я на сто частей;
В песках раскаленных степей
Сгорело пшеничное семя.
Базар мой расхищен, я пьян,
Я болен, я гибну от ран,
Слепит меня горный туман
И грузом ложится на темя.
Мой сын не дождался меня:
Он мертв. Из Хивы я три дня
Скакал, и язвило коня
Мое сумасшедшее стремя.
Ты смотришь на лик восковой.
Фраги, в этот час роковой
Молчи. Твой язык огневой
Печалит водимое племя.
Татьяна Алексеевна так рассказывала:
- Он перевел все это, потом схватился за голову и сказал:
“Я удавлюсь!”
“Что с тобой?”
“Ты понимаешь, я перевел стихотворение, но там осталась еще одна строфа, а больше рифм в русском языке нет. Время, бремя, семя, темя, стремя и племя. Это все. Больше рифм нет. Я удавлюсь или выброшусь из окна. Что делать мне? Нету больше рифм”.
Как же так? Ну что же делать? Я тоже в ужасе. Такое великолепное стихотворение.
Беру оригинал, беру подстрочник, беру перевод, считываю. Везде пять строф. Оказывается, он перевел все стихотворение. Просто он обсчитался."
из воспоминаний Битова:
"1949 год. Готовится вся страна. С одной стороны - к 150-летию Пушкина, с другой - к 70-летию Иосифа Виссарионовича.
И скорее даже - в обратном порядке значимости. И вот Арсения Александровича вызывают куда надо. Вероятно, в 1948-м или в начале 1949-го.
Тарковский, как человек интеллигентный и происхождения не рабоче-крестьянского, вполне мог испугаться. Не знаю. Но - пошел. Явный чекист его встретил, но комната была ближе к Кремлю, чем к Лубянке.
Маленькая такая комнатка, где сидит один человек за гладким столом...
Тарковский готов к самому худшему. А ему дают крупный аванс. И роскошный портфель, в котором лежат подстрочники стихов Иосифа Виссарионовича.
Потому что, как известно, и этот человек начинал как поэт. Но ему Илья Чавчавадзе не дал благословения - и он пошел в революцию.
А то бы был грузинский поэт того или иного разлива...
Итак, переводы. С одной стороны - облегчение, а с другой - такие предложения не обсуждаются. Велено никому не говорить. Ни одной бумажки не терять. Все вернуть вместе с черновиками!
И Тарковский понимает, что подписывает себе приговор. Потому что, если он напишет лучше, чем Иосиф Виссарионович, будет плохо. Если точно так, как юный вождь писал, - еще хуже... Если в чем-то неточность - опять плохо.
- В общем, - он говорил, - я страдал-страдал... И одно стихотворение - это было чудо переводческой техники - просто слово в слово уложил. И продолжал страдать. Подстрочников было еще много.
Потом его вдруг вызвали преждевременно в ту же комнатку. «Все. Берите черновики и приходите».
Он приходит туда, зная, что не закончил...
- Вы все принесли?
- Все.
Достал черновики из портфеля, они посмотрели, отложили и говорят: «Вы знаете, Иосиф Виссарионович такой скромный человек, что он этой книжки не захотел. Все остается между нами».
И он от облегчения, от растерянности спрашивает: «А портфель?»
- Берите.
- Таким образом, - заключал Тарковский, - у меня остался от этого дела аванс и изумительный портфель."
Летом 1950 года поэт отправляется в Азербайджан (Баку, Мардакяны, Алты-Агач) вместе с дочерью Мариной, Т.А.Озерской и ее сыном Алешей Студенецким. Там он работает над переводом поэмы Разула Рзы “Ленин”.
В конце года Тарковский расторгает брак с А.А.Бохоновой и 26 января 1951 года официально женится на Т.А.Озерской. 22 марта после тяжелой болезни умирает А.А.Бохонова. На ее смерть поэт отзывается стихами “Смерть меня к похоронам...” и “Фонари”.
И снова работа, работа. Поездки в творческие командировки, участие в декадах национальных литератур, встречи с поэтами и писателями, серьезные занятия астрономией...
В 1957 году он, наконец, получает квартиру в кооперативном писательском доме у станции метро “Аэропорт” (теперь ул. Черняховского). А заветные рукописные тетради пополняются новыми стихами. Особенно продуктивным был для поэта 1958 год, когда им было написано около сорока стихотворений, в том числе “Оливы”, “Вечерний, сизокрылый...”, “Пускай меня простит Винсент Ван-Гог...” и другие.
Трагические неудачи с публикацией первой книги надолго отбили у Тарковского желание предлагать свои стихи к изданию. Даже с наступлением хрущевской “оттепели” он не хотел нарушать свой принцип - не предлагаться. Жена поэта и его друг, В.С.Виткович, понимавшие, что в новых условиях книга Тарковского может “пройти”, подготовили подборку стихов, которую поэт назвал “Перед снегом”, и отнесли ее в редакцию поэзии издательства “Советский писатель”.
В 1962 году, когда А.А.Тарковскому было уже пятьдесят пять лет, вышла его первая книга. В конце августа того же года его сын кинорежиссер Андрей Тарковский получает Большой приз Венецианского международного кинофестиваля. Таким образом, отец и сын дебютировали в одном году. Книга “Перед снегом”, вышедшая небольшим по тому времени тиражом в 6000 экземпляров, мгновенно разошлась, стала открытием для читателя и подтвердила репутацию поэта среди братьев по цеху. А.А.Ахматова отозвалась на нее хвалебной рецензией.
В шестидесятые годы выходят еще две книги Тарковского: в 1966 году - “Земле - земное”, в 1969 - “Вестник”. Тарковского приглашают с выступлениями на ставшие тогда популярными вечера поэзии. В 1966-1967 годах он ведет поэтическую студию при Московском отделении Союза писателей. Наконец появилась возможность в составе писательской делегации - советская форма туризма для деятелей культуры - посетить Францию и Англию (1966 и 1967 годы). В Лондоне Тарковские встречаются с профессором Лондонского университета, знатоком русской литературы Питером Норманом и его женой, дочерью известного религиозного философа С Л. Франка, высланного Лениным из России в 1922 году, Н. С. Франк.
5 марта 1966 года умирает Анна Андреевна Ахматова; эта смерть явилась для поэта большим личным горем. 9 марта вместе с В.А.Кавериным Тарковский сопровождает гроб с телом Анны Андреевны в Ленинград, выступает на гражданской панихиде по ней. Памяти А.А.Ахматовой поэт посвятит цикл стихотворений.
И это не книга моя,
А в дальней дороге без весел
Идет по стремнине ладья,
Что сам я у пристани бросил.
И нет ей опоры верней,
Чем дружбы неведомой плечи.
Минувшее ваше, как свечи,
До встречи погашено в ней.
Людская плоть в родстве с листвой,
И мы чем выше, тем упорней:
Древесные и наши корни
Живут порукой круговой.