Кузичкины. Воспоминания советского разведчика и его жены 1
"...В конце ноября 1973 года я, студент исторического факультета Института стран Азии и Африки при Московском государственном университете имени М. В. Ломоносова, готовился к отъезду на преддипломную практику в Иран.
Моими основными дисциплинами в ИСАА были история Ирана и персидский язык. Но, кроме того, студенты изучают еще и массу других предметов: история СССР, Всемирная история - первобытный строй, Египет, Греция, Рим, Средневековье, новая и новейшая история мира. Отдельно читалась нам история Востока в полном объеме. Еще приходилось изучать диалектический материализм, классическую философию, марксистско-ленинскую философию и политическую экономию. В языковом плане одного восточного языка недостаточно, чтобы быть вполне подготовленным востоковедом.
Нужно иметь возможность читать западные источники, для чего необходимо владеть одним из западных языков. Студенты ИСАА изучают английский или французский в зависимости от колониального прошлого той или иной страны. В моем случае это был английский язык. Но чтобы не быть специалистом только по одной стране Востока, а по региону в целом, необходимо знать еще второй восточный язык. Мне достался арабский. Неудивительно, что срок обучения в ИСАА 5 лет, а с заграничной практикой 6 лет. Но жаловаться не приходилось. Академическая подготовка в нашем институте была лучшей в стране.
На каждой кафедре был один преподаватель, который отвечал за практику студентов. Не было у них много работы, так как почти все студенты, кому предлагали выезд за границу, имели свои собственные подготовленные каналы. Так было и в моем случае. Ответственный за практику с моей кафедры сказал, что принято решение направить меня в Иран, и спросил, есть ли у меня собственные возможности. Свои возможности я подготовил заранее. Предложение поехать в Иран не застало меня врасплох. Политически я считался благонадежным.
Успеваемость у меня была хорошая, три года я был старостой курса и членом партийного бюро института. К тому же, будучи москвичом, жил я у себя дома, а не в университетском общежитии. Это значит, что моя личная жизнь не была под надзором стукачей. Вот с учетом всего этого с начала 4-го курса я начал искать свой канал и вскоре нашел. По совету одного из наших студентов со старшего курса, который уже успел побывать в Иране, я обратился во внешнеторговое объединение «Тяжпромэкспорт» Государственного комитета по внешнеэкономическим связям (ГКЭС), которое строило металлургические предприятия и другие объекты в развивающихся странах. В Иране по их линии работали тысячи специалистов, и, естественно, им нужны были переводчики.
И вот как только в ИСАА мне предложили поехать в Иран, я схватил письмо из деканата в командирующую организацию, отнес его в «Тяжпромэкспорт», и колесо оформления закрутилось...
...предложение поступить в разведку мне очень польстило. ...Разведка - это почетная, трудная, романтическая работа на благо нашей Родины. Туда принимают только наиболее способных и кристально чистых людей. Работа разведки воспевается и восхваляется в книгах и кинофильмах, которые пользуются огромной популярностью. Честь попасть в члены этой элиты интеллектуалов выпадает не каждому. Так думают люди.
Так думал и я после разговора с сотрудником КГБ. Размышляя таким образом, я решил принять предложение стать разведчиком, заполнил все необходимые анкеты и позвонил Николаю Васильевичу. Мы встретились на улице Кузнецкий Мост, где в доме № 27 располагается отдел кадров КГБ. Николай Васильевич предложил мне пройти медицинскую комиссию перед отъездом, но я отказался, так как до отъезда у меня оставалось всего несколько дней. Он не настаивал. Перед тем как расстаться, он сказал:
- В Иране ты будешь переводчиком в постоянном контакте с иностранцами. Тебя, несомненно, постарается завербовать контрразведка местной резидентуры КГБ. Наша инструкция тебе - с ними в контакт не вступай, от их предложений сотрудничать вежливо отказывайся, и о наших отношениях они знать не должны. Мы не хотим тебя засветить на их грязных делах. Если нашим людям нужно будет вступить с тобой в контакт, то тебе передадут привет от Николая Васильевича.
Что такое контрразведка, резидентура, какими такими грязными делами она занимается и кто такие «наши люди», я не имел ни малейшего представления; понял одно: что имею дело с очень серьезной организацией и что она уже начала беспокоиться о моей безопасности. Это еще раз убедило меня в том, что выбор сделан правильный.
Вылетал я в Тегеран 6 декабря 1973 года из Международного аэропорта Шереметьево. Полет занял три с половиной часа. К Тегерану мы подлетали близко к полуночи. Это было захватывающее зрелище! Тегеран лежал внизу морем ярких, разноцветных мигающих огней, как на иллюминации. Трудно было поверить, что это обычное освещение. А ведь так оно и было.
Иранский национализм переживал период необычайного подъема. Еще бы, 2500 лет беспрерывной государственности. Не всякая страна может таким похвастаться. С начала 4 века до нашей эры в Иране сложилось сильное государство во главе с династией Ахеменидов. Территория этого государства простиралась от Египта до Индии. С этого времени и до наших дней Иран ни разу не терял своей государственности. Он существовал наряду с Египтом, Грецией, Римом. Его покорили арабские мусульманские племена в начале 7 века нашей эры, навязали исламскую религию, но и только.
Арабы были на очень низкой ступени развития, и иранская культура поглотила их полностью. Арабы просто посадили на трон своих правителей, вся же государственная машина, приводимая в движение иранцами, продолжала работать по-прежнему. То же случилось и с племенами татар в 13 веке. Даже в начале 20 века, в период колониальных владений, Иран не превратился в колонию, а находился хоть под сильным, но лишь влиянием России и Великобритании. И даже Сталину пришлось убраться из Ирана в 1947 году, хотя всем хорошо известно, как он не любил это делать.
А иранская культура: философия, астрономия, математика, поэзия. Иран дал миру таких величайших поэтов-философов, как Фирдоуси, Саади, Хафиз, Хайям и др. Многие отождествляют иранцев с арабами, но это в корне неверно. Язык Ирана фарси принадлежит к индо-европейской группе языков, тогда как арабский - к семитской.
Галина:
Квартира была вполне приличной, если не считать мусульманский унитаз, имеющий у нас необыкновенное название «чаша Генуя»; в квартирах большей площади были два санузла, один из которых более привычен для европейцев. Удивили и металлическая мебель на кухне, металлические межкомнатные двери и оконные рамы и впервые увиденная стиральная машина-автомат, а еще иранский вариант кондиционера, который называли «куле́р». На крыше был установлен большой ящик, в котором с четырех сторон закреплялись так называемые пушали, маты из какой-то соломы, и была подведена вода, постоянно увлажняющая эти маты. Вентилятор гнал охлажденный и увлажненный воздух в квартиру, что было в жару необходимо, так же как зимой было необходимо топить керосиновые печки, установленные в квартирах. Хорошо, что холодно было недолго.
Жены начальников-иранцев в большинстве своем были европейки. Поэтому отмечать 31 декабря для них было вполне логично. И они могли себе позволить погулять на широкую ногу. 1974 год мы встречали в ресторане нашего поселка. Вполне приличный ресторан, мы с Володей туда ходили иногда обедать или ужинать. Блюда простые, но ни разу ничем не отравились. Обстановка благожелательная, тихая национальная музыка, прохладно, все очень вежливы и обходительны. Из Тегерана из отеля «Мармар» пригласили оркестр, музыканты играли до утра самые популярные в то время мелодии мировой эстрады и, конечно, иранские, особенно те, которые исполняла Гугуш, звезда эстрады Ирана в то время. За все платила Иранская металлургическая корпорация.
В поселке был единственный магазин, который торговал всем, - супермаркет. Товар привозили раз или два раза в месяц, и каждый привоз был событием, потому что в Йезд мы выезжали редко. А в Бафке в лавках можно было покупать овощи и фрукты, но не мясо, хотя иногда приходилось. Подходишь к мясному магазинчику, у дверей выставлены коровьи копыта или даже голова, что должно гарантировать качество покупки. Приезжаешь домой, начинаешь варить и сразу же видишь «мраморность» мяса, чувствуешь запах и понимаешь, что варить это надо несколько часов - верблюжатина!
Из окна в квартире Мэ был виден супермаркет, поэтому она была в курсе привоза продуктов. Со мной навсегда осталась ее незабываемая фраза, которую она произнесла, прибежав к нам с радостной новостью: «Галя, у той магазы стоит большой машина!»
Арса окончил Ташкентский университет, у Мэ не было, по-моему, и семи классов, но она производила впечатление человека образованного, чуткого, скромного. У нее были врожденное чувство собственного достоинства и внутренняя культура, которой частенько не хватало окружающим нас в Бафке советским людям.
На Ноуруз, иранский Новый год, вся Персия путешествует. И нам тоже организовали поездку в Исфахан, Шираз и Персеполис. Конечно, не совсем бесплатно, но сумма была весьма скромной и доступной. Какие скандалы шли в некоторых семьях советских специалистов, когда один из супругов хотел посмотреть страну, а другой был категорически против только из нежелания платить за поездку, предпочитая просидеть в пустыне два, три, а то и четыре года и улететь в Союз, абсолютно ничего не увидев в такой потрясающей стране, стране с такой историей! Но Арса с Мэ и мы с Володей поехали. Удивительно, что потом, прожив в Тегеране пять лет, мы не имели больше возможности путешествовать.
А живое общение с иранцами! В офисе моим постоянным собеседником был молодой иранец, служащий склада на руднике. Когда он узнал, что место его работы по-русски называется «склад», он тут же назвал себя Складчиком. Общались мы на дикой смеси английского, фарси и жестов, прекрасно понимая друг друга, и только в редких случаях просили Володю помочь. Благодаря этой дружбе я начала знакомство с разговорным персидским, а Складчик узнал русские слова, и оба мы совершенствовали английский.
Я побывала в гостях у нашего водителя, он познакомил меня с сестрой; люди абсолютно открыты к общению, хозяин любой лавочки - близкий родственник. Перед отъездом мы решили сшить мне чадру - покрывало, которое носили в то время почти все иранские женщины в провинции и многие, но не все, в больших городах. Просто на память, мы не знали, вернемся ли когда-нибудь в Иран. Я выбрала белую в мелкий цветочек ткань, такие часто носили иранки, и тут же хозяин магазина тканей пригласил нас к себе в дом. Угостил чаем и сладостями, и, пока мне шили чадру, мы сидели у него во внутреннем дворе дома и любовались рыбками, плавающими в фонтане.
Замечательный был год, за время, проведенное в Бафке на руднике Чогарт, я узнала и навсегда полюбила Иран, народ этой страны, персидский язык и национальную музыку.
Бафк - это маленький городок, расположенный в юго-восточной части Иранского плато в каменно-соляной пустыне Деште-Лут. В городке были одна мечеть, глинобитные мазанки и нищета. Небольшое население занималось в основном скотоводством и мелкой торговлей. Так и остался бы этот городок в безызвестности, не произойди в Иране одно событие, которое привело к развитию в Иране собственной металлургии.
Иранские власти делали попытки создать в стране металлургическую промышленность уже с конца 19 века. Наиболее дальновидные люди понимали, что без собственной тяжелой промышленности Иран будет в постоянной экономической зависимости от развитых стран, и пытались исправить положение. Премьер-министр Ирана Мирза Таги-хан Амир-Кабир привез в страну первую доменную печь в конце 19 века, но этот проект провалился из-за нехватки средств. В 30-е годы Иран подписал соглашение с немецкой компанией «Крупп» о постройке металлургического завода. Работы были прекращены в связи с началом Второй мировой войны. После войны Иран вел переговоры с американцами, шведами, французами, и все они в один голос говорили, что в Иране нет достаточно природной железной руды и что для работы металлургического завода руду надо завозить из-за границы. Но для Ирана это означало все ту же зависимость.
И вот в начале 60-х годов в дело вступил Советский Союз. Специалисты, проведя геологическую разведку, пришли к выводу, что руда в Иране есть в достаточном количестве для постройки металлургического завода. Иранское правительство опасалось политического влияния СССР, но желание создать независимую экономику было сильнее, и в 1963 году между Ираном и СССР было подписано соглашение об экономическом сотрудничестве, которое предусматривало также и строительство металлургического комбината в Исфахане. При этом подчеркивалось, что сотрудничество между двумя странами будет только экономическое и никакого политического. Шах продолжал оставаться крайним антикоммунистом.
Но за чистую экономическую помощь нужно платить наличными, а денег в иранской казне было недостаточно. Нефть не приносила больших доходов, мировые цены на нее были довольно низкие. Оставались ковры и сухофрукты. СССР согласился принять сухофрукты в качестве платы. А еще что? Был еще природный газ на юге Ирана, который сжигался в то время за ненадобностью. Вот его-то иранцы и предложили Советскому Союзу в качестве платы за завод. Но для этого нужно строить газопровод. Советские согласились строить газопровод с юга вдоль западной границы Ирана на территорию Советской Армении. Нужно сказать, что некоторые дальновидные советские эксперты, считая шаха политически ненадежным партнером, предлагали не использовать газ на территории СССР, а развернуть газопровод на юго-запад и продавать газ в Турцию.
Если произойдет какой-нибудь конфликт, иранцы газ перекроют, то пусть от этого страдают турки, а не наши. К тому все и шло, но в начале 70-х годов советский руководитель Н. В. Подгорный [1] встретился с шахом и пришел к выводу, что «с этим человеком можно сотрудничать», и турецкий вариант газопровода был отменен, но, как выяснилось позже, совершенно напрасно. С началом энергетического кризиса в 1973 году цены на нефть и газ подскочили невероятно, и иранцы хотели поднять цены на газ, идущий в СССР. Но ведь газ был платой за металлургический завод, стало быть, завод обесценился бы. К тому же цены на нефть в мире поднялись по причине чисто политического характера, и ни Иран, ни СССР не имели к этому никакого отношения (или почти не имели). После мучительных переговоров стороны пришли к соглашению, что цена на газ будет немного повышена, но останется гораздо ниже мировой до полной расплаты за предприятие.
Чтобы сбалансировать потери, советская сторона понемногу поднимала цены на запасные части для завода, мотивируя это ростом цен на металл в мире. Так это и продолжалось до революции в Иране. Новые иранские власти решили навести «порядок» в своей экономике и, поверив западной пропаганде о том, что СССР позарез нуждается в иранском газе, предъявили СССР ультиматум: «Или покупайте наш газ по мировым ценам, или мы его перекроем». Советская сторона не стала спорить, а попросту отказалась от дальнейшего использования иранского газа, продемонстрировав и иранцам, и всем остальным, насколько СССР нуждался в этом газе.
Основную массу советских составляли специалисты по добыче железной руды из города Кривой Рог на Украине. Очень глубокая провинция, и вырваться оттуда за границу - это шанс, который выпадает один раз в жизни. Вот они этот шанс и используют. Основная цель каждого советского специалиста - скопить деньги. Вот они и копят, стараясь истратить как можно меньше каждый месяц. А если расходы только на питание, то можно экономить и здесь, привозя продукты из дома. Некоторые пытались растянуть привезенные продукты до следующего отпуска, доходя до полного истощения. А сколько было случаев голодных обмороков! И все это происходило на глазах у иранцев.
Если посмотреть на эту проблему поверхностно, то можно сказать, что выпустили провинциальное быдло за границу, вот они себя и ведут как скоты. Но не так ведь это просто. Люди-то в основном были хорошие, и нельзя их обвинять за то, что они почти теряли человеческий облик, старясь вырвать свой шанс у жизни. В этом был виноват тот, кто лишил их нормальной жизни в Союзе, кто обкрадывал их и дома, и за границей. Нет, не оговорился я, именно обкрадывал. Мне это стало ясно, когда я, собирая материалы для диплома, натолкнулся на информацию о том, сколько иранская сторона платила СССР за разного рода специалистов в соответствии с договором. Волосы у меня встали дыбом, когда я увидел, что иранцы платят пять тысяч долларов в месяц за каждого советского инженера. А ведь инженер этот получает от своих только триста долларов! А плати ты этому инженеру хотя бы половину этих денег, и не превращался бы он в скота.
Кроме финансовой, есть еще и другая форма доведения советского специалиста до моральной деградации - ПРОДЛЕНИЕ. Формально каждый советский специалист направляется за границу только на год, в конце года срок его командировки продлевается еще на год и так далее. Партийное руководство использует продление как метод морального давления на специалистов. Продление является причиной интриг, сплетен, доносов, принуждения к доносительству, совращению чужих жен и т. д.
Представителей КГБ среди специалистов в Бафке не было, но стукачей хоть отбавляй.
Моя командировка проходила нормально. Я вовсю писал свой диплом на тему «История металлургической промышленности Ирана», и мне иногда нужно было бывать в Тегеране для сбора информации. Мой босс относился к этому с пониманием и довольно часто устраивал мне «служебные командировки» в Тегеран.
В Институте стран Азии и Африки все шло своим чередом. Моя группа оканчивала уже первую половину пятого курса и уходила на преддипломную практику. Мне же предстояло начать занятия со второго семестра четвертого курса, то есть с момента, когда я уехал в Тегеран. Я терял целый год. Но ничего не поделаешь, таковы правила. Доложив в деканат о возвращении, я встретился с заведующим кафедрой истории Ирана профессором Михаилом Сергеевичем Ивановым, который был моим научным руководителем. Он спросил, готова ли дипломная работа. Я ответил, что в черновом варианте диплом закончен и осталось его только перепечатать. Михаил Сергеевич попросил показать ему черновик, прежде чем я начну его перепечатывать. Через несколько дней профессор Иванов вызвал меня на кафедру и сказал, что он ознакомился с моей дипломной работой и остался доволен ее содержанием.
- Вам, наверное, будет интересно узнать, что я не внес ни одной поправки в вашу работу, что случается крайне редко, - сказал он. - Я считаю, что у вас есть академическое будущее и намерен рекомендовать вас в аспирантуру. И еще, поскольку дипломная работа закончена, я не вижу смысла для вас терять целый год и буду ходатайствовать перед деканатом, чтобы они дали вам возможность сдать оставшиеся экзамены экстерном. Если, конечно, вы не возражаете, - добавил он.
За упомянутые шесть месяцев начало разворачиваться еще одно непредвиденное событие. На меня начала наседать военная кафедра университета. Мой преподаватель военного перевода персидского языка предложил мне после окончания учебы пойти в армию. У меня с ним были хорошие отношения, и я прямо ему ответил, что, прослужив три года срочной службы, я любовью к армии не воспылал, даже совсем наоборот.
Распределение - это церемония официального сообщения выпускнику, куда он направляется на работу. В сущности, в моем институте распределение является чистой проформой, так как каждый выпускник заранее знает, где он будет работать. Заранее - это за год до распределения или более того. Большинство студентов ИСАА являются детьми номенклатурных работников, которые подготавливают все для своих детей загодя, используя свое служебное положение, влияние и связи.
Перед распределением меня вызвал декан и сказал, что против моей фамилии будет карандашом написано «Министерство обороны». Я не должен удивляться, таким образом прикрывается распределение в КГБ.
Ерофеев объяснил, что кроме семьи никто не должен знать, где я работаю в действительности. Моим учреждением прикрытия он назвал Министерство иностранных дел СССР, но заметил, что это может поменяться. Все зависит от обстоятельств. Таким образом, передо мной уже вырисовывалась перспектива, что я поеду за границу в качестве дипломата. Мне была выдана справка с места работы для предоставления в домоуправление, в которой стояло: «Сотрудник МИД СССР». Так что для всех моих соседей я уже стал дипломатом. Ерофеев сказал также, что в районном военкомате моя фамилия будет внесена в особый список сотрудников КГБ, которые выпадают из-под юрисдикции армии.
Количество агентов в Иране меня очень удивило, и я начал присматриваться к другим странам на этот предмет. Вскоре выяснилось, что положение в других странах не намного лучше, а то и хуже. Например, китайское направление не имело ни одного агента не только в самом Китае, но и в других странах мира. Такое же положение было в Пакистане, Турции и Японии. Слышал я уже на Западе убеждение, что у резидентуры КГБ в Токио было двести агентов. Я помню, как в нашей комнате к командировке в Японию готовился Валерий Вдовин. С его собственных слов - в Японии был круглый ноль. И он скреб по архивам для того, чтобы возродить уже законсервированных агентов. Из моих разговоров с приятелями из других отделов было ясно, что и у них положение не лучше.
И вот здесь-то вспомнились мне скептические усмешки некоторых слушателей во время лекций о вербовках в «Школе 101».
Чем меньше времени оставалось до командировки, тем больше я постигал не книжную, а жизненную философию и кредо разведчиков КГБ. Как и все в Советском Союзе, они очень отличались от того, что написано на бумаге.
Основной закон - это выжить, дойдя до официального окончания командировки, не будучи выдворенным из страны. Если разведчик выдворен, то его заграничную карьеру можно считать законченной
Для того чтобы не быть выдворенным, нужно соблюдать следующие неписаные правила:
- не трогать американцев, англичан, немцев, французов в их собственных странах и в странах с их сильным влиянием;
- стараться как можно меньше трогать местных граждан в стране пребывания, концентрируя свое внимание на представителях третьих стран. Как правило, местные спецслужбы не уделяют много внимания контактам советских с гражданами третьих стран;
- уважать местные спецслужбы и ни под каким видом не пытаться завербовать их сотрудников, даже если они такие услуги предлагают. В большинстве случаев это оказывается подставой (игрой) противника. Как правило, любая игра со спецслужбами заканчивается выдворением;
- не брать то, что идет в руки, как бы заманчиво это ни казалось. Чем заманчивее, тем опаснее. Лучше потерять хороший источник, чем нарваться на подставу;
- по своей воле никогда не связываться с террористами (палестинцами, ливанцами и прочими). Это может быть опасно для жизни;
- концентрировать свое внимание на гражданах третьих стран, входящих в категорию легковербуемых: Индия, Пакистан, Арабские страны, страны Латинской Америки, страны Юго-Восточной Азии. В конце концов, любая вербовка засчитывается как успех, особенно в современной ситуации, когда агентов КГБ по всему миру можно по пальцам пересчитать.
Эта философия была практически прямым выражением той духовной апатии, о которой говорилось выше. На Западе советский строй и экономику справедливо считают застойной, неэффективной и негибкой. Но вот почему-то КГБ характеризуется совсем противоположно, хотя эта организация является частью советской системы. Почему же КГБ должен быть эффективным, когда вся страна поражена застоем, деидеологизацией и отсутствием энтузиазма? Это все равно что представить себе, что в насквозь проржавевшем механизме один узел остался не пораженным коррозией и работает с полной отдачей. Возможно такое? Конечно же, нет.
За время подготовки в 8-м отделе ПГУ я ознакомился во всех подробностях с ситуацией в Иране, как ее видела наша политическая разведка. Я прочитал тома политической информации по объектам. Шахский двор имел кодовое название «Ларец», САВАК - «Казарма» и т. д. По объему информации складывалось впечатление, что у политической разведки в Иране была куча агентов, однако реальное положение вещей стало мне ясно только во время работы в тегеранской резидентуре.
Поскольку мой предшественник в Тегеране находился на дипломатической должности, то и мне предстояло занять его должность атташе Консульского отдела Посольства. Для этого было необходимо пройти стажировку в «учреждении прикрытия» - Консульском управлении МИД СССР.
Стажировка в Консульском управлении проблемы не составляла. Там две трети сотрудников - «подкрышники». «Подкрышники» - это сотрудники КГБ и ГРУ, работающие постоянно «под крышей» МИД, ТАСС, АПН, Комитета по науке и технике, различных газет и т. д. Только орган ЦК КПСС газета «Правда» не используется разведками в качестве учреждения прикрытия. Это запрещено ЦК.
Между «подкрышниками» КГБ и ГРУ существует довольно большая разница. КГБ направляет под крышу в основном ненужных сотрудников. Например, вернулся офицер из загранкомандировки без результатов, особых способностей не проявив. Все простые должности в его отделе заняты, другие отделы его брать не хотят, и вот тогда спасает учреждение прикрытия. Сотрудники ПГУ, уходя «под крышу», никакой работы в КГБ не ведут. Они только посещают партийные собрания раз в месяц и приходят в ПГУ за получением разницы в зарплате, которая в КГБ выше, чем в других учреждениях. В Управлении «С» «подкрышники» от ведения разведработы не освобождаются. Они работают половина на половину, и толку от них, как правило, нет ни там, ни здесь.
В ГРУ - дело другое. Те направляют «под крышу» своих самых лучших офицеров, считая, видимо, что это обеспечивает их лучшую зашифровку. Но это полная иллюзия, так как во всех учреждениях каждому известно, кто есть кто.
...моя подготовка подошла к концу. Я вернулся в Управление «С» и наметил план работы на срок командировки. Поскольку дело агента «Тимура» было нами прекращено, мне на связь передавался всего один агент «Рам» - афганский консул в Тегеране. В остальном предстояло начинать с нуля. Основными объектами заинтересованности моего отдела в Иране были учреждения регистрации гражданского населения и отдел загранпаспортов. Предстояло также продолжать работу по консульскому корпусу Тегерана, освещению всех изменений в документальной обстановке в Иране, вести контроль за изменениями в режимах всех пограничных КПП страны. Для нелегалов нужно было вести контроль за положением иностранцев в Иране и так далее.
Задания мне по 7-му географическому отделу Управления «С» были не очень обширны, поскольку число оперработников линии «Н» (так называется нелегальная разведка в загранрезидентурах) увеличивалось и туда направлялся сотрудник 7-го отдела. Это был Сергей Павлович Харлашкин, лет 60, полковник, маленького роста, с седоватыми волосами и испуганным выражением в глазах. Он производил впечатление придавленного жизнью человека. Вся предшествующая карьера Харлашкина прошла в контрразведке. Он выезжал в загранкомандировки в Голландию и владел только языком этой страны.
У него не было даже английского языка, не говоря уже о персидском. А ведь основным его заданием было осуществление работы по поддержанию связи с нелегалами. Он пришел в 7-й отдел недавно по протекции начальника этого отдела Петра Шеина. Ему предстояло работать «под крышей» советского госпиталя в Тегеране в должности заместителя директора по административной части. Всем было ясно, что руководство направляло Харлашкина в Тегеран с тем, чтобы он снабжал их дорогостоящими дефицитными западными лекарствами. Было ясно и то, что вся работа ложилась на мои плечи. На Харлашкина рассчитывать не приходилось, и мне об этом и прямо, и косвенно намекали вышестоящие начальники.
Перед отъездом мне опять пришлось проходить собеседование в ЦК КПСС. Оказалось, что и сотрудников КГБ выпускают за границу только с разрешения ЦК. Это правило распространяется также и на нелегалов. На этот раз беседу со мной в ЦК проводил Александр Васильевич Поляков. До ЦК он был дипломатом и специализировался по Ирану. С Александром Васильевичем мне предстояло встретиться и в будущем.
* * *
- Твой отъезд в Тегеран намечен на 11 июня, - сказал начальник моего направления Исмаил Алиев. - Теперь твоя задача достать билеты на поезд Москва - Тегеран.
- Как это «достать»? - удивился я. - Разве у разведки КГБ нет брони на билеты для отъезжающих сотрудников?
- Бронь есть только для высшего начальства, - довольно зло ответил Исмаил. - Я тоже должен изыскивать свои личные возможности, когда еду в командировку, вот и ты найди.
Я был очень удивлен таким поворотом дела. Это было совершенно против всякой логики. Значит, если я лично не достану себе билеты, то мой отъезд в официальную командировку будет сорван? В это было трудно поверить, но такова действительность.
Поскольку я выезжал в командировку под дипломатическим прикрытием, то требование на билет мне было выдано в МИДе. В Советском Союзе билеты на самолет или поезд для поездки за границу свободно не продаются. Выезжающий должен иметь официальное требование командирующей организации. С требованием МИДа я пошел в международные кассы, расположенные недалеко от КГБ, в гостинице «Метрополь». Там мне ответили, что билетов на поезд нет. На мой вопрос, когда они будут, сказали, что примерно месяцев через шесть. Я попытался объяснить кассирше, что я из МИДа и еду в официальную командировку.
- А мне вы хоть будете из КГБ, - флегматично ответила девица, видимо, привыкшая к такого рода ситуациям, - нет билетов, и все тут.
Я доложил Исмаилу, что билетов на назначенный день не было и ждать придется довольно долго.
- Изыщи возможности, - опять сказал он, - ты же разведчик.
- У меня таких возможностей нет, - ответил я, теряя терпение, - разведчиком я стал не для того, чтобы использовать свои знания для заведения знакомств в билетных кассах и дачи взяток. Нет билетов, значит, нет.
Действительно, до этого времени моя жизнь складывалась так, что я не был вовлечен в коррупцию. Будучи человеком прямым и честным, я не принимал все это жульничество. Это было также одной из причин моего согласия работать в КГБ. И вот оказалось, что КГБ не только от этого не защищен, но и зависит даже в официальной деятельности. Я этого принять не мог.
Положение спас Коля Снетков, у которого везде были связи. Он сказал, что устроил мне билет на поезд на назначенный день, для чего ему пришлось купить коробку шоколадных конфет знакомой кассирше. Это был намек, что я у него в долгу.
Незадолго до моего отъезда меня вызвал к себе заместитель начальника Управления кадров КГБ Гуменюк. О причинах этого вызова никто ничего не знал, и это настораживало. Неожиданные вызовы в кадры обычно ничего хорошего не предвещают. Но страхи оказались напрасными. У Гуменюка в тегеранской резидентуре КГБ сын работал шифровальщиком, и отец использовал мой отъезд для того, чтобы передать сыну коробку с продуктами питания. Он сказал, что хотел только заручиться моим согласием, а коробку подвезет прямо к поезду.
Поезд отходил с Курского вокзала в 9 часов вечера. Мы решили приехать туда заранее, чтобы избежать возможных неожиданностей. Вещей было довольно много, четыре чемодана и несколько коробок из-под виски. На вокзале мы спокойно выгрузились на указанной платформе и стали ждать поезд, до отправления которого оставалось часа полтора. Неожиданно для меня появился Исмаил с женой. Он сказал, что они решили прийти и еще раз сказать «до свидания» и, может быть, чем-то помочь. Это было очень любезно с их стороны. Вскоре появился Гуменюк с женой, они принесли посылку для своего сына.
Платформа постепенно заполнялась людьми, отъезжающими в Иран. В основном это были советские специалисты со своими огромными чемоданами. За время ожидания ко мне подошли несколько человек и попросили взять посылки для их детей, работающих в посольстве, и я брал. Все шло нормально, но поезд все не подавали. И вот, когда до отправления оставалось 15 минут, по радио вдруг объявили, что наш поезд вместо четвертой платформы, на которой мы его ожидали, подается на восьмую платформу. Началась паника. Все схватили вещи и рванули.
Нам предстояло спуститься по лестнице и по тоннелю добежать до восьмой платформы. Вот здесь мне стало ясно, что было просто везением, что меня провожали несколько человек. Все мы, включая и женщин, схватили все, что попалось под руки, и понеслись на восьмую платформу. Заместителю начальника Управления кадров КГБ достался самый тяжелый чемодан, но он держался молодцом. Взмокшие, мы добрались до восьмой платформы, где нас ожидал новый сюрприз. Два международных вагона, идущие в Тегеран, находились в головной части состава и на платформу не попали, она была слишком короткой.
Это означало, что нам предстояло грузиться с земли, откуда высота до двери вагона была метра полтора. До отхода поезда оставалось пять минут. Творилось что-то ужасное. В дверях вагона была давка. Проход был забит огромными чемоданами специалистов. Открыта была только дверь в одном конце вагона. Проводников нигде не было видно. Люди лезли в вагон через окна, стараясь протащить за собой чемоданы. Все это казалось нереальным и напоминало сцену из фильма о Гражданской войне, в которой последний пароход увозил из Крыма остатки разбитой белой армии.
Мне и Налитову удалось с боем прорваться в вагон и затащить в купе пару чемоданов. Володя остался укладывать вещи, а я помчался за остальными. Вдруг поезд пошел. Раздались крики и визг женщин. Толпа обезумела. Кто-то рванул стоп-кран. Состав остановился, опять пошел, опять стоп-кран. Пройти назад в вагон не было возможности. Узкий проход занял дюжий работяга и пропускал только свои чемоданы. Остальных, включая и женщин, он просто отшвыривал ногами. Мне тоже досталось ногой в грудь, и я слетел с подножки на землю. Я уже был готов рвануться в атаку, как вдруг этот работяга, распластав перед собой руки, в позе хорошего ныряльщика вылетел из прохода и грохнулся на землю. В дверях стоял Налитов, который вышиб хама пинком под зад.
- Вот это консул из нашего посольства в Тегеране! - крикнул он в толпу, указывая на меня. - И если сейчас же бардак не прекратится, то ни один из вас границу не пересечет! Таких прав у меня, естественно, не было, но в тот момент это подействовало, охладило головы, и нам удалось закончить посадку относительно спокойно. У меня было отдельное двухместное купе, очень маленькое, с двумя полками по одной стороне. Сразу после отправления оно было завалено вещами, и мне понадобился еще час, чтобы все разместить.
Моими основными дисциплинами в ИСАА были история Ирана и персидский язык. Но, кроме того, студенты изучают еще и массу других предметов: история СССР, Всемирная история - первобытный строй, Египет, Греция, Рим, Средневековье, новая и новейшая история мира. Отдельно читалась нам история Востока в полном объеме. Еще приходилось изучать диалектический материализм, классическую философию, марксистско-ленинскую философию и политическую экономию. В языковом плане одного восточного языка недостаточно, чтобы быть вполне подготовленным востоковедом.
Нужно иметь возможность читать западные источники, для чего необходимо владеть одним из западных языков. Студенты ИСАА изучают английский или французский в зависимости от колониального прошлого той или иной страны. В моем случае это был английский язык. Но чтобы не быть специалистом только по одной стране Востока, а по региону в целом, необходимо знать еще второй восточный язык. Мне достался арабский. Неудивительно, что срок обучения в ИСАА 5 лет, а с заграничной практикой 6 лет. Но жаловаться не приходилось. Академическая подготовка в нашем институте была лучшей в стране.
На каждой кафедре был один преподаватель, который отвечал за практику студентов. Не было у них много работы, так как почти все студенты, кому предлагали выезд за границу, имели свои собственные подготовленные каналы. Так было и в моем случае. Ответственный за практику с моей кафедры сказал, что принято решение направить меня в Иран, и спросил, есть ли у меня собственные возможности. Свои возможности я подготовил заранее. Предложение поехать в Иран не застало меня врасплох. Политически я считался благонадежным.
Успеваемость у меня была хорошая, три года я был старостой курса и членом партийного бюро института. К тому же, будучи москвичом, жил я у себя дома, а не в университетском общежитии. Это значит, что моя личная жизнь не была под надзором стукачей. Вот с учетом всего этого с начала 4-го курса я начал искать свой канал и вскоре нашел. По совету одного из наших студентов со старшего курса, который уже успел побывать в Иране, я обратился во внешнеторговое объединение «Тяжпромэкспорт» Государственного комитета по внешнеэкономическим связям (ГКЭС), которое строило металлургические предприятия и другие объекты в развивающихся странах. В Иране по их линии работали тысячи специалистов, и, естественно, им нужны были переводчики.
И вот как только в ИСАА мне предложили поехать в Иран, я схватил письмо из деканата в командирующую организацию, отнес его в «Тяжпромэкспорт», и колесо оформления закрутилось...
...предложение поступить в разведку мне очень польстило. ...Разведка - это почетная, трудная, романтическая работа на благо нашей Родины. Туда принимают только наиболее способных и кристально чистых людей. Работа разведки воспевается и восхваляется в книгах и кинофильмах, которые пользуются огромной популярностью. Честь попасть в члены этой элиты интеллектуалов выпадает не каждому. Так думают люди.
Так думал и я после разговора с сотрудником КГБ. Размышляя таким образом, я решил принять предложение стать разведчиком, заполнил все необходимые анкеты и позвонил Николаю Васильевичу. Мы встретились на улице Кузнецкий Мост, где в доме № 27 располагается отдел кадров КГБ. Николай Васильевич предложил мне пройти медицинскую комиссию перед отъездом, но я отказался, так как до отъезда у меня оставалось всего несколько дней. Он не настаивал. Перед тем как расстаться, он сказал:
- В Иране ты будешь переводчиком в постоянном контакте с иностранцами. Тебя, несомненно, постарается завербовать контрразведка местной резидентуры КГБ. Наша инструкция тебе - с ними в контакт не вступай, от их предложений сотрудничать вежливо отказывайся, и о наших отношениях они знать не должны. Мы не хотим тебя засветить на их грязных делах. Если нашим людям нужно будет вступить с тобой в контакт, то тебе передадут привет от Николая Васильевича.
Что такое контрразведка, резидентура, какими такими грязными делами она занимается и кто такие «наши люди», я не имел ни малейшего представления; понял одно: что имею дело с очень серьезной организацией и что она уже начала беспокоиться о моей безопасности. Это еще раз убедило меня в том, что выбор сделан правильный.
Вылетал я в Тегеран 6 декабря 1973 года из Международного аэропорта Шереметьево. Полет занял три с половиной часа. К Тегерану мы подлетали близко к полуночи. Это было захватывающее зрелище! Тегеран лежал внизу морем ярких, разноцветных мигающих огней, как на иллюминации. Трудно было поверить, что это обычное освещение. А ведь так оно и было.
Иранский национализм переживал период необычайного подъема. Еще бы, 2500 лет беспрерывной государственности. Не всякая страна может таким похвастаться. С начала 4 века до нашей эры в Иране сложилось сильное государство во главе с династией Ахеменидов. Территория этого государства простиралась от Египта до Индии. С этого времени и до наших дней Иран ни разу не терял своей государственности. Он существовал наряду с Египтом, Грецией, Римом. Его покорили арабские мусульманские племена в начале 7 века нашей эры, навязали исламскую религию, но и только.
Арабы были на очень низкой ступени развития, и иранская культура поглотила их полностью. Арабы просто посадили на трон своих правителей, вся же государственная машина, приводимая в движение иранцами, продолжала работать по-прежнему. То же случилось и с племенами татар в 13 веке. Даже в начале 20 века, в период колониальных владений, Иран не превратился в колонию, а находился хоть под сильным, но лишь влиянием России и Великобритании. И даже Сталину пришлось убраться из Ирана в 1947 году, хотя всем хорошо известно, как он не любил это делать.
А иранская культура: философия, астрономия, математика, поэзия. Иран дал миру таких величайших поэтов-философов, как Фирдоуси, Саади, Хафиз, Хайям и др. Многие отождествляют иранцев с арабами, но это в корне неверно. Язык Ирана фарси принадлежит к индо-европейской группе языков, тогда как арабский - к семитской.
Галина:
Квартира была вполне приличной, если не считать мусульманский унитаз, имеющий у нас необыкновенное название «чаша Генуя»; в квартирах большей площади были два санузла, один из которых более привычен для европейцев. Удивили и металлическая мебель на кухне, металлические межкомнатные двери и оконные рамы и впервые увиденная стиральная машина-автомат, а еще иранский вариант кондиционера, который называли «куле́р». На крыше был установлен большой ящик, в котором с четырех сторон закреплялись так называемые пушали, маты из какой-то соломы, и была подведена вода, постоянно увлажняющая эти маты. Вентилятор гнал охлажденный и увлажненный воздух в квартиру, что было в жару необходимо, так же как зимой было необходимо топить керосиновые печки, установленные в квартирах. Хорошо, что холодно было недолго.
Жены начальников-иранцев в большинстве своем были европейки. Поэтому отмечать 31 декабря для них было вполне логично. И они могли себе позволить погулять на широкую ногу. 1974 год мы встречали в ресторане нашего поселка. Вполне приличный ресторан, мы с Володей туда ходили иногда обедать или ужинать. Блюда простые, но ни разу ничем не отравились. Обстановка благожелательная, тихая национальная музыка, прохладно, все очень вежливы и обходительны. Из Тегерана из отеля «Мармар» пригласили оркестр, музыканты играли до утра самые популярные в то время мелодии мировой эстрады и, конечно, иранские, особенно те, которые исполняла Гугуш, звезда эстрады Ирана в то время. За все платила Иранская металлургическая корпорация.
В поселке был единственный магазин, который торговал всем, - супермаркет. Товар привозили раз или два раза в месяц, и каждый привоз был событием, потому что в Йезд мы выезжали редко. А в Бафке в лавках можно было покупать овощи и фрукты, но не мясо, хотя иногда приходилось. Подходишь к мясному магазинчику, у дверей выставлены коровьи копыта или даже голова, что должно гарантировать качество покупки. Приезжаешь домой, начинаешь варить и сразу же видишь «мраморность» мяса, чувствуешь запах и понимаешь, что варить это надо несколько часов - верблюжатина!
Из окна в квартире Мэ был виден супермаркет, поэтому она была в курсе привоза продуктов. Со мной навсегда осталась ее незабываемая фраза, которую она произнесла, прибежав к нам с радостной новостью: «Галя, у той магазы стоит большой машина!»
Арса окончил Ташкентский университет, у Мэ не было, по-моему, и семи классов, но она производила впечатление человека образованного, чуткого, скромного. У нее были врожденное чувство собственного достоинства и внутренняя культура, которой частенько не хватало окружающим нас в Бафке советским людям.
На Ноуруз, иранский Новый год, вся Персия путешествует. И нам тоже организовали поездку в Исфахан, Шираз и Персеполис. Конечно, не совсем бесплатно, но сумма была весьма скромной и доступной. Какие скандалы шли в некоторых семьях советских специалистов, когда один из супругов хотел посмотреть страну, а другой был категорически против только из нежелания платить за поездку, предпочитая просидеть в пустыне два, три, а то и четыре года и улететь в Союз, абсолютно ничего не увидев в такой потрясающей стране, стране с такой историей! Но Арса с Мэ и мы с Володей поехали. Удивительно, что потом, прожив в Тегеране пять лет, мы не имели больше возможности путешествовать.
А живое общение с иранцами! В офисе моим постоянным собеседником был молодой иранец, служащий склада на руднике. Когда он узнал, что место его работы по-русски называется «склад», он тут же назвал себя Складчиком. Общались мы на дикой смеси английского, фарси и жестов, прекрасно понимая друг друга, и только в редких случаях просили Володю помочь. Благодаря этой дружбе я начала знакомство с разговорным персидским, а Складчик узнал русские слова, и оба мы совершенствовали английский.
Я побывала в гостях у нашего водителя, он познакомил меня с сестрой; люди абсолютно открыты к общению, хозяин любой лавочки - близкий родственник. Перед отъездом мы решили сшить мне чадру - покрывало, которое носили в то время почти все иранские женщины в провинции и многие, но не все, в больших городах. Просто на память, мы не знали, вернемся ли когда-нибудь в Иран. Я выбрала белую в мелкий цветочек ткань, такие часто носили иранки, и тут же хозяин магазина тканей пригласил нас к себе в дом. Угостил чаем и сладостями, и, пока мне шили чадру, мы сидели у него во внутреннем дворе дома и любовались рыбками, плавающими в фонтане.
Замечательный был год, за время, проведенное в Бафке на руднике Чогарт, я узнала и навсегда полюбила Иран, народ этой страны, персидский язык и национальную музыку.
Бафк - это маленький городок, расположенный в юго-восточной части Иранского плато в каменно-соляной пустыне Деште-Лут. В городке были одна мечеть, глинобитные мазанки и нищета. Небольшое население занималось в основном скотоводством и мелкой торговлей. Так и остался бы этот городок в безызвестности, не произойди в Иране одно событие, которое привело к развитию в Иране собственной металлургии.
Иранские власти делали попытки создать в стране металлургическую промышленность уже с конца 19 века. Наиболее дальновидные люди понимали, что без собственной тяжелой промышленности Иран будет в постоянной экономической зависимости от развитых стран, и пытались исправить положение. Премьер-министр Ирана Мирза Таги-хан Амир-Кабир привез в страну первую доменную печь в конце 19 века, но этот проект провалился из-за нехватки средств. В 30-е годы Иран подписал соглашение с немецкой компанией «Крупп» о постройке металлургического завода. Работы были прекращены в связи с началом Второй мировой войны. После войны Иран вел переговоры с американцами, шведами, французами, и все они в один голос говорили, что в Иране нет достаточно природной железной руды и что для работы металлургического завода руду надо завозить из-за границы. Но для Ирана это означало все ту же зависимость.
И вот в начале 60-х годов в дело вступил Советский Союз. Специалисты, проведя геологическую разведку, пришли к выводу, что руда в Иране есть в достаточном количестве для постройки металлургического завода. Иранское правительство опасалось политического влияния СССР, но желание создать независимую экономику было сильнее, и в 1963 году между Ираном и СССР было подписано соглашение об экономическом сотрудничестве, которое предусматривало также и строительство металлургического комбината в Исфахане. При этом подчеркивалось, что сотрудничество между двумя странами будет только экономическое и никакого политического. Шах продолжал оставаться крайним антикоммунистом.
Но за чистую экономическую помощь нужно платить наличными, а денег в иранской казне было недостаточно. Нефть не приносила больших доходов, мировые цены на нее были довольно низкие. Оставались ковры и сухофрукты. СССР согласился принять сухофрукты в качестве платы. А еще что? Был еще природный газ на юге Ирана, который сжигался в то время за ненадобностью. Вот его-то иранцы и предложили Советскому Союзу в качестве платы за завод. Но для этого нужно строить газопровод. Советские согласились строить газопровод с юга вдоль западной границы Ирана на территорию Советской Армении. Нужно сказать, что некоторые дальновидные советские эксперты, считая шаха политически ненадежным партнером, предлагали не использовать газ на территории СССР, а развернуть газопровод на юго-запад и продавать газ в Турцию.
Если произойдет какой-нибудь конфликт, иранцы газ перекроют, то пусть от этого страдают турки, а не наши. К тому все и шло, но в начале 70-х годов советский руководитель Н. В. Подгорный [1] встретился с шахом и пришел к выводу, что «с этим человеком можно сотрудничать», и турецкий вариант газопровода был отменен, но, как выяснилось позже, совершенно напрасно. С началом энергетического кризиса в 1973 году цены на нефть и газ подскочили невероятно, и иранцы хотели поднять цены на газ, идущий в СССР. Но ведь газ был платой за металлургический завод, стало быть, завод обесценился бы. К тому же цены на нефть в мире поднялись по причине чисто политического характера, и ни Иран, ни СССР не имели к этому никакого отношения (или почти не имели). После мучительных переговоров стороны пришли к соглашению, что цена на газ будет немного повышена, но останется гораздо ниже мировой до полной расплаты за предприятие.
Чтобы сбалансировать потери, советская сторона понемногу поднимала цены на запасные части для завода, мотивируя это ростом цен на металл в мире. Так это и продолжалось до революции в Иране. Новые иранские власти решили навести «порядок» в своей экономике и, поверив западной пропаганде о том, что СССР позарез нуждается в иранском газе, предъявили СССР ультиматум: «Или покупайте наш газ по мировым ценам, или мы его перекроем». Советская сторона не стала спорить, а попросту отказалась от дальнейшего использования иранского газа, продемонстрировав и иранцам, и всем остальным, насколько СССР нуждался в этом газе.
Основную массу советских составляли специалисты по добыче железной руды из города Кривой Рог на Украине. Очень глубокая провинция, и вырваться оттуда за границу - это шанс, который выпадает один раз в жизни. Вот они этот шанс и используют. Основная цель каждого советского специалиста - скопить деньги. Вот они и копят, стараясь истратить как можно меньше каждый месяц. А если расходы только на питание, то можно экономить и здесь, привозя продукты из дома. Некоторые пытались растянуть привезенные продукты до следующего отпуска, доходя до полного истощения. А сколько было случаев голодных обмороков! И все это происходило на глазах у иранцев.
Если посмотреть на эту проблему поверхностно, то можно сказать, что выпустили провинциальное быдло за границу, вот они себя и ведут как скоты. Но не так ведь это просто. Люди-то в основном были хорошие, и нельзя их обвинять за то, что они почти теряли человеческий облик, старясь вырвать свой шанс у жизни. В этом был виноват тот, кто лишил их нормальной жизни в Союзе, кто обкрадывал их и дома, и за границей. Нет, не оговорился я, именно обкрадывал. Мне это стало ясно, когда я, собирая материалы для диплома, натолкнулся на информацию о том, сколько иранская сторона платила СССР за разного рода специалистов в соответствии с договором. Волосы у меня встали дыбом, когда я увидел, что иранцы платят пять тысяч долларов в месяц за каждого советского инженера. А ведь инженер этот получает от своих только триста долларов! А плати ты этому инженеру хотя бы половину этих денег, и не превращался бы он в скота.
Кроме финансовой, есть еще и другая форма доведения советского специалиста до моральной деградации - ПРОДЛЕНИЕ. Формально каждый советский специалист направляется за границу только на год, в конце года срок его командировки продлевается еще на год и так далее. Партийное руководство использует продление как метод морального давления на специалистов. Продление является причиной интриг, сплетен, доносов, принуждения к доносительству, совращению чужих жен и т. д.
Представителей КГБ среди специалистов в Бафке не было, но стукачей хоть отбавляй.
Моя командировка проходила нормально. Я вовсю писал свой диплом на тему «История металлургической промышленности Ирана», и мне иногда нужно было бывать в Тегеране для сбора информации. Мой босс относился к этому с пониманием и довольно часто устраивал мне «служебные командировки» в Тегеран.
В Институте стран Азии и Африки все шло своим чередом. Моя группа оканчивала уже первую половину пятого курса и уходила на преддипломную практику. Мне же предстояло начать занятия со второго семестра четвертого курса, то есть с момента, когда я уехал в Тегеран. Я терял целый год. Но ничего не поделаешь, таковы правила. Доложив в деканат о возвращении, я встретился с заведующим кафедрой истории Ирана профессором Михаилом Сергеевичем Ивановым, который был моим научным руководителем. Он спросил, готова ли дипломная работа. Я ответил, что в черновом варианте диплом закончен и осталось его только перепечатать. Михаил Сергеевич попросил показать ему черновик, прежде чем я начну его перепечатывать. Через несколько дней профессор Иванов вызвал меня на кафедру и сказал, что он ознакомился с моей дипломной работой и остался доволен ее содержанием.
- Вам, наверное, будет интересно узнать, что я не внес ни одной поправки в вашу работу, что случается крайне редко, - сказал он. - Я считаю, что у вас есть академическое будущее и намерен рекомендовать вас в аспирантуру. И еще, поскольку дипломная работа закончена, я не вижу смысла для вас терять целый год и буду ходатайствовать перед деканатом, чтобы они дали вам возможность сдать оставшиеся экзамены экстерном. Если, конечно, вы не возражаете, - добавил он.
За упомянутые шесть месяцев начало разворачиваться еще одно непредвиденное событие. На меня начала наседать военная кафедра университета. Мой преподаватель военного перевода персидского языка предложил мне после окончания учебы пойти в армию. У меня с ним были хорошие отношения, и я прямо ему ответил, что, прослужив три года срочной службы, я любовью к армии не воспылал, даже совсем наоборот.
Распределение - это церемония официального сообщения выпускнику, куда он направляется на работу. В сущности, в моем институте распределение является чистой проформой, так как каждый выпускник заранее знает, где он будет работать. Заранее - это за год до распределения или более того. Большинство студентов ИСАА являются детьми номенклатурных работников, которые подготавливают все для своих детей загодя, используя свое служебное положение, влияние и связи.
Перед распределением меня вызвал декан и сказал, что против моей фамилии будет карандашом написано «Министерство обороны». Я не должен удивляться, таким образом прикрывается распределение в КГБ.
Ерофеев объяснил, что кроме семьи никто не должен знать, где я работаю в действительности. Моим учреждением прикрытия он назвал Министерство иностранных дел СССР, но заметил, что это может поменяться. Все зависит от обстоятельств. Таким образом, передо мной уже вырисовывалась перспектива, что я поеду за границу в качестве дипломата. Мне была выдана справка с места работы для предоставления в домоуправление, в которой стояло: «Сотрудник МИД СССР». Так что для всех моих соседей я уже стал дипломатом. Ерофеев сказал также, что в районном военкомате моя фамилия будет внесена в особый список сотрудников КГБ, которые выпадают из-под юрисдикции армии.
Количество агентов в Иране меня очень удивило, и я начал присматриваться к другим странам на этот предмет. Вскоре выяснилось, что положение в других странах не намного лучше, а то и хуже. Например, китайское направление не имело ни одного агента не только в самом Китае, но и в других странах мира. Такое же положение было в Пакистане, Турции и Японии. Слышал я уже на Западе убеждение, что у резидентуры КГБ в Токио было двести агентов. Я помню, как в нашей комнате к командировке в Японию готовился Валерий Вдовин. С его собственных слов - в Японии был круглый ноль. И он скреб по архивам для того, чтобы возродить уже законсервированных агентов. Из моих разговоров с приятелями из других отделов было ясно, что и у них положение не лучше.
И вот здесь-то вспомнились мне скептические усмешки некоторых слушателей во время лекций о вербовках в «Школе 101».
Чем меньше времени оставалось до командировки, тем больше я постигал не книжную, а жизненную философию и кредо разведчиков КГБ. Как и все в Советском Союзе, они очень отличались от того, что написано на бумаге.
Основной закон - это выжить, дойдя до официального окончания командировки, не будучи выдворенным из страны. Если разведчик выдворен, то его заграничную карьеру можно считать законченной
Для того чтобы не быть выдворенным, нужно соблюдать следующие неписаные правила:
- не трогать американцев, англичан, немцев, французов в их собственных странах и в странах с их сильным влиянием;
- стараться как можно меньше трогать местных граждан в стране пребывания, концентрируя свое внимание на представителях третьих стран. Как правило, местные спецслужбы не уделяют много внимания контактам советских с гражданами третьих стран;
- уважать местные спецслужбы и ни под каким видом не пытаться завербовать их сотрудников, даже если они такие услуги предлагают. В большинстве случаев это оказывается подставой (игрой) противника. Как правило, любая игра со спецслужбами заканчивается выдворением;
- не брать то, что идет в руки, как бы заманчиво это ни казалось. Чем заманчивее, тем опаснее. Лучше потерять хороший источник, чем нарваться на подставу;
- по своей воле никогда не связываться с террористами (палестинцами, ливанцами и прочими). Это может быть опасно для жизни;
- концентрировать свое внимание на гражданах третьих стран, входящих в категорию легковербуемых: Индия, Пакистан, Арабские страны, страны Латинской Америки, страны Юго-Восточной Азии. В конце концов, любая вербовка засчитывается как успех, особенно в современной ситуации, когда агентов КГБ по всему миру можно по пальцам пересчитать.
Эта философия была практически прямым выражением той духовной апатии, о которой говорилось выше. На Западе советский строй и экономику справедливо считают застойной, неэффективной и негибкой. Но вот почему-то КГБ характеризуется совсем противоположно, хотя эта организация является частью советской системы. Почему же КГБ должен быть эффективным, когда вся страна поражена застоем, деидеологизацией и отсутствием энтузиазма? Это все равно что представить себе, что в насквозь проржавевшем механизме один узел остался не пораженным коррозией и работает с полной отдачей. Возможно такое? Конечно же, нет.
За время подготовки в 8-м отделе ПГУ я ознакомился во всех подробностях с ситуацией в Иране, как ее видела наша политическая разведка. Я прочитал тома политической информации по объектам. Шахский двор имел кодовое название «Ларец», САВАК - «Казарма» и т. д. По объему информации складывалось впечатление, что у политической разведки в Иране была куча агентов, однако реальное положение вещей стало мне ясно только во время работы в тегеранской резидентуре.
Поскольку мой предшественник в Тегеране находился на дипломатической должности, то и мне предстояло занять его должность атташе Консульского отдела Посольства. Для этого было необходимо пройти стажировку в «учреждении прикрытия» - Консульском управлении МИД СССР.
Стажировка в Консульском управлении проблемы не составляла. Там две трети сотрудников - «подкрышники». «Подкрышники» - это сотрудники КГБ и ГРУ, работающие постоянно «под крышей» МИД, ТАСС, АПН, Комитета по науке и технике, различных газет и т. д. Только орган ЦК КПСС газета «Правда» не используется разведками в качестве учреждения прикрытия. Это запрещено ЦК.
Между «подкрышниками» КГБ и ГРУ существует довольно большая разница. КГБ направляет под крышу в основном ненужных сотрудников. Например, вернулся офицер из загранкомандировки без результатов, особых способностей не проявив. Все простые должности в его отделе заняты, другие отделы его брать не хотят, и вот тогда спасает учреждение прикрытия. Сотрудники ПГУ, уходя «под крышу», никакой работы в КГБ не ведут. Они только посещают партийные собрания раз в месяц и приходят в ПГУ за получением разницы в зарплате, которая в КГБ выше, чем в других учреждениях. В Управлении «С» «подкрышники» от ведения разведработы не освобождаются. Они работают половина на половину, и толку от них, как правило, нет ни там, ни здесь.
В ГРУ - дело другое. Те направляют «под крышу» своих самых лучших офицеров, считая, видимо, что это обеспечивает их лучшую зашифровку. Но это полная иллюзия, так как во всех учреждениях каждому известно, кто есть кто.
...моя подготовка подошла к концу. Я вернулся в Управление «С» и наметил план работы на срок командировки. Поскольку дело агента «Тимура» было нами прекращено, мне на связь передавался всего один агент «Рам» - афганский консул в Тегеране. В остальном предстояло начинать с нуля. Основными объектами заинтересованности моего отдела в Иране были учреждения регистрации гражданского населения и отдел загранпаспортов. Предстояло также продолжать работу по консульскому корпусу Тегерана, освещению всех изменений в документальной обстановке в Иране, вести контроль за изменениями в режимах всех пограничных КПП страны. Для нелегалов нужно было вести контроль за положением иностранцев в Иране и так далее.
Задания мне по 7-му географическому отделу Управления «С» были не очень обширны, поскольку число оперработников линии «Н» (так называется нелегальная разведка в загранрезидентурах) увеличивалось и туда направлялся сотрудник 7-го отдела. Это был Сергей Павлович Харлашкин, лет 60, полковник, маленького роста, с седоватыми волосами и испуганным выражением в глазах. Он производил впечатление придавленного жизнью человека. Вся предшествующая карьера Харлашкина прошла в контрразведке. Он выезжал в загранкомандировки в Голландию и владел только языком этой страны.
У него не было даже английского языка, не говоря уже о персидском. А ведь основным его заданием было осуществление работы по поддержанию связи с нелегалами. Он пришел в 7-й отдел недавно по протекции начальника этого отдела Петра Шеина. Ему предстояло работать «под крышей» советского госпиталя в Тегеране в должности заместителя директора по административной части. Всем было ясно, что руководство направляло Харлашкина в Тегеран с тем, чтобы он снабжал их дорогостоящими дефицитными западными лекарствами. Было ясно и то, что вся работа ложилась на мои плечи. На Харлашкина рассчитывать не приходилось, и мне об этом и прямо, и косвенно намекали вышестоящие начальники.
Перед отъездом мне опять пришлось проходить собеседование в ЦК КПСС. Оказалось, что и сотрудников КГБ выпускают за границу только с разрешения ЦК. Это правило распространяется также и на нелегалов. На этот раз беседу со мной в ЦК проводил Александр Васильевич Поляков. До ЦК он был дипломатом и специализировался по Ирану. С Александром Васильевичем мне предстояло встретиться и в будущем.
* * *
- Твой отъезд в Тегеран намечен на 11 июня, - сказал начальник моего направления Исмаил Алиев. - Теперь твоя задача достать билеты на поезд Москва - Тегеран.
- Как это «достать»? - удивился я. - Разве у разведки КГБ нет брони на билеты для отъезжающих сотрудников?
- Бронь есть только для высшего начальства, - довольно зло ответил Исмаил. - Я тоже должен изыскивать свои личные возможности, когда еду в командировку, вот и ты найди.
Я был очень удивлен таким поворотом дела. Это было совершенно против всякой логики. Значит, если я лично не достану себе билеты, то мой отъезд в официальную командировку будет сорван? В это было трудно поверить, но такова действительность.
Поскольку я выезжал в командировку под дипломатическим прикрытием, то требование на билет мне было выдано в МИДе. В Советском Союзе билеты на самолет или поезд для поездки за границу свободно не продаются. Выезжающий должен иметь официальное требование командирующей организации. С требованием МИДа я пошел в международные кассы, расположенные недалеко от КГБ, в гостинице «Метрополь». Там мне ответили, что билетов на поезд нет. На мой вопрос, когда они будут, сказали, что примерно месяцев через шесть. Я попытался объяснить кассирше, что я из МИДа и еду в официальную командировку.
- А мне вы хоть будете из КГБ, - флегматично ответила девица, видимо, привыкшая к такого рода ситуациям, - нет билетов, и все тут.
Я доложил Исмаилу, что билетов на назначенный день не было и ждать придется довольно долго.
- Изыщи возможности, - опять сказал он, - ты же разведчик.
- У меня таких возможностей нет, - ответил я, теряя терпение, - разведчиком я стал не для того, чтобы использовать свои знания для заведения знакомств в билетных кассах и дачи взяток. Нет билетов, значит, нет.
Действительно, до этого времени моя жизнь складывалась так, что я не был вовлечен в коррупцию. Будучи человеком прямым и честным, я не принимал все это жульничество. Это было также одной из причин моего согласия работать в КГБ. И вот оказалось, что КГБ не только от этого не защищен, но и зависит даже в официальной деятельности. Я этого принять не мог.
Положение спас Коля Снетков, у которого везде были связи. Он сказал, что устроил мне билет на поезд на назначенный день, для чего ему пришлось купить коробку шоколадных конфет знакомой кассирше. Это был намек, что я у него в долгу.
Незадолго до моего отъезда меня вызвал к себе заместитель начальника Управления кадров КГБ Гуменюк. О причинах этого вызова никто ничего не знал, и это настораживало. Неожиданные вызовы в кадры обычно ничего хорошего не предвещают. Но страхи оказались напрасными. У Гуменюка в тегеранской резидентуре КГБ сын работал шифровальщиком, и отец использовал мой отъезд для того, чтобы передать сыну коробку с продуктами питания. Он сказал, что хотел только заручиться моим согласием, а коробку подвезет прямо к поезду.
Поезд отходил с Курского вокзала в 9 часов вечера. Мы решили приехать туда заранее, чтобы избежать возможных неожиданностей. Вещей было довольно много, четыре чемодана и несколько коробок из-под виски. На вокзале мы спокойно выгрузились на указанной платформе и стали ждать поезд, до отправления которого оставалось часа полтора. Неожиданно для меня появился Исмаил с женой. Он сказал, что они решили прийти и еще раз сказать «до свидания» и, может быть, чем-то помочь. Это было очень любезно с их стороны. Вскоре появился Гуменюк с женой, они принесли посылку для своего сына.
Платформа постепенно заполнялась людьми, отъезжающими в Иран. В основном это были советские специалисты со своими огромными чемоданами. За время ожидания ко мне подошли несколько человек и попросили взять посылки для их детей, работающих в посольстве, и я брал. Все шло нормально, но поезд все не подавали. И вот, когда до отправления оставалось 15 минут, по радио вдруг объявили, что наш поезд вместо четвертой платформы, на которой мы его ожидали, подается на восьмую платформу. Началась паника. Все схватили вещи и рванули.
Нам предстояло спуститься по лестнице и по тоннелю добежать до восьмой платформы. Вот здесь мне стало ясно, что было просто везением, что меня провожали несколько человек. Все мы, включая и женщин, схватили все, что попалось под руки, и понеслись на восьмую платформу. Заместителю начальника Управления кадров КГБ достался самый тяжелый чемодан, но он держался молодцом. Взмокшие, мы добрались до восьмой платформы, где нас ожидал новый сюрприз. Два международных вагона, идущие в Тегеран, находились в головной части состава и на платформу не попали, она была слишком короткой.
Это означало, что нам предстояло грузиться с земли, откуда высота до двери вагона была метра полтора. До отхода поезда оставалось пять минут. Творилось что-то ужасное. В дверях вагона была давка. Проход был забит огромными чемоданами специалистов. Открыта была только дверь в одном конце вагона. Проводников нигде не было видно. Люди лезли в вагон через окна, стараясь протащить за собой чемоданы. Все это казалось нереальным и напоминало сцену из фильма о Гражданской войне, в которой последний пароход увозил из Крыма остатки разбитой белой армии.
Мне и Налитову удалось с боем прорваться в вагон и затащить в купе пару чемоданов. Володя остался укладывать вещи, а я помчался за остальными. Вдруг поезд пошел. Раздались крики и визг женщин. Толпа обезумела. Кто-то рванул стоп-кран. Состав остановился, опять пошел, опять стоп-кран. Пройти назад в вагон не было возможности. Узкий проход занял дюжий работяга и пропускал только свои чемоданы. Остальных, включая и женщин, он просто отшвыривал ногами. Мне тоже досталось ногой в грудь, и я слетел с подножки на землю. Я уже был готов рвануться в атаку, как вдруг этот работяга, распластав перед собой руки, в позе хорошего ныряльщика вылетел из прохода и грохнулся на землю. В дверях стоял Налитов, который вышиб хама пинком под зад.
- Вот это консул из нашего посольства в Тегеране! - крикнул он в толпу, указывая на меня. - И если сейчас же бардак не прекратится, то ни один из вас границу не пересечет! Таких прав у меня, естественно, не было, но в тот момент это подействовало, охладило головы, и нам удалось закончить посадку относительно спокойно. У меня было отдельное двухместное купе, очень маленькое, с двумя полками по одной стороне. Сразу после отправления оно было завалено вещами, и мне понадобился еще час, чтобы все разместить.