(no subject)

May 14, 2014 10:51

CЛИНГО-ПАПА

Она проходит мимо вас, но на вас не смотрит: сосредоточена на ребёнке.
Дело происходит обычно летом. На ней макси-юбка и какая-нибудь кофта, на голове часто косынка. Лицо точёное, неглупое. Или бледное, или, наоборот, яблочный румянец. Глаза проницательные. Обувь без каблуков, сандалеты, плетёные кожаные ремешки. А младенец - привязан к груди, замотан в кусок цветастой ткани, хитрые узлы вокруг и крест-накрест. Обнимает руками и ногами, уткнулся в мамку. Повернув голову набок, смотрит на вас: спокойный, благополучный; чтоб я так жил.
Каждый хоть раз видел такую девушку.
Я шёл с беременной женой, и увидел, и показал глазами.
- Это называется «слинг», - сообщила жена.
- Матерь Божья, - сказал я. - У этого, оказывается, даже есть название. Я думал, надо просто взять старую простыню или скатерть. И оторвать половину.
Жена рассмеялась с глубоким презрением к моему невежеству.
- Не трожь святое, - ответила она. - Если я нормально рожу, я тоже буду носить ребёнка в слинге. Тогда ты всё узнаешь.
Дочь родилась в начале октября. Спустя несколько часов жена прислала мне из роддома первую фотографию.
Младенец выглядел как магистр Йода. Из верхней половины смятого, сморщенного личика смотрели бесконечно умные глаза без зрачков.
Спустя несколько дней Йода исчез, дочь переродилась в тугого розового пупса, который глядел сквозь меня и осторожно водил перед собой руками, пытаясь потрогать кого-то. Мы звали его «существо».
Оно, наверное, воспринимало родителей как некие облака, - но было заметно, что, кроме большого и тёплого мамы-облака, и меньшего по размеру, резко пахнущего папы-облака, вокруг него вращались, наблюдая и посылая сигналы,
многие другие облака; младенцы видят духов. Едва пришедшие с той стороны, они ещё имеют прочную связь с тонким миром. Они наполовину ещё там, в нигде, за началом, за нулевой отметкой.
По мере продвижения вперёд - два месяца, три месяца - существо стало ориентироваться, активно сигнализировать, выражать своё мнение. Однажды я услышал возмущённое пыхтение - и, зайдя в детскую, увидел: жена привязывает
ребёнка к себе. Огромные - метр на два - разноцветные куски ткани были разложены повсюду. Обкрученная, обмотанная дочь выглядела озадаченной.
- Ей пока не очень нравится, - сообщила жена.
- Есть же специальные рюкзаки, - сказал я. - Сунул, застегнул замок - и пошёл.
Не отрываясь от своего занятия, жена произнесла:
- Никогда не говори слинго-маме про рюкзак. Я женщина, я хочу наряжаться. Выглядеть. Что такое рюкзак? Зачем все эти лямки и ужасные железные крючки? Как я могу носить эти лямки и крючки? Я же не парашютистка!
И она наконец затянула нужные узлы, образовав с дочерью единое целое. Дочь притихла.
- А самое главное, - сказала жена, - рюкзак плохо распределяет нагрузку. А слинг - идеально. В слинге ребёнок словно парит. В точности как в утробе. Потрогай, проверь.
- Ещё чего, - сказал я. - Обойдётесь как-нибудь без меня.
- Не обойдёмся, - ответила жена. - Самые серьёзные слинго-мамы - это те, кто имеет рядом слинго-папу.
- Отпадает, - сказал я. - У меня нет титек. Ребёнок должен тыкаться носом в мягкое и тёплое. А у меня - шкура и арматура. И седые волосы. И запах табака. К тому же я никогда не разберусь в этих узлах. На меня не рассчитывай. Даже не думай.

Ребёнка растили по системе «всё время на руках». Жена подняла горы информации и регулярно зачитывала мне цитаты из книги о некоем полудиком племени, живущем в дебрях южноамериканских джунглей: эти ребята приучали младенцев висеть на матерях и отцах. Если верить авторам книги - дети вырастали спокойными и крепкими. Хотя, в общем, если б я родился и вырос в джунглях - наверняка тоже был бы спокойным и крепким. Тягал бы с веток папайю, пил из ручья и вместо железобетонной коробки ночевал под навесом из пальмовых листьев, в обнимку с домашними животными, и они лизали бы шершавыми языками мои пятки; клянусь Богом, я становлюсь крепче и спокойнее от одной мысли об этом.
Никаких кормлений по расписанию. Никаких сосок. Конечно, жена была права. Детёныш должен держаться как можно ближе к матери. Маленькие дети обезьян висят на своих меланхоличных мамашах, то в живот вцепится, то в спину, что может быть проще? Чадо, пребывающее на руках взрослого, поневоле участвует во взрослой жизни, слышит взрослые разговоры и наблюдает за действиями взрослых.
Ну и разумеется, энергия: ребёнок - мощный генератор всех положительных энергий, какие только существуют.
Сияющая от удовольствия дочь взирала на мир с высоты полутора метров. Трое взрослых - мать, бабка и примкнувший к ним отец - превратились в её личных биороботов.
Дочь мяукала - ей давали есть. Она кряхтела - её несли какать.
Тёща - основной апологет концепции - умела держать ребёнка одной рукой, а второй рукой без усилий готовила обед из трёх блюд. Она вырастила двух дочерей, а затем - после некоторого естественного перерыва - ещё двоих внуков. Однажды на кухне я увидел, как тёща, одной рукой прижимая к себе младенца, второй помешивала в кастрюле - и вдруг из складок одежды появилась третья рука, чиркнула спичкой и зажгла ещё один огонь на плите. Это впечатляло. Многие умные и талантливые люди после тридцати-сорока лет активной жизни умеют открывать третий глаз или отращивать третью руку, теоретически я это знал - но видел впервые.
К началу зимы разноцветные тряпки стали появляться во множестве. Жена вступила в бурную переписку с единомышленницами. Теперь у входной двери висела слинго-куртка. То есть обычная зимняя куртка, имеющая слинго-вставку. Слинго-мама приматывала к себе дитя, облачалась в слинго-куртку, застёгивала слинго-вставку и шла на прогулку. То есть, разумеется, на слинго-прогулку. Понятно, что слинго-мамы презирали коляски: зачем ребёнку уныло и одиноко пребывать в четырёхколесной коробке, если можно греться теплом матери и общаться - глаза в глаза - с расстояния в тридцать сантиметров?
Я переживал благополучный период, писал сценарий для огромного фильма из древнерусской жизни. Половина моего сознания находилась в Х веке, когда всякий мужчина мечтал примкнуть к дружине какого-либо князя, выколачивать из данников куны и в конце концов умереть на поле боя зрелым и многоопытным дядькой тридцати пяти лет. Выныривая, после нескольких часов работы, из Х века в настоящее время, я всему умилялся. Увлечение жены привязными способами материнства смешило меня.
- А зачем, - спрашивал я, - выписывать каждый новый слинг из Шотландии? Нельзя ли добывать товар где-нибудь поближе? И вообще, зачем их так много?
- Это не много, - отвечала жена. - Это мало. Учти, я не крутая слинго-мама. Начинающая. У девушек бывают стопки по сорок-пятьдесят шарфов. Хочешь - покажу фотографии. У нас есть сообщество в Интернете. Закрытое, естественно.
- Зачем же я буду смотреть, если - закрытое?
- Тогда поверь на слово. Слинго-шарф нельзя сшить. Его ткут вручную. Ткань тянется только по диагонали. Рисунок, цвет - всё должно быть разное. Когда ты видишь слинго-маму, ты смотришь в первую очередь на слинг. Это главный элемент одежды. Их должно быть как платьев - несколько.
- А когда младенец вырастает?
- Для слинго-мамы не проблема носить ребёнка в пятнадцать килограммов.
- А дальше?
- Дальше слинго-мама выходит на слинго-пенсию.
Обычно, если возраст позволяет, она рожает ещё одного ребёнка. И всё повторяется. Поэтому стопка собирается всю жизнь. Смотри - вот чёрный, с черепами и костями, для плохого настроения. Это - пляжный вариант. Весёленький, правда? Это - короткий, чтоб быстро в машине замотаться и дойти до дома… Это кислотно-галлюциногенный, для особых случаев… Эти мне разонравились, я их продам…
Продажа происходила по почте. Предварительные переговоры - через Интернет. Неблагонадёжные продавцы и неплатёжеспособные покупатели попадали в чёрный список и подвергались остракизму. Я предложил супруге помощь: ходить на почту вместо неё.
- Ха, - ответила она. - Какой наивный. Ты не всё понимаешь. Слинго-мама - высшее существо. Она везде проходит без очереди.
Их было меньше, чем филателистов и альпинистов. Меньше, чем коллекционеров антикварного огнестрельного оружия и любителей конных путешествий по Горному Алтаю. Меньше, чем владельцев автомобилей «бугатти».
Меньше, чем русских писателей. Девушки создали даже не касту, не тайный орден - целую миниатюрную вселенную, где существовали только матери, дети и надёжно связывающие их куски домотканого полотна. У них были свои адреса сходок, свои правила продажи и обмена. Они могли убить за свои убеждения. Они знали: лучший ребёнок - это ребёнок, обнявший мать. Лучшая мать - это мать, прижавшая чадо к себе. Это была такая форма не материнства, а любви вообще: держать любящих и любимых как можно ближе.
И естественно, среди избранных слинго-мам существовал разряд best of the best. Самые мощные, непобедимые, могущественные слинго-мамы действовали в паре со слинго-папами.
Итак, однажды жена выдала мне слинг и значительно посмотрела в глаза.
- Сзади делаешь крест-накрест, спереди - поперёк. И пропускаешь под ноги ребёнка…
- Нет! - вскричал я. - Мне надо работать на двух работах! Я должен писать по пять часов в день! Я много курю!
Но спорить было бесполезно: жена закончила Институт кинематографии и сняла свой первый фильм в двадцать два года. На протяжении нескольких месяцев единолично командовала съёмочной группой, то есть дикой шайкой из пятидесяти творческих особей, каждая из которых желала самовыражения.
- Мы договаривались, - проскрежетала супруга. - Ты сам говорил, что не просто муж, а единомышленник!
- А вот чеченские мужчины вообще не берут детей на руки. Спартанское воспитание. А в Советском Союзе детей приучали к дисциплине и коллективу с первого дня рождения…
Но супруга только сверкнула глазами.
- Я не воспринимаю демагогию. Повторяю: сзади крест-накрест, спереди поперёк.
Меня принудили освоить азы слинго-техники и правила слинго-безопасности. Однажды я впервые самостоятельно приторочил к себе шестикилограммовое существо. О том, чтобы выйти на улицу, не могло быть и речи. Младенец сучил конечностями и приладился сосать отцовскую ключицу. Затем уснул.
- А ходить как? - шёпотом спросил я. - На цыпочках?
- Ни в коем случае, - ответила жена. - Ты не предпринимаешь никаких особенных действий. Делай что хочешь.
Разговаривай в полный голос. Ребёнок - не помидор, ему не нужна теплица.
Я совершил несколько пробных рейсов, из кухни на балкон и обратно - и это было откровение. Х век, иззубренные мечи, человеческие жертвоприношения - ерунда; во мгновение ока я продвинулся ещё дальше, в мутные, бесконечно древние эпохи, когда люди едва умели стоять на задних лапах. Вокруг меня завыл и заворочался враждебный, заросший чёрным лесом внешний мир. Зарычали саблезубые тигры. Протрубили мамонты. Дочь крепко схватила меня за волосы на груди и уткнулась мокрым, тёплым лицом, я чувствовал её лоб, губы, дёсны, твёрдые младенческие ноздри, жаркие дуновения её выдохов и биение сердца - рядовой самец вида млекопитающих двуногих прямоходящих, я выполнил задачу, возложенную на меня Богом. Я дал потомство. Перенёс в будущее свой генный набор.
Жена привязывала дочь к груди и к спине, носила её дома и на улице, кормила на ходу и сильно похудела. Чтобы существо не скучало, ему были куплены слинго-бусы - взрослый вешает их на шею, а младенец, соответственно, теребит и гложет, разминая дёсны.
Существо признавало только физический труд: если родитель готовил поесть, или убирался, или шёл в магазин - привязанная дочь помалкивала, ибо соучаствовала. Но сидеть за компьютером с нею на руках было невозможно.
В присутствии младенца интеллектуальная и творческая энергия не высвобождалась. Работа мозга требует полного сосредоточения - а сверхчувствительный, нежно сконструированный младенец предпочитает, чтобы взрослый уделял ему хотя бы часть внимания. Я стал работать меньше и быстрее. Деловые встречи длились не более получаса: в определённый момент я объявлял себя отцом новорождённой дочери и уходил.
К началу лета я превратился в полноценного слинго-самца. Выходя из дома по любой надобности, я приматы-вал существо к себе - и оно наслаждалось. Оглашало округу воплями радости и пыталось петь песни. Жена провела собеседование: могу ли я выдержать слинго-прогулку длительностью в два часа? Могу ли быстро размотать шарф - и тут же примотать? Я мог.
- Теперь ты готов, - сказала жена. - Завтра утром пойдёшь со мной. Тебе понравится.
Я знал, куда мы идём. Каждое воскресенье адепты тайного ордена собирались в «Старбаксе» возле метро «Фрунзенская». Наивные граждане, возжелавшие в такое время посидеть за столиком с книжкой или ноутбуком, обычно приходили в ужас и исчезали. Кафе заполнялось детскими воплями. Слинго-мамы, все как одна физически крепкие, румяные, мускулистые, напоминающие героинь сталин-
ского имперского кинематографа, появлялись, обвешанные гроздьями детей всех возрастов, и оглашали пространство приветственными междометиями. Годовалые дети привязывались к спине, полугодовалые - к груди, а выросшие, трёх- и четырёхлетние путались под ногами. Тут и там свободно извлекались розовые груди, и слинго-младенцы питались, не отходя от кассы. Царило полное равноправие, одни сектантки приезжали на метро, других привозили на чёр
ных «мерседесах» личные шофёры. Робкие мужья жались по углам, периодически их выдёргивали в центр сборища и предъявляли. Дети визжали, пукали и опрокидывали стулья. Мелькали пелёнки и памперсы. Я выдержал почти десять минут, после чего сбежал под благовидным предлогом: покурить. Для слинго-отца сигареты - спасение, на это указывал ещё Довлатов.
Но жена оказалась права, мне понравилось. По крайней мере, слинго-конференция не выглядела парадом дорогостоящих колясок. Почти все слинго-мамы были веселы, свирепы и бесконечно уверены в себе. В прошлой жизни мно-
гие считали себя неудачницами, ходили на низкооплачиваемые работы, жили в тесных квартирах, набитых нелепыми родственниками. Другие пытались стать бизнес-леди и зарабатывали на этом неврозы. Затем погружались в материнство - и оно давало им ощущение реализованности Жизни, проживаемой ярко и полноценно. Прижатый к телу ребёнок стимулировал выработку гормонов удовольствия, - и вот женщины прощались с работами, карьерами, профессиями и рожали одного за другим, пока позволяло здоровье. Отборные слинго-шарфы хранились десятилетиями, пока наконец в сорок лет мать троих или четверых детей не выходила на слинго-пенсию.
Дети были деловые, благополучные и довольно красивые. Детей звали - Ариэль, Елисей, Одиссей, Север, Савва, Кузьма, Миклуха и т. п. Я смотрел и думал - чем они займутся, какой станет планета, когда они возьмут в руки рули, рычаги и штурвалы? Хотелось привязать дочь покрепче, чтобы в первый - и главный - год своей жизни она пропиталась мною, чтобы установилась связь; чтобы она не только сама попала в будущее, но и как-нибудь втащила меня, пусть уже умершего, стёртого с лица земли, но ещё привязанного узлами, на спине крест-накрест, спереди поперёк.
Оставив супругу наслаждаться общением, я пошёл домой. Утомлённая шумом, дочь притихла и налаживалась спать. Какая-то крепкая старуха в кедах без шнурков увидела меня издалека, остановилась и сурово сдвинула остатки бровей.
- Цыган, - произнесла она. - Что ж ты над ребёнком издеваешься? Привязал, как мешок с сахаром! А ну, стой здесь. Вдруг ты его украл? Щас милицию позову.
- Успокойся, бабуля, - ответил я. - Это моя дочь. Смотри, как похожа.
- Погоди, - сказала старуха. - Очки достану.
Я подождал.
- Э-э-э, - сказала дочь. - У-у-у.
- Да, - сказала старуха. - Похожа. Проклятые коммунисты, продали буржуям страну… Теперь на улицу не выйдешь. Кругом одни цыгане. Иди с Богом.

Андрей Рубанов
Previous post Next post
Up