начитываемся
вот вам немного поэзии в ленту
СЕРГЕЙ ЖАДАН
переводы С.Бельского
ИЕРУСАЛИМ
Иона Якир, вечный студент Харьковского технологического,
расстрелянный поздней по обвинению в террористической
деятельности, принял революцию и стал на сторону народа
после того, как получил откровение: ему явился во сне
пророк Иезекииль, с противогазом в поношенном подсумке,
и вручил перепуганному со сна Ионе
огненный меч, приказав оборонять
от носатых британских линкоров изумрудные воды
Одессы - южного Иерусалима революции.
Иона, который до этого не разбирался в военном деле,
спросил у пророка: ладно, но как же я с этим справлюсь?
С чем выйду я против врага, когда он начнёт
обстреливать из бортовых орудий
пакгаузы и бордели?
С чистым сердцем, - ответил ему пророк, -
с чистым сердцем и огненным мечом.
Ну и можешь ещё нанять китайцев.
Вон сколько их шляется по берегу без дела.
И проснувшись, Иона и правда сформировал
батальон китайских интернационалистов
и отправился в свой крестовый поход
со льюисом на плече и пеплом Господним в сердце.
Можно только гадать, чего было больше в этих
его отношениях с китайцами - любви или криминала.
Эстетика революции и состоит, наверно, в последовательной
и яростной вере в свои видения. Иначе
есть опасность затеряться в молоке ночных
приливов, утратить свои каналы
для общения с мучениками.
Отходя потом на север от ворот города,
который им надлежало охранять, пробираясь
по балкам и болотам, о чём они
на самом деле сожалели? Утративший веру Иона
со своими назойливыми голосами - они советовали
ему захватывать бронепоезда, подымая
за собою мёртвых - кость к кости -
и свора китайцев, которые вообще слабо понимали,
с кем воюют, не говоря уже - за что.
Можно предположить, что днём они шли за
воздушными драконами, которые дышали над ними
серой и паровозным углём,
что ночью они читали карту звёздного
неба, наблюдая, как метеориты падают
в море, звонко ударяясь о борта
флота союзников.
Наверно, наибольшие разочарования
выпадают на долю тех, кто пытается
упорядочить окружающую пустоту,
дополняя её своей собственной. Проходя
сквозь огонь неприятия и отпора, мы
опаляем волосы, заглядывая в глаза
справедливому, вездесущему неверию.
Куда бы ты ни шёл, куда бы ни направлялся,
отклоняясь от размеченных для тебя
на военных картах маршрутов,
сколько бы ты ни пытался переиграть обученных
перевозчиков, но мудрость, Иона, лишь в том, что
всех нас рано или поздно выбрасывает на берег,
где нас давно уже ждут,
с радостью и нетерпением,
все те, кто будет любить нас до смерти,
все те, кто будет эту смерть
неумолимо приближать.
ПЛЕЙЕР
Саша, тихий пьяница, эзотерик, поэт.
Целое лето просидел в городе.
Когда начались обстрелы - удивился,
стал смотреть новости, потом бросил.
Ходит по городу, не выключая плейер,
слушает разных динозавров,
натыкается на сожжённые машины,
на разорванные тела.
Нам остаётся от целой истории,
от мира, в котором жили,
слова и музыка нескольких гениальных
людей - они тщетно пытались нас
всех предостеречь, пытались что-то пояснить,
но ничего не пояснили, никого не спасли,
лежат на кладбищах,
из их гениальных грудных клеток
растут цветы и трава.
Больше ничего не останется -
только музыка, только пение, только голос,
который заставляет любить.
Можно никогда не прерывать эту музыку.
Слушать космос, зажмурив глаза.
Думать о китах в ночном океане.
Больше ничего не слышать.
Больше ничего не видеть.
Больше ничего не чувствовать.
Кроме запаха, конечно.
Кроме трупного запаха.
НОСОРОГ
Полгода она держится.
Полгода рассматривает смерть,
как носорога в зоопарке;
тёмные складки,
тяжёлое дыхание.
Боится, но не отводит взгляд,
не зажмуривает глаза.
Страшно, очень страшно.
Так и должно быть.
Смерть страшна, она пугает.
Страшно дышать смрадом красной луны,
страшно смотреть, как творится история.
Полгода назад всё было совсем иначе.
Полгода назад все были другими.
Никого не пугали звёзды,
падавшие в водохранилища.
Никого не настораживал дым,
поднимавшийся из разломов чёрного грунта.
Посреди ночной улицы,
среди шума и огней,
среди смерти и любви
она зарывается лицом ему в плечо,
бьёт его отчаянно кулаками,
плачет, вскрикивает в темноте.
Я не хочу, говорит, всего этого видеть,
я не могу всё это в себе носить.
Зачем мне столько смерти?
Куда мне её девать?
А куда девать смерть?
Носить её за спиною,
как цыганское дитя:
никто не любит его,
и оно никого не любит.
Любви так мало,
любовь так беззащитна.
Плачь и разбивай темноту своими тёплыми руками.
Плачь и не отходи от него ни на шаг.
Мир никогда не будет таким, как прежде.
Мы ни за что не позволим ему
остаться таким, как прежде.
Всё меньше освещённых окон на холодной улице.
Всё меньше беззаботных прохожих
около витрин магазинов.
В адской осенней тьме остывают поля и реки.
Угасают костры под дождём.
Замерзают города среди ночи.
МАРОДЁР
Плохая биография,
из таких биографий делают утренние новости.
Отец его замёрз в декабре, в пустом трамвае.
У мамы проблемы с сахаром.
Незаконченное техническое, два года на учёте,
сожжённое йодом горло,
разорванное арматурой ухо.
О чём ты мечтал все эти годы?
Чего хотел?
Всё, чего хотел он, лежало
в ближайшем торговом центре.
Взломать его было, будто сломать
печати на папских грамотах.
"Никогда у меня, - писал он, - не было такого
количества денег, чтобы купить
всё, что мне хочется. Всегда что-то
откладывал на лучшие времена.
Только теперь понял, что лучших
времён не будет.
Ты тоже родился здесь.
Ты знаешь, как оно всё.
Скажи следом за мной:
жизнь - жестока и несправедлива,
жизнь - безнадёжна и коротка,
жизнь - безрадостна и подла.
Тот, кто ничего не имеет,
ничего и не будет иметь,
тот, кому нечего терять,
ничего не потеряет",
Здесь давно никто не ждёт лучших времён.
Тихую молчаливую смерть здесь никто не отличает
от других женщин.
Здоровое сердце, больные лёгкие -
живёшь с ней, потому что любишь,
умираешь потому, что живёшь с ней.
"Спасибо, что пишешь, - благодарит он, -
спасибо, что пишешь".
"Не за что", - отвечаю я.
Правда ведь - не за что.
СЕРГЕЙ ЖАДАН
переводы С.Бельского
ИЕРУСАЛИМ
Иона Якир, вечный студент Харьковского технологического,
расстрелянный поздней по обвинению в террористической
деятельности, принял революцию и стал на сторону народа
после того, как получил откровение: ему явился во сне
пророк Иезекииль, с противогазом в поношенном подсумке,
и вручил перепуганному со сна Ионе
огненный меч, приказав оборонять
от носатых британских линкоров изумрудные воды
Одессы - южного Иерусалима революции.
Иона, который до этого не разбирался в военном деле,
спросил у пророка: ладно, но как же я с этим справлюсь?
С чем выйду я против врага, когда он начнёт
обстреливать из бортовых орудий
пакгаузы и бордели?
С чистым сердцем, - ответил ему пророк, -
с чистым сердцем и огненным мечом.
Ну и можешь ещё нанять китайцев.
Вон сколько их шляется по берегу без дела.
И проснувшись, Иона и правда сформировал
батальон китайских интернационалистов
и отправился в свой крестовый поход
со льюисом на плече и пеплом Господним в сердце.
Можно только гадать, чего было больше в этих
его отношениях с китайцами - любви или криминала.
Эстетика революции и состоит, наверно, в последовательной
и яростной вере в свои видения. Иначе
есть опасность затеряться в молоке ночных
приливов, утратить свои каналы
для общения с мучениками.
Отходя потом на север от ворот города,
который им надлежало охранять, пробираясь
по балкам и болотам, о чём они
на самом деле сожалели? Утративший веру Иона
со своими назойливыми голосами - они советовали
ему захватывать бронепоезда, подымая
за собою мёртвых - кость к кости -
и свора китайцев, которые вообще слабо понимали,
с кем воюют, не говоря уже - за что.
Можно предположить, что днём они шли за
воздушными драконами, которые дышали над ними
серой и паровозным углём,
что ночью они читали карту звёздного
неба, наблюдая, как метеориты падают
в море, звонко ударяясь о борта
флота союзников.
Наверно, наибольшие разочарования
выпадают на долю тех, кто пытается
упорядочить окружающую пустоту,
дополняя её своей собственной. Проходя
сквозь огонь неприятия и отпора, мы
опаляем волосы, заглядывая в глаза
справедливому, вездесущему неверию.
Куда бы ты ни шёл, куда бы ни направлялся,
отклоняясь от размеченных для тебя
на военных картах маршрутов,
сколько бы ты ни пытался переиграть обученных
перевозчиков, но мудрость, Иона, лишь в том, что
всех нас рано или поздно выбрасывает на берег,
где нас давно уже ждут,
с радостью и нетерпением,
все те, кто будет любить нас до смерти,
все те, кто будет эту смерть
неумолимо приближать.
ПЛЕЙЕР
Саша, тихий пьяница, эзотерик, поэт.
Целое лето просидел в городе.
Когда начались обстрелы - удивился,
стал смотреть новости, потом бросил.
Ходит по городу, не выключая плейер,
слушает разных динозавров,
натыкается на сожжённые машины,
на разорванные тела.
Нам остаётся от целой истории,
от мира, в котором жили,
слова и музыка нескольких гениальных
людей - они тщетно пытались нас
всех предостеречь, пытались что-то пояснить,
но ничего не пояснили, никого не спасли,
лежат на кладбищах,
из их гениальных грудных клеток
растут цветы и трава.
Больше ничего не останется -
только музыка, только пение, только голос,
который заставляет любить.
Можно никогда не прерывать эту музыку.
Слушать космос, зажмурив глаза.
Думать о китах в ночном океане.
Больше ничего не слышать.
Больше ничего не видеть.
Больше ничего не чувствовать.
Кроме запаха, конечно.
Кроме трупного запаха.
НОСОРОГ
Полгода она держится.
Полгода рассматривает смерть,
как носорога в зоопарке;
тёмные складки,
тяжёлое дыхание.
Боится, но не отводит взгляд,
не зажмуривает глаза.
Страшно, очень страшно.
Так и должно быть.
Смерть страшна, она пугает.
Страшно дышать смрадом красной луны,
страшно смотреть, как творится история.
Полгода назад всё было совсем иначе.
Полгода назад все были другими.
Никого не пугали звёзды,
падавшие в водохранилища.
Никого не настораживал дым,
поднимавшийся из разломов чёрного грунта.
Посреди ночной улицы,
среди шума и огней,
среди смерти и любви
она зарывается лицом ему в плечо,
бьёт его отчаянно кулаками,
плачет, вскрикивает в темноте.
Я не хочу, говорит, всего этого видеть,
я не могу всё это в себе носить.
Зачем мне столько смерти?
Куда мне её девать?
А куда девать смерть?
Носить её за спиною,
как цыганское дитя:
никто не любит его,
и оно никого не любит.
Любви так мало,
любовь так беззащитна.
Плачь и разбивай темноту своими тёплыми руками.
Плачь и не отходи от него ни на шаг.
Мир никогда не будет таким, как прежде.
Мы ни за что не позволим ему
остаться таким, как прежде.
Всё меньше освещённых окон на холодной улице.
Всё меньше беззаботных прохожих
около витрин магазинов.
В адской осенней тьме остывают поля и реки.
Угасают костры под дождём.
Замерзают города среди ночи.
МАРОДЁР
Плохая биография,
из таких биографий делают утренние новости.
Отец его замёрз в декабре, в пустом трамвае.
У мамы проблемы с сахаром.
Незаконченное техническое, два года на учёте,
сожжённое йодом горло,
разорванное арматурой ухо.
О чём ты мечтал все эти годы?
Чего хотел?
Всё, чего хотел он, лежало
в ближайшем торговом центре.
Взломать его было, будто сломать
печати на папских грамотах.
"Никогда у меня, - писал он, - не было такого
количества денег, чтобы купить
всё, что мне хочется. Всегда что-то
откладывал на лучшие времена.
Только теперь понял, что лучших
времён не будет.
Ты тоже родился здесь.
Ты знаешь, как оно всё.
Скажи следом за мной:
жизнь - жестока и несправедлива,
жизнь - безнадёжна и коротка,
жизнь - безрадостна и подла.
Тот, кто ничего не имеет,
ничего и не будет иметь,
тот, кому нечего терять,
ничего не потеряет",
Здесь давно никто не ждёт лучших времён.
Тихую молчаливую смерть здесь никто не отличает
от других женщин.
Здоровое сердце, больные лёгкие -
живёшь с ней, потому что любишь,
умираешь потому, что живёшь с ней.
"Спасибо, что пишешь, - благодарит он, -
спасибо, что пишешь".
"Не за что", - отвечаю я.
Правда ведь - не за что.