Сквозь атмосферу
Приятно видеть заболевшую урбанизацию. Как она болеет. Болеет, бедненькая.
Сугробы с описанным снегом, стены с выпадающими кирпичами, провода с заржавевшими болтиками. Штучками. Топырчирками.
Станция Бескудниково, например, дыра.
Когда в электричку заходят контролеры, начинается русский «Титаник». Трещит киноаппарат, поезд тонет с хвоста, и соседний вагон, уже, наверняка, сидит по щиколотку в воде: народ оттуда прет и давится, двери лязгают, и на гармошке лысый дед играет "Ах вы сени, мои сени".
- Ночью, прикинь, я смотрю из окна, а там выползает кто-то. Тихонечко так выползает...
- ?
- Ну, щупленький такой, в черном во всем.
Выползает - и пошел чертить… Ну, черные у нас эти… на платформе… граффити!
На заборах там что-то шифрует.
- Ведьма!
- А то! Когда пасмурно, еще так знаешь, у нас же перегрузки в атмосфере. А этот - на стену, и черные его тоже сползают, плывут, провода болтаются. Скорые иногда проносятся, и в воздухе что-то звенит.
- Так то ж мой сосед!
- Да ладно!
- На рельсах там лазил.
Да!
Заблудился и помер.
Приятно сидеть в кафешке и чувствовать себя гражданином второсортной эпохи, загнивающей империи и еще черте чем, глотать глясе или молочный улун, выглядывать за стекла, а, Главное, знать - не ты виноват, и не тебя Одного он оставил. Это не ты неудачник.
Сложи с себя все полномочия, иди домой, ложись в кровать. Ты будешь спать, когда посыпятся стекла, по ступеням в подъезде потечет вода, последняя спина прохожего скроется за углом, отключат звук, и глыбы снега полетят с домов беззвучно.
Приятно ощущать, как вместо черноты приходит теплота. Я тоже было заблудился, но теперь… я ничего не понимаю! Как я могу заблудиться, если я не понимаю!
Авитаминоз происходит по-разному. Здравствуй, новый теплый февраль и ватное безвременье! Толстые вороны и рыхлые лучи расходящихся тротуаров!
Высшая точка в прыжке - плачьте, на земле я теряю свое присутствие. Сплю и праздно слоняюсь по улицам. Я не мигрант. Меня за это не штрафуют.
Приятно обнаружить, что построили огромный торговый саркофаг на Цветном бульваре.
Сей саркофаг подтверждает лишь то, что после нас, а это равносильно «для нас», или весною, не будет ни самолетов, как у Дейнеки, ни этих спортсменов с толстыми ногами, ни в Севастополе полосок света на телах, у которых смешные и большие трусы.
***
Дети зимы и собственной глупости. Сквозь атмосферу, сквозь плотный воздух, пройдем мы, поднимем голову, весной восстанем со дна кроватей, выползем из темноты и, очутившись, растеряемся. И потому, что нам некуда больше идти - мы ведь никогда и не шли никуда - мы пойдем за ними. Страшно поглупеем, будем больше улыбаться, держаться за руки, есть вкусную еду и надевать красивую одежду.
Ведь на правдивой стороне земли можно жить только иногда.
***
Этой весной, после зимы, когда оттаяло, на станции Бескудниково расшифровали граффити: «Господи помоги, Господи, помоги Господи, помоги».
Этой весной, после зимы, когда оттаяло, на станции Бескудниково рельсы лопнули и зазвенели и, разрывая почву, из земли нечаянно полезли деревья, целые баобабы и огромные камни кучами.
Сугробы с описанным снегом, стены с выпадающими кирпичами, провода с заржавевшими болтиками. Штучками. Топырчирками.
Станция Бескудниково, например, дыра.
Когда в электричку заходят контролеры, начинается русский «Титаник». Трещит киноаппарат, поезд тонет с хвоста, и соседний вагон, уже, наверняка, сидит по щиколотку в воде: народ оттуда прет и давится, двери лязгают, и на гармошке лысый дед играет "Ах вы сени, мои сени".
- Ночью, прикинь, я смотрю из окна, а там выползает кто-то. Тихонечко так выползает...
- ?
- Ну, щупленький такой, в черном во всем.
Выползает - и пошел чертить… Ну, черные у нас эти… на платформе… граффити!
На заборах там что-то шифрует.
- Ведьма!
- А то! Когда пасмурно, еще так знаешь, у нас же перегрузки в атмосфере. А этот - на стену, и черные его тоже сползают, плывут, провода болтаются. Скорые иногда проносятся, и в воздухе что-то звенит.
- Так то ж мой сосед!
- Да ладно!
- На рельсах там лазил.
Да!
Заблудился и помер.
Приятно сидеть в кафешке и чувствовать себя гражданином второсортной эпохи, загнивающей империи и еще черте чем, глотать глясе или молочный улун, выглядывать за стекла, а, Главное, знать - не ты виноват, и не тебя Одного он оставил. Это не ты неудачник.
Сложи с себя все полномочия, иди домой, ложись в кровать. Ты будешь спать, когда посыпятся стекла, по ступеням в подъезде потечет вода, последняя спина прохожего скроется за углом, отключат звук, и глыбы снега полетят с домов беззвучно.
Приятно ощущать, как вместо черноты приходит теплота. Я тоже было заблудился, но теперь… я ничего не понимаю! Как я могу заблудиться, если я не понимаю!
Авитаминоз происходит по-разному. Здравствуй, новый теплый февраль и ватное безвременье! Толстые вороны и рыхлые лучи расходящихся тротуаров!
Высшая точка в прыжке - плачьте, на земле я теряю свое присутствие. Сплю и праздно слоняюсь по улицам. Я не мигрант. Меня за это не штрафуют.
Приятно обнаружить, что построили огромный торговый саркофаг на Цветном бульваре.
Сей саркофаг подтверждает лишь то, что после нас, а это равносильно «для нас», или весною, не будет ни самолетов, как у Дейнеки, ни этих спортсменов с толстыми ногами, ни в Севастополе полосок света на телах, у которых смешные и большие трусы.
***
Дети зимы и собственной глупости. Сквозь атмосферу, сквозь плотный воздух, пройдем мы, поднимем голову, весной восстанем со дна кроватей, выползем из темноты и, очутившись, растеряемся. И потому, что нам некуда больше идти - мы ведь никогда и не шли никуда - мы пойдем за ними. Страшно поглупеем, будем больше улыбаться, держаться за руки, есть вкусную еду и надевать красивую одежду.
Ведь на правдивой стороне земли можно жить только иногда.
***
Этой весной, после зимы, когда оттаяло, на станции Бескудниково расшифровали граффити: «Господи помоги, Господи, помоги Господи, помоги».
Этой весной, после зимы, когда оттаяло, на станции Бескудниково рельсы лопнули и зазвенели и, разрывая почву, из земли нечаянно полезли деревья, целые баобабы и огромные камни кучами.