Пилигримы, часть IV
А мы все едем на север :-)) Затем наш путь лежал на север, точнее, к самой северной точке нашего паломничества - Кирилло-Белозерскому монастырю. Это такое место, про которое бесполезно рассказывать - его надо просто увидеть, потому что в описании все это выглядит довольно бледно. Кирилло-Белозерский монастырь расположен на берегах оз. Белого (или Белоозера). Это величественная крепость, окруженная несколькими кольцами огромных стен и башен, а с другой стороны защищенная Белоозером. Когда мы здесь в первый раз оказались, у меня так разбежались глаза при виде фортификационных сооружений, что я целую пленку на фотоаппарате извела на все эти стены, башни, бойницы, барбаканы, и бегала с безумным видом, думая, что бы еще здесь сфотографировать. Кирилло-Белозерский монастырь делится на 4 части - Успенский, Иоанновский, Острог и Подол. Все они до недавнего времени были музеями. Вологодской епархии теперь принадлежат Иоанновский монастырь - именно туда пришел преподобный Кирилл Белозерский, выкопал пещеру, и поставил поклонный крест. Но мощи преподобного Кирилла находятся в Успенском монастыре, в стене между Успенским собором и храмом преподобного Кирилла. В связи с этим вологодский архиепископ Максимилиан попросил директора музея передать церкви и этот храм. Она согласилась, а, кроме того, полностью закончила реставрацию храма преп. Кирилла и уже отреставрированный храм передала епархии. Но это официальная информация, которую нам сообщили. При взгляде на монастырь создается впечатление, что монахи чувствуют себя там как-то ущемленно, этакими бедными родственниками, которым из милости позволяют здесь находится. И даже служба в храме ведется будто с оглядкой. Но, может, это мне, конечно, показалось. Очень много в монастыре иностранных туристов, примерно как в Троице-Сергиевой лавре. Реакция на нас тоже была примерно такая же: неподдельный интерес, как к еще одним экспонатам музея, и неизменно вежливое обращение. В Белозерском монастыре произошло и памятное событие, после которого мы завели себе врагов среди части нашей группы. Дело в том, что с нами ехали выпускник Ставропольской духовной семинарии, Димитрий, с женой (они только что поженились, и это у них было вроде бы «свадебное паломничество») и сестрой. На нас с Настей вся эта компания (за исключением сестры Димитрия, Марины, с которой мы даже сдружились) и раньше, а именно с тех пор, как нас заставили читать для всего автобуса, поглядывала волком. А в Кирилло-Белозерском монастыре страсти накалились до предела. Так получилось, что мы шли неподалеку от Димитрия с его семейством и беседовали между собой на какую-то отвлеченную тему (даже не помню, о чем), но упоминали Ясперса, Гегеля, еще кого-то. Так вот, для бедного Димитрия Гегель почему-то стал последней каплей, и он, обернувшись, наградил нас взглядом, полным убийственной злобы, а потом всю дорогу они с женой хихикали, приговаривая «Гегель» и показывая на нас пальцем. А когда одна женщина из нашей группы спросила у меня что-то о монастыре (по-моему, про то, как озеро называется), Димитрий не выдержал и очень злобным голосом почти крикнул: «Что вы у них спрашиваете?! Спрашивайте у руководителя группы!» После этого мы окончательно поняли, что бедному человеку настолько не дает покоя факт нашего существования, что он готов даже выставить себя в таком смешном и дурацком виде. И, демонстрируя свою вредную сущность, мы стали развлекаться тем, что специально неподалеку от него заводили умные разговоры. Эффект был неизменным, и нас это очень забавляло, тем более, что от нашего своеобразного послушания нас тоже никто не освобождал.
Приложившись к мощам преп. Кирилла и быстренько пробежав по крепости (хотя долго здесь побродить, как в прошлом году, и все хорошенько рассмотреть не удалось), мы сели в автобус и поехали обратно на юг, к долгожданной для нас с Анастасией цели - в Вологду, в Спасо-Прилуцкий Димитриев монастырь. Честно говоря, мы только ради того и поехали по старому маршруту, чтобы снова увидеть Спасо-Прилуцкий монастырь. И еще раз доказали известную истину, что дважды ничего не повторяется. Но прежде, думаю, надо рассказать, почему мы так полюбили это место, т.е. вернуться в прошлое на два года, к нашей первой поездке.
Приехали мы туда тоже под вечер. Помнится, тогда нам еще очень не хотелось вообще туда заезжать. Постояв на вечерней службе, которая как раз подходила к концу, мы вышли во двор монастыря, где нам обещали провести экскурсию. Проводить экскурсию пришел монах, представившийся Алексием. Тогда он был дьяконом, а теперь, как мы узнали, уже священник. Он рассказал нам об истории монастыря, о преподобном Димитрии Прилуцком и много еще о чем. Вкратце история монастыря, как я ее запомнила, выглядит так.
Преподобный Димитрий Прилуцкий, уроженец Переславля-Залесского, принадлежал к богатому купеческому роду. Он принял постриг в Переславском Горицком монастыре, был там игуменом, а затем в 1392 г. на берегу Плещеева озера основал свой монастырь во имя свт. Николая Мирликийского Чудотворца. Преподобный Дмитрий часто навещал преп. Сергия Радонежского для духовных бесед и был его близким другом и сподвижником. Князь Дмитрий Донской так уважал преподобного Димитрия Прилуцкого за его святость, что призывал его крестить своих детей. Имя преподобного Димитрия получило широкую известность, и он, стремясь к уединению, удалился на Север. Неподалеку от Вологды он избрал место, где река делала изгиб, излучину - «луку» - и здесь, «при луке», основал Прилуцкий монастырь. Монастырь быстро развивался и вскоре стал крупнейшим и самым известным монастырем на Севере.
Первоначально все постройки монастыря были деревянными. Только с первой половины XVI в. в нем начали возводиться каменные здания, первым из которых стал собор Всемилостивого Спаса. Во второй половине XVI в. в монастыре были построены трапезная с церковью и Святые ворота с надвратной Вознесенской церковью.
В Спасо-Прилуцком монастыре находились в заточении дети князя Андрея Ивановича Углицкого, брата Ивана III - Иван и Дмитрий. Княжич Иван принял здесь постриг под именем Игнатия. 36 лет он провел в монастырской темнице и после смерти был канонизирован. Его могила находится в Спасском соборе. Рядом с ним погребен его брат Дмитрий.
Спасский собор построен в 1537 - 42 г.г. взамен сгоревшего деревянного. Собор двухэтажный. В его нижнем этаже находятся мощи основателя монастыря преп. Димитрия Прилуцкого, а также Игнатия Вологодского, бывшего княжича Ивана. Построенная в 1540-х г.г. трапезная соединена со Спасским собором крытыми переходами - прием, очень распространенный в северных монастырях. К трапезной примыкает небольшая Введенская церковь. Среди других жилых и хозяйственных построек монастыря выделяются летние настоятельские кельи, построенные в 1645 г. артелью ярославских каменщиков. В XVIII в. это здание было объединено в один большой корпус с больничными палатами и братскими кельями. Частью этого корпуса стала больничная церковь во имя Всех Святых, построенная в 1721 г.
От первой каменной колокольни монастыря, построенной в XVI в., сохранился только нижний ярус - остальное было разобрано в 1720-х г.г. Новая колокольня, стоящая рядом, построена в 1644 - 56 г.г. В её нижнем ярусе располагается маленькая церковь во имя свт. Алексия, митрополита Московского. Святые ворота с надвратной церковью построены около 1590 г. Первоначально церковь была освящена во имя мч. Феодора Стратилата, и в 1815 г. заново освящена в честь Вознесения Господня. Колокольня Вознесенской церкви построена в 1729 - 30 г.г.
В Смутное время Спасо-Прилуцкий монастырь несколько раз грабили шайки «воровских людей», и в результате он пришел в упадок. Только в середине XVII в. здесь возобновилось каменное строительство. Тогда была возведена мощная крепостная стена с пятью башнями. Монастырские стены имеют протяженность около километра, толщина стен составляет два метра, высота - около семи метров. Могучие граненые, увенчанные шатрами башни выглядят, конечно, не такими неприступными, как в Белозерском монастыре, но все равно очень мощные. Нас поразила раскраска стен в совершенно не характерные для монастыря красно-желто-оранжевые тона.
Из святынь монастыря особенно славились чудотворная икона Святого Димитрия Прилуцкого с житием и Киликиевский крест. Храмовая икона «Святой Димитрий Прилуцкий с житием» написана преподобным Дионисием Глушицким примерно в 1483 - 1503 г.г. По преданию, эта икона сопровождала Ивана III во время его похода на Казань. В настоящее время оригинал иконы находится в музее. Запрестольный Киликиевский крест - деревянный, восьмиконечный - украшен медной позолоченной басмой и восьмьюдесятью четырьмя иконками, вырезанными из кости. По преданию, крест вывезен из армянской области Киликия в Малой Азии, отсюда название креста - Киликиевский. В XIV в. этот крест был принесен Димитрием Прилуцким из Переславля-Залесского и водружен на месте будущего Спасо-Прилуцкого монастыря. Другими святынями монастыря были чудотворная икона Корсунской Богоматери и Страстная икона Божьей Матери, по преданию, принесенная тоже преподобным Димитрием Прилуцким.
В 1812 г. в Спасо-Прилуцкий монастырь были эвакуированы из Москвы драгоценности и святыни московских монастырей.
В монастыре похоронен К. Н. Батюшков, который последние годы своей жизни провел в Вологде. Памятник Батюшкову стоит на Кремлевской площади города.
После 1917 г. монастырь был разорен и долгое время здесь был концлагерь, потом - какие-то казармы. Одно время здесь функционировал музей, и сюда даже перевезли деревянную церковь из разоренного Александро-Куштского монастыря.
В моем изложении получилось довольно нудно, а вот в изложении о. Алексия мы наслушаться не могли, тем более что рассказывалось это все с таким юмором, что мы буквально покатывались со смеху, с добрым юмором над всем и особенно над собой. Рассказывали нам и о житии преп. Димитрия, о его подвигах, о том, как он принял на себя подвиг ношения вериг (они находятся рядом с мощами святого в нижнем храме Спасского собора). Или, например, знаменитое предание о некоей вологодской «болярыне», которая, прослышав об удивительной красоте преподобного Димитрия (о его «ангельском лике» ходили легенды, а сам Димитрий очень страдал от этого - ему даже приходилось всегда полностью закрывать свое лицо монашеским куколем, чтобы не вводить никого в искушение. Он не открывал лица даже перед своей братией), поспорила со своими подругами, что проникнет к нему в келью и увидит скрываемый преподобным лик. Взобравшись по приставной лестнице к окну кельи, она вдруг начала биться в необъяснимых судорогах и упала на землю, будто пораженная каким-то ударом. Узнав, в чем дело, Димитрий излечил не в меру любопытную боярыню и строго наказал ей впредь не приближаться к монастырю. Понравилась нам и история о ком-то из вологодских подвижников (не помню, о ком точно). Когда в монастырь к нему приехал один писатель в поисках «старцев» и спросил: «Ну что, отче, старцы-то у вас здесь есть?», святой с неподражаемым вологодским юмором ответил: «Да насчет старцев не знаю, а старички-то есть…».
Потом мы стали замечать, что ознакомительно-экскурсионная беседа плавно перетекает в проповедь и обратно в беседу. Не могу вспомнить всего, что нам рассказывали в ходе этой удивительной проповеди-беседы: о Христе, о вере, о спасении, но тогда я подумала, что, если бы я была какой-нибудь римской язычницей времен Нерона или Траяна и ничего не знала ни о Христе, ни о христианстве (или знала только плохое), то после такой проповеди точно бы обратилась. После знакомства с о. Алексием мне стал понятен смысл фразы, которую Петр говорит Христу: «Ты имеешь глаголы вечной жизни». (Иоанн. 6: 68). В тот вечер мне довелось понять, что это за «глаголы», услышав которые, люди оставляли все и шли за Христом, а потом за апостолами и другими святыми, потому что больше не могли жить по-прежнему, услышав и увидев это, потому что что-то внутри у них перевернулось - перевернулась, а, точнее, открылась самая сущность их души, до слышания и видения этого словно заключенная в драконий панцирь. Антоний Сурожский пишет, цитируя древнюю афонскую поговорку, что ни один человек никогда не стал бы монахом и вообще не уверовал бы, если бы не увидел в глазах другого человека свет вечной жизни. Я часто вспоминала тогда владыку Антония, потому что именно этот свет мы увидели в глазах нашего экскурсовода. Я личность, конечно, не мистическая, но, посовещавшись потом с молодежью из нашей группы, мы выяснили, что все (и я в том числе) видели, как глаза у дьякона Алексия светились не то что в переносном, а в прямом смысле: из них исходило яркое голубое сияние. Коллективная галлюцинация? Но хотелось бы верить в другое - что есть еще на свете такие люди, благодаря молитвам которых только и стоит наш мир - и после знакомства с Прилуцким и Геннадиевским монастырями я в это твердо верю.
Радость и желание смеяться охватили нас опять же почти сразу, как мы вступили на территорию монастыря, но тогда мы еще не были знакомы с этим феноменом, и это подействовало на нас куда сильнее, чем в следующую поездку в Геннадиевском монастыре. Я помню, как мы стояли в нижнем приделе Спасского храма, там, где находятся мощи преп. Димитрия и Игнатия, и вслед за нашим экскурсоводом смеялись почти в полный голос, но при этом абсолютно не было чувства, что это кощунственный смех, что тем самым мы оскорбляем Бога или преп. Димитрия. Наоборот, чувствовалось присутствие преподобного и его благодать, как будто он стоял посреди нас со своим благословением. А еще у меня было такое чувство, будто мне «разрешили радость» (не могу его никак больше назвать), точнее, что радость - это не есть плохо, что веселье - не есть оскорбление для святого места (например, храма), т.к. с детства в голове сидят различные табу, в конечном счете, нацеленные на запрещение радости как «неподобающего поведения» для верующего человека. Верующим вечно чего-нибудь «нельзя», будто из этих «нельзя» и состоит все христианство. В таком случае, понять, что же «можно», и в чем состоит блаженство, обещанное праведным, довольно трудно. Хотя я никогда не представляла себе христианство как цепь этих самых «нельзя». Как сказал какой-то западный святой (кажется, Фома Аквинский), «христианство - это цепь противоречий, связанных любовью».
А еще я тогда поняла, что приблизилась (совсем чуть-чуть, конечно, на один крошечный шаг, но, тем не менее, ближе, чем за всю свою жизнь) к пониманию смысла знаменитой фразы ап. Павла, что «не видел того глаз, не слышало ухо и не приходило то на сердце человеку, что уготовал Бог любящим Его». (1 Кор. 2: 9).
О. Алексий провел нас по кладбищу, которое в 30-е г.г. пытались срыть бульдозерами, показал знаменитую могилу Батюшкова и прочитал одно из его стихотворений, в котором поэт страдает от охватившего его уныния и просит Бога избавить его от этого уныния и подать надежду. С тех пор я как-то полюбила Батюшкова: только подумаю о нем, и вспоминаю тот чудесный вечер. Вообще нас поразила эрудированность нашего экскурсовода: как он ловко то цитирует наизусть Священное Писание, то каких-нибудь философов (тоже наизусть), то поэтов, то писателей, то какие-нибудь источники. При этом его отличала удивительная трезвость и разумность суждений обо всем, крайне осторожное, я бы даже сказала, настороженное отношение ко всякого рода чудесам и народной религиозности, свойственной некоторым священникам и монахам, а следом за ними и их прихожанам. Например, считается, что одна чудотворная икона в верхнем храме Спасского собора благоухает. «Но я что-то, по своим грехам, - отметил о. Алексий, - если честно, не чувствую никакого благоухания». Мнения среди паломников тоже разделились: одни чувствовали благоухание, другие нет. Я оказалась во второй группе. Кстати, еще он говорил о браке: что цель брака - это не рождение детей, а любовь между супругами (такой точки зрения на брак у священников или монахов я вообще никогда не слышала и не читала, за исключением митр. Антония Сурожского, хотя всегда думала, что это именно так).
Когда дело дошло до любимого во всех монастырях Ивана Грозного, выяснилось, что батюшка - наш коллега-историк, и имеет свою позицию по поводу разных исторических проблем, но, если рассказывать еще и это, я никогда не закончу (но Ивана Грозного он не любит). А про Ивана Грозного в Вологде даже сложили песню:
Как из своду туповатова
Упадала плинфа красная,
Попадала ему в голову,
Во головушку во буйную,
В мудру голову во царскую.
Как наш грозный царь прогневался,
Взволновалась во всех жилах кровь,
Закипела молодецка грудь,
Ретиво сердце взъярилося,
Выходил из храма новова,
Он садился на добра коня,
Уезжал он в каменну Москву...
По преданию, именно после этого «упадания красной плинфы» на голову царя он невзлюбил Вологду и весь этот край, который, кстати, из-за обилия живших здесь в уединении подвижников называли «северной Фиваидой».
Вообще Прилуцкий монастырь - удивительное место. Здесь что-то происходит со временем: оно как будто упраздняется в удивительном пламенеющем Духе этого места и переходит в вечность. Не знаю, как описать, но там это чувствуется. То же самое и с мощами: нигде так сильно не чувствуешь присутствие святого рядом с его мощами, как здесь. Возникает почти физическое ощущение, что преподобный Димитрий постоянно присутствует здесь, среди своих монахов, что с тех пор, как он основал эту обитель, он всегда был здесь и сейчас есть.
В этом году, к сожалению, наши надежды снова прослушать экскурсию не оправдались (чего и следовало ожидать), потому что мы приехали слишком поздно, а уехали слишком рано, и единственным (но немалым) утешением было приложиться к мощам преподобных Димитрия и Игнатия. Кстати, нижний храм Спасского собора, где находятся мощи, - место само по себе удивительное. Он напоминает какую-нибудь катакомбу, где собирались первые христиане, и с тех пор мне больше нравятся такие «пещерные» храмы, т.к. они напоминают мне этот, где я пережила несколько счастливых минут или часов. Он и сейчас стоит у меня перед глазами: полукруглые низкие своды, четыре колонны (или столпа), за которыми, как сказал, смеясь, о. Алексий, можно спрятаться, чтобы «или поплакать о своих грехах, или порадоваться за себя, какой ты хороший».
Еще нас поразил наместник монастыря, архимандрит Дионисий. Совсем еще молодой человек (только в этом году отметил 30-летие), он производит впечатление аскета, изможденного постом и бдениями. И глаза у него тоже светятся. Кстати, монастырь до сих пор живет по правилу св. Димитрия, согласно которому на сон у монахов уходит в общей сложности 4 - максимум 5 часов. Правда, сам преподобный спал 2 часа в сутки, а иногда вообще не спал, проводя ночи в молитве.
Странноприимный дом мне очень понравился: там уютно, и стоят удобные кровати, но от радости заснуть практически невозможно.
В заключении добавлю только, что в этом году нас постигло здесь по уже названным причинам жестокое разочарование, да в довершение всех несчастий Александр Владимирович еще и заставил нас с Анастасией проводить для всей группы экскурсию (!), как будто в насмешку над нашими несбывшимися мечтами. Я попыталась взять себя в руки и что-то мямлила, глотая на ходу слезы. Когда мы шли к автобусу, изо всех сил пытаясь не разрыдаться у всех на глазах, думали, что все закончилось. Но не тут то было. Александр Владимирович попытался заставить Настю читать информацию о Спасо-Прилуцком монастыре, но она находилась в невменяемом состоянии. Тогда читать пришлось мне как особе с более крепкими нервами, и пытка получилась еще та (никто ведь не знал, что я сама держусь из последних сил, чтобы не разреветься). Если учесть, что это был мой день рождения, для утешения оставалась только трезвая самоирония, которая, надо отметить, всегда помогает. Если честно, мы вспоминали тогда фразу, которую очень любит один наш преподаватель: «Заслужил - заполучи». Эту фразу повторяли и мы с Настей, выезжая из Вологды и применяя ее к своему поведению в течение года, который прошел с нашего первого посещения Прилуцкого монастыря, и теперешнему заслуженному наказанию за это поведение. Однако, как я мимоходом заметила, среди нашей группы нашлись и другие страдальцы (а именно наш «друг» Димитрий), которым смотреть на то, как мы проводим экскурсию, видимо, доставляло такие же муки, как и нам самим. В таких растрепанных чувствах мы покинули монастырь и отправились дальше, в Николо-Бабаевский монастырь.
Это место известно тем, что его очень любил свт. Игнатий Брянчанинов и прожил там, уйдя на покой, последние годы жизни. Здесь планируется восстановление тех храмов, которые сам проектировал свт. Игнатий и лично следил за их строительством. Пока же на месте этих храмов наскоро построены новые деревянные избы, в которых оборудованы храмы и ведется служба. В монастыре находится место, где сразу после смерти был захоронен святитель Игнатий, до того, как его мощи были перевезены в Толгский монастырь.
Приложившись к мощам преп. Кирилла и быстренько пробежав по крепости (хотя долго здесь побродить, как в прошлом году, и все хорошенько рассмотреть не удалось), мы сели в автобус и поехали обратно на юг, к долгожданной для нас с Анастасией цели - в Вологду, в Спасо-Прилуцкий Димитриев монастырь. Честно говоря, мы только ради того и поехали по старому маршруту, чтобы снова увидеть Спасо-Прилуцкий монастырь. И еще раз доказали известную истину, что дважды ничего не повторяется. Но прежде, думаю, надо рассказать, почему мы так полюбили это место, т.е. вернуться в прошлое на два года, к нашей первой поездке.
Приехали мы туда тоже под вечер. Помнится, тогда нам еще очень не хотелось вообще туда заезжать. Постояв на вечерней службе, которая как раз подходила к концу, мы вышли во двор монастыря, где нам обещали провести экскурсию. Проводить экскурсию пришел монах, представившийся Алексием. Тогда он был дьяконом, а теперь, как мы узнали, уже священник. Он рассказал нам об истории монастыря, о преподобном Димитрии Прилуцком и много еще о чем. Вкратце история монастыря, как я ее запомнила, выглядит так.
Преподобный Димитрий Прилуцкий, уроженец Переславля-Залесского, принадлежал к богатому купеческому роду. Он принял постриг в Переславском Горицком монастыре, был там игуменом, а затем в 1392 г. на берегу Плещеева озера основал свой монастырь во имя свт. Николая Мирликийского Чудотворца. Преподобный Дмитрий часто навещал преп. Сергия Радонежского для духовных бесед и был его близким другом и сподвижником. Князь Дмитрий Донской так уважал преподобного Димитрия Прилуцкого за его святость, что призывал его крестить своих детей. Имя преподобного Димитрия получило широкую известность, и он, стремясь к уединению, удалился на Север. Неподалеку от Вологды он избрал место, где река делала изгиб, излучину - «луку» - и здесь, «при луке», основал Прилуцкий монастырь. Монастырь быстро развивался и вскоре стал крупнейшим и самым известным монастырем на Севере.
Первоначально все постройки монастыря были деревянными. Только с первой половины XVI в. в нем начали возводиться каменные здания, первым из которых стал собор Всемилостивого Спаса. Во второй половине XVI в. в монастыре были построены трапезная с церковью и Святые ворота с надвратной Вознесенской церковью.
В Спасо-Прилуцком монастыре находились в заточении дети князя Андрея Ивановича Углицкого, брата Ивана III - Иван и Дмитрий. Княжич Иван принял здесь постриг под именем Игнатия. 36 лет он провел в монастырской темнице и после смерти был канонизирован. Его могила находится в Спасском соборе. Рядом с ним погребен его брат Дмитрий.
Спасский собор построен в 1537 - 42 г.г. взамен сгоревшего деревянного. Собор двухэтажный. В его нижнем этаже находятся мощи основателя монастыря преп. Димитрия Прилуцкого, а также Игнатия Вологодского, бывшего княжича Ивана. Построенная в 1540-х г.г. трапезная соединена со Спасским собором крытыми переходами - прием, очень распространенный в северных монастырях. К трапезной примыкает небольшая Введенская церковь. Среди других жилых и хозяйственных построек монастыря выделяются летние настоятельские кельи, построенные в 1645 г. артелью ярославских каменщиков. В XVIII в. это здание было объединено в один большой корпус с больничными палатами и братскими кельями. Частью этого корпуса стала больничная церковь во имя Всех Святых, построенная в 1721 г.
От первой каменной колокольни монастыря, построенной в XVI в., сохранился только нижний ярус - остальное было разобрано в 1720-х г.г. Новая колокольня, стоящая рядом, построена в 1644 - 56 г.г. В её нижнем ярусе располагается маленькая церковь во имя свт. Алексия, митрополита Московского. Святые ворота с надвратной церковью построены около 1590 г. Первоначально церковь была освящена во имя мч. Феодора Стратилата, и в 1815 г. заново освящена в честь Вознесения Господня. Колокольня Вознесенской церкви построена в 1729 - 30 г.г.
В Смутное время Спасо-Прилуцкий монастырь несколько раз грабили шайки «воровских людей», и в результате он пришел в упадок. Только в середине XVII в. здесь возобновилось каменное строительство. Тогда была возведена мощная крепостная стена с пятью башнями. Монастырские стены имеют протяженность около километра, толщина стен составляет два метра, высота - около семи метров. Могучие граненые, увенчанные шатрами башни выглядят, конечно, не такими неприступными, как в Белозерском монастыре, но все равно очень мощные. Нас поразила раскраска стен в совершенно не характерные для монастыря красно-желто-оранжевые тона.
Из святынь монастыря особенно славились чудотворная икона Святого Димитрия Прилуцкого с житием и Киликиевский крест. Храмовая икона «Святой Димитрий Прилуцкий с житием» написана преподобным Дионисием Глушицким примерно в 1483 - 1503 г.г. По преданию, эта икона сопровождала Ивана III во время его похода на Казань. В настоящее время оригинал иконы находится в музее. Запрестольный Киликиевский крест - деревянный, восьмиконечный - украшен медной позолоченной басмой и восьмьюдесятью четырьмя иконками, вырезанными из кости. По преданию, крест вывезен из армянской области Киликия в Малой Азии, отсюда название креста - Киликиевский. В XIV в. этот крест был принесен Димитрием Прилуцким из Переславля-Залесского и водружен на месте будущего Спасо-Прилуцкого монастыря. Другими святынями монастыря были чудотворная икона Корсунской Богоматери и Страстная икона Божьей Матери, по преданию, принесенная тоже преподобным Димитрием Прилуцким.
В 1812 г. в Спасо-Прилуцкий монастырь были эвакуированы из Москвы драгоценности и святыни московских монастырей.
В монастыре похоронен К. Н. Батюшков, который последние годы своей жизни провел в Вологде. Памятник Батюшкову стоит на Кремлевской площади города.
После 1917 г. монастырь был разорен и долгое время здесь был концлагерь, потом - какие-то казармы. Одно время здесь функционировал музей, и сюда даже перевезли деревянную церковь из разоренного Александро-Куштского монастыря.
В моем изложении получилось довольно нудно, а вот в изложении о. Алексия мы наслушаться не могли, тем более что рассказывалось это все с таким юмором, что мы буквально покатывались со смеху, с добрым юмором над всем и особенно над собой. Рассказывали нам и о житии преп. Димитрия, о его подвигах, о том, как он принял на себя подвиг ношения вериг (они находятся рядом с мощами святого в нижнем храме Спасского собора). Или, например, знаменитое предание о некоей вологодской «болярыне», которая, прослышав об удивительной красоте преподобного Димитрия (о его «ангельском лике» ходили легенды, а сам Димитрий очень страдал от этого - ему даже приходилось всегда полностью закрывать свое лицо монашеским куколем, чтобы не вводить никого в искушение. Он не открывал лица даже перед своей братией), поспорила со своими подругами, что проникнет к нему в келью и увидит скрываемый преподобным лик. Взобравшись по приставной лестнице к окну кельи, она вдруг начала биться в необъяснимых судорогах и упала на землю, будто пораженная каким-то ударом. Узнав, в чем дело, Димитрий излечил не в меру любопытную боярыню и строго наказал ей впредь не приближаться к монастырю. Понравилась нам и история о ком-то из вологодских подвижников (не помню, о ком точно). Когда в монастырь к нему приехал один писатель в поисках «старцев» и спросил: «Ну что, отче, старцы-то у вас здесь есть?», святой с неподражаемым вологодским юмором ответил: «Да насчет старцев не знаю, а старички-то есть…».
Потом мы стали замечать, что ознакомительно-экскурсионная беседа плавно перетекает в проповедь и обратно в беседу. Не могу вспомнить всего, что нам рассказывали в ходе этой удивительной проповеди-беседы: о Христе, о вере, о спасении, но тогда я подумала, что, если бы я была какой-нибудь римской язычницей времен Нерона или Траяна и ничего не знала ни о Христе, ни о христианстве (или знала только плохое), то после такой проповеди точно бы обратилась. После знакомства с о. Алексием мне стал понятен смысл фразы, которую Петр говорит Христу: «Ты имеешь глаголы вечной жизни». (Иоанн. 6: 68). В тот вечер мне довелось понять, что это за «глаголы», услышав которые, люди оставляли все и шли за Христом, а потом за апостолами и другими святыми, потому что больше не могли жить по-прежнему, услышав и увидев это, потому что что-то внутри у них перевернулось - перевернулась, а, точнее, открылась самая сущность их души, до слышания и видения этого словно заключенная в драконий панцирь. Антоний Сурожский пишет, цитируя древнюю афонскую поговорку, что ни один человек никогда не стал бы монахом и вообще не уверовал бы, если бы не увидел в глазах другого человека свет вечной жизни. Я часто вспоминала тогда владыку Антония, потому что именно этот свет мы увидели в глазах нашего экскурсовода. Я личность, конечно, не мистическая, но, посовещавшись потом с молодежью из нашей группы, мы выяснили, что все (и я в том числе) видели, как глаза у дьякона Алексия светились не то что в переносном, а в прямом смысле: из них исходило яркое голубое сияние. Коллективная галлюцинация? Но хотелось бы верить в другое - что есть еще на свете такие люди, благодаря молитвам которых только и стоит наш мир - и после знакомства с Прилуцким и Геннадиевским монастырями я в это твердо верю.
Радость и желание смеяться охватили нас опять же почти сразу, как мы вступили на территорию монастыря, но тогда мы еще не были знакомы с этим феноменом, и это подействовало на нас куда сильнее, чем в следующую поездку в Геннадиевском монастыре. Я помню, как мы стояли в нижнем приделе Спасского храма, там, где находятся мощи преп. Димитрия и Игнатия, и вслед за нашим экскурсоводом смеялись почти в полный голос, но при этом абсолютно не было чувства, что это кощунственный смех, что тем самым мы оскорбляем Бога или преп. Димитрия. Наоборот, чувствовалось присутствие преподобного и его благодать, как будто он стоял посреди нас со своим благословением. А еще у меня было такое чувство, будто мне «разрешили радость» (не могу его никак больше назвать), точнее, что радость - это не есть плохо, что веселье - не есть оскорбление для святого места (например, храма), т.к. с детства в голове сидят различные табу, в конечном счете, нацеленные на запрещение радости как «неподобающего поведения» для верующего человека. Верующим вечно чего-нибудь «нельзя», будто из этих «нельзя» и состоит все христианство. В таком случае, понять, что же «можно», и в чем состоит блаженство, обещанное праведным, довольно трудно. Хотя я никогда не представляла себе христианство как цепь этих самых «нельзя». Как сказал какой-то западный святой (кажется, Фома Аквинский), «христианство - это цепь противоречий, связанных любовью».
А еще я тогда поняла, что приблизилась (совсем чуть-чуть, конечно, на один крошечный шаг, но, тем не менее, ближе, чем за всю свою жизнь) к пониманию смысла знаменитой фразы ап. Павла, что «не видел того глаз, не слышало ухо и не приходило то на сердце человеку, что уготовал Бог любящим Его». (1 Кор. 2: 9).
О. Алексий провел нас по кладбищу, которое в 30-е г.г. пытались срыть бульдозерами, показал знаменитую могилу Батюшкова и прочитал одно из его стихотворений, в котором поэт страдает от охватившего его уныния и просит Бога избавить его от этого уныния и подать надежду. С тех пор я как-то полюбила Батюшкова: только подумаю о нем, и вспоминаю тот чудесный вечер. Вообще нас поразила эрудированность нашего экскурсовода: как он ловко то цитирует наизусть Священное Писание, то каких-нибудь философов (тоже наизусть), то поэтов, то писателей, то какие-нибудь источники. При этом его отличала удивительная трезвость и разумность суждений обо всем, крайне осторожное, я бы даже сказала, настороженное отношение ко всякого рода чудесам и народной религиозности, свойственной некоторым священникам и монахам, а следом за ними и их прихожанам. Например, считается, что одна чудотворная икона в верхнем храме Спасского собора благоухает. «Но я что-то, по своим грехам, - отметил о. Алексий, - если честно, не чувствую никакого благоухания». Мнения среди паломников тоже разделились: одни чувствовали благоухание, другие нет. Я оказалась во второй группе. Кстати, еще он говорил о браке: что цель брака - это не рождение детей, а любовь между супругами (такой точки зрения на брак у священников или монахов я вообще никогда не слышала и не читала, за исключением митр. Антония Сурожского, хотя всегда думала, что это именно так).
Когда дело дошло до любимого во всех монастырях Ивана Грозного, выяснилось, что батюшка - наш коллега-историк, и имеет свою позицию по поводу разных исторических проблем, но, если рассказывать еще и это, я никогда не закончу (но Ивана Грозного он не любит). А про Ивана Грозного в Вологде даже сложили песню:
Как из своду туповатова
Упадала плинфа красная,
Попадала ему в голову,
Во головушку во буйную,
В мудру голову во царскую.
Как наш грозный царь прогневался,
Взволновалась во всех жилах кровь,
Закипела молодецка грудь,
Ретиво сердце взъярилося,
Выходил из храма новова,
Он садился на добра коня,
Уезжал он в каменну Москву...
По преданию, именно после этого «упадания красной плинфы» на голову царя он невзлюбил Вологду и весь этот край, который, кстати, из-за обилия живших здесь в уединении подвижников называли «северной Фиваидой».
Вообще Прилуцкий монастырь - удивительное место. Здесь что-то происходит со временем: оно как будто упраздняется в удивительном пламенеющем Духе этого места и переходит в вечность. Не знаю, как описать, но там это чувствуется. То же самое и с мощами: нигде так сильно не чувствуешь присутствие святого рядом с его мощами, как здесь. Возникает почти физическое ощущение, что преподобный Димитрий постоянно присутствует здесь, среди своих монахов, что с тех пор, как он основал эту обитель, он всегда был здесь и сейчас есть.
В этом году, к сожалению, наши надежды снова прослушать экскурсию не оправдались (чего и следовало ожидать), потому что мы приехали слишком поздно, а уехали слишком рано, и единственным (но немалым) утешением было приложиться к мощам преподобных Димитрия и Игнатия. Кстати, нижний храм Спасского собора, где находятся мощи, - место само по себе удивительное. Он напоминает какую-нибудь катакомбу, где собирались первые христиане, и с тех пор мне больше нравятся такие «пещерные» храмы, т.к. они напоминают мне этот, где я пережила несколько счастливых минут или часов. Он и сейчас стоит у меня перед глазами: полукруглые низкие своды, четыре колонны (или столпа), за которыми, как сказал, смеясь, о. Алексий, можно спрятаться, чтобы «или поплакать о своих грехах, или порадоваться за себя, какой ты хороший».
Еще нас поразил наместник монастыря, архимандрит Дионисий. Совсем еще молодой человек (только в этом году отметил 30-летие), он производит впечатление аскета, изможденного постом и бдениями. И глаза у него тоже светятся. Кстати, монастырь до сих пор живет по правилу св. Димитрия, согласно которому на сон у монахов уходит в общей сложности 4 - максимум 5 часов. Правда, сам преподобный спал 2 часа в сутки, а иногда вообще не спал, проводя ночи в молитве.
Странноприимный дом мне очень понравился: там уютно, и стоят удобные кровати, но от радости заснуть практически невозможно.
В заключении добавлю только, что в этом году нас постигло здесь по уже названным причинам жестокое разочарование, да в довершение всех несчастий Александр Владимирович еще и заставил нас с Анастасией проводить для всей группы экскурсию (!), как будто в насмешку над нашими несбывшимися мечтами. Я попыталась взять себя в руки и что-то мямлила, глотая на ходу слезы. Когда мы шли к автобусу, изо всех сил пытаясь не разрыдаться у всех на глазах, думали, что все закончилось. Но не тут то было. Александр Владимирович попытался заставить Настю читать информацию о Спасо-Прилуцком монастыре, но она находилась в невменяемом состоянии. Тогда читать пришлось мне как особе с более крепкими нервами, и пытка получилась еще та (никто ведь не знал, что я сама держусь из последних сил, чтобы не разреветься). Если учесть, что это был мой день рождения, для утешения оставалась только трезвая самоирония, которая, надо отметить, всегда помогает. Если честно, мы вспоминали тогда фразу, которую очень любит один наш преподаватель: «Заслужил - заполучи». Эту фразу повторяли и мы с Настей, выезжая из Вологды и применяя ее к своему поведению в течение года, который прошел с нашего первого посещения Прилуцкого монастыря, и теперешнему заслуженному наказанию за это поведение. Однако, как я мимоходом заметила, среди нашей группы нашлись и другие страдальцы (а именно наш «друг» Димитрий), которым смотреть на то, как мы проводим экскурсию, видимо, доставляло такие же муки, как и нам самим. В таких растрепанных чувствах мы покинули монастырь и отправились дальше, в Николо-Бабаевский монастырь.
Это место известно тем, что его очень любил свт. Игнатий Брянчанинов и прожил там, уйдя на покой, последние годы жизни. Здесь планируется восстановление тех храмов, которые сам проектировал свт. Игнатий и лично следил за их строительством. Пока же на месте этих храмов наскоро построены новые деревянные избы, в которых оборудованы храмы и ведется служба. В монастыре находится место, где сразу после смерти был захоронен святитель Игнатий, до того, как его мощи были перевезены в Толгский монастырь.