Алпеев О.Е. Организация стратегических военных игр Генерального штаба 1906-1914: статья
В своё время давал ссылку на защищённую в 2015 г. интересную кандидатскую диссертацию О.Е. Алпеева "Документы стратегических военных игр Генерального штаба русской армии 1906-1914 гг.: источниковедческое исследование". А также не менее интересную его же статью "На пути к Каннам. Планирование "похода в Восточную Пруссию" в штабе Варшавского военного округа (1872-1914)". Теперь попалась в Сети ещё одна: Алпеев О.Е. Организация и порядок проведения стратегических военных игр Генерального штаба русской армии в 1906-1914 гг. // Государственное управление. Электронный вестник. Вып. № 42. Февраль 1914 г. С. 225-261. Взять в pdf можно тут.
Аннотация: "В статье реконструируются ораганизация и порядок проведения стратегических игр русского Генерального штаба в 1906-1914 гг. Рассматриваются основные руководства, характеризуются главные картографические издания, применявшиеся в ходе занятий, а также оценивается влияние современной военно-теоретической мысли на ведение занятий. Делается вывод, что организация стратегических военных игр в Российской империи находилась на высоком уровне. Военные игры могли моделировать передвижения и все действия войск, предшествовавшие боевым столкновениям. В начале XX века они стали действенным инструментом оперативной и тактической подготовки и проверки стратегических планов."
Две вещи, которые как-то особо привлекли внимание. Первое (С. 230): "Завершая анализ структуры органов Генштаба, ответственных за подготовку и ведение военных игр, отметим, что сосредоточение переписки по этим занятиям в 4-м (с 1910 года - 3-м) делопроизводстве ГУГШ нельзя признать удачным, так как оно затрудняло использование их результатов в стратегическом планировании. Это структурное подразделение не занималось работами оперативного характера, поэтому анализ поступающих отчетов о военных играх в нем не производился. Его роль по существу сводилась к регистрации входящих отчетных документов. В пользу предположения о недостаточном внимании к выводам игр военных округов со стороны руководства «мозга армии» свидетельствует то, что среди 17 сохранившихся в фонде ГУГШ итоговых отчетных документов только на одном была обнаружена помета, подтверждающая факт знакомства с его содержанием генерал-квартирмейстера Ю.Н. Данилова. Если результат занятия, проведенного при штабе того или иного округа, обнаруживал недостатки в плане развертывания, отчетному отделению самому приходилось возбуждать переписку с огенкваром ГУГШ с целью его изменения."
Второе (С. 251-252, тут выдержки, см. там полностью): " Стратегические игры русского Генерального штаба доводились, как правило, только до начала сражения главных сил сторон. Причиной этого являлось отрицание русской позитивистской военной наукой возможности моделирования боя. ... Конкретно-научные методы философии позитивизма, во многом позаимствованные из естествознания, не позволяли моделировать внутреннюю механику сражения. Например, учитывать в ходе занятий моральное состояние войск, уровень их боевой подготовки и другие факторы при помощи средств, имевшихся в составе познавательного инструментария русской военной теории второй половины XIX века, не представлялось возможным - методов, позволявших объективно решать вышеуказанные задачи, не существовало. В глазах военных ученых-позитивистов бой выглядел категорией почти что мистического порядка, поэтому создатели русских правил военной игры были вынуждены исключить розыгрыш столкновений из процесса ведения занятий. Необходимо отметить, что германские теоретики, также осознавшие в 60-70-е годы XIX века необходимость модернизировать систему Рейсвица, пошли по иному пути и не стали отказываться от моделирования боя - в этом заключалось парадигмальное отличие русской школы военной игры от немецкой. Реформирование военной игры в Германи основывалось на идеалистической философии войны К. Клаузевица, а не на позитивистской теории А.А. Жомини и его последователей, как в России. Базовым ее методом являлся направленный на разрешение противоречий диалектический метод, одним из средств которого можно считать бой. В творчестве Клаузевица, рассматривавшего природу вооруженной борьбы как комплекс взаимосвязанных проблем военно-политического характера, его изучение играло главенствующую роль. ... Исключение из военной игры боевых столкновений - важнейшей составляющей, квинтэссенции любых военных действий - в клаузевицеанской философии считалось недопустимым. В игровой практике, сложившейся в германской армии, занятия непременно доводились до полного разгрома одного из противников. В ходе игр офицеров прусско-германского Генерального штаба не было принято щадить самолюбие участников. ..."
Также очень жаль, что до сих пор нет хорошего современного исследования военно-морских игр того времени. Во всяком случае, мне они неизвестны, увы. Автор статьи лишь упоминает, что "описание большой военно-морской игры, проведенной в 1902 году, можно найти в мемуарах А.Я. Ельшина." (С. 232) Но в этих воспоминаниях, озаглавленных "На суше и на море" и увидевших свет в нью-йоркских "Морских записках" за 1945 г. (см. тут), конкретика про организацию и проведение практически отсутствует.
Аннотация: "В статье реконструируются ораганизация и порядок проведения стратегических игр русского Генерального штаба в 1906-1914 гг. Рассматриваются основные руководства, характеризуются главные картографические издания, применявшиеся в ходе занятий, а также оценивается влияние современной военно-теоретической мысли на ведение занятий. Делается вывод, что организация стратегических военных игр в Российской империи находилась на высоком уровне. Военные игры могли моделировать передвижения и все действия войск, предшествовавшие боевым столкновениям. В начале XX века они стали действенным инструментом оперативной и тактической подготовки и проверки стратегических планов."
Две вещи, которые как-то особо привлекли внимание. Первое (С. 230): "Завершая анализ структуры органов Генштаба, ответственных за подготовку и ведение военных игр, отметим, что сосредоточение переписки по этим занятиям в 4-м (с 1910 года - 3-м) делопроизводстве ГУГШ нельзя признать удачным, так как оно затрудняло использование их результатов в стратегическом планировании. Это структурное подразделение не занималось работами оперативного характера, поэтому анализ поступающих отчетов о военных играх в нем не производился. Его роль по существу сводилась к регистрации входящих отчетных документов. В пользу предположения о недостаточном внимании к выводам игр военных округов со стороны руководства «мозга армии» свидетельствует то, что среди 17 сохранившихся в фонде ГУГШ итоговых отчетных документов только на одном была обнаружена помета, подтверждающая факт знакомства с его содержанием генерал-квартирмейстера Ю.Н. Данилова. Если результат занятия, проведенного при штабе того или иного округа, обнаруживал недостатки в плане развертывания, отчетному отделению самому приходилось возбуждать переписку с огенкваром ГУГШ с целью его изменения."
Второе (С. 251-252, тут выдержки, см. там полностью): " Стратегические игры русского Генерального штаба доводились, как правило, только до начала сражения главных сил сторон. Причиной этого являлось отрицание русской позитивистской военной наукой возможности моделирования боя. ... Конкретно-научные методы философии позитивизма, во многом позаимствованные из естествознания, не позволяли моделировать внутреннюю механику сражения. Например, учитывать в ходе занятий моральное состояние войск, уровень их боевой подготовки и другие факторы при помощи средств, имевшихся в составе познавательного инструментария русской военной теории второй половины XIX века, не представлялось возможным - методов, позволявших объективно решать вышеуказанные задачи, не существовало. В глазах военных ученых-позитивистов бой выглядел категорией почти что мистического порядка, поэтому создатели русских правил военной игры были вынуждены исключить розыгрыш столкновений из процесса ведения занятий. Необходимо отметить, что германские теоретики, также осознавшие в 60-70-е годы XIX века необходимость модернизировать систему Рейсвица, пошли по иному пути и не стали отказываться от моделирования боя - в этом заключалось парадигмальное отличие русской школы военной игры от немецкой. Реформирование военной игры в Германи основывалось на идеалистической философии войны К. Клаузевица, а не на позитивистской теории А.А. Жомини и его последователей, как в России. Базовым ее методом являлся направленный на разрешение противоречий диалектический метод, одним из средств которого можно считать бой. В творчестве Клаузевица, рассматривавшего природу вооруженной борьбы как комплекс взаимосвязанных проблем военно-политического характера, его изучение играло главенствующую роль. ... Исключение из военной игры боевых столкновений - важнейшей составляющей, квинтэссенции любых военных действий - в клаузевицеанской философии считалось недопустимым. В игровой практике, сложившейся в германской армии, занятия непременно доводились до полного разгрома одного из противников. В ходе игр офицеров прусско-германского Генерального штаба не было принято щадить самолюбие участников. ..."
Также очень жаль, что до сих пор нет хорошего современного исследования военно-морских игр того времени. Во всяком случае, мне они неизвестны, увы. Автор статьи лишь упоминает, что "описание большой военно-морской игры, проведенной в 1902 году, можно найти в мемуарах А.Я. Ельшина." (С. 232) Но в этих воспоминаниях, озаглавленных "На суше и на море" и увидевших свет в нью-йоркских "Морских записках" за 1945 г. (см. тут), конкретика про организацию и проведение практически отсутствует.