Крысолов и его кошка, или как это было на самом деле
Originally posted by re_nen at Крысолов и его кошка, или как это было на самом деле
Вместо эпиграфа, наверное.
- А потом Крысолов увел из Гамельна всех крыс...
- Дурак. Зачем ему крысы? Лучше бы кошку увел, хоть одну.
Прошло двадцать лет. Мой Крысолов забрал из Гамельна свою кошку. А крысы... крысам просто не повезло.
- Только выведи крыс, - устало сказал бургомистр. - Заплатим чем хочешь, только выведи этих проклятых крыс!
И испуганно закрыл рот рукой.
Флейтист потянулся, широко, судорожно зевнул - отдохнуть бы, на правой пятке мозоль, спину продуло, ночь выдалась дождливой.
- Сказал же, уведу, - проворчал он, поглаживая флейту. - Кого скажете, того и уведу.
Договор был заключен, можно было курить и молчать. Флейтист машинально постукивал пальцами по острому заплатанному колену, бургомистр почесывал окладистую рыжую бороду, теребил золотую цепь, разговор не клеился, слова вязко проседали в воздухе, будто силясь доползти до роскошного, год немытого окна.
Первыми ушли кошки - серая бургомистрова, полосатая лавочниковой дочки, белая, прикормленная в монастыре. Ушли тихо и быстро, как всегда делают кошки, когда мир становится ближе к осени и намокают деревья за окном. Ушли ночью, прыгнув в окно, прошуршав по крышам, шмыгая в тенях, обходя стороной сточные канавы и страшные подвалы, откуда тянуло ужасом и слышался душный крысиный шепоток. Ушли, не слыша, как с утра расплакались по ним хозяйки. Свернулись клубочками и ждали - там, у берега холодного стылого моря, на самом краю.
За кошками ушли крысы - бежали, споро перебирая ловкими лапками, подергивая усами, жадно вслушиваясь в обещания, которые щедро рассыпала флейта - будет вам, уговаривала флейта, и золотое зерно, и белая мука, и пряно пахнущий сыр, и даже, не поверите, корица, подумайте, много ли крыс пробовали корицу, так сладко, так славно хрустящую на зубах, только быстрее, быстрее, быстрее - и крысы бежали, уже почти чувствуя неведомый сладкий вкус, такой острый и сильный, что было совсем не обидно тонуть.
Флейтист оборвал мелодию, раскашлялся, досадливо вытер мокрый рот, сгорбился, плотнее закутываясь в истрепанный теплый плащ, сел на мокрый песок и замычал немудреный мотивчик. Тихо, фальшиво, как мог - а мог с трудом, болели натруженные губы, не гнулись пальцы. Море пахло крысами.
Белая кошка уселась к нему на колени, свернулась, затихла. Серая, не останавливаясь, ходила кругами вокруг усталых сбитых ног, ластилась, словно примеривая к руке ухоженную пушистую спинку. Полосатая подсунула под ладонь узкую морду, толкнула раз, другой - гладь, дурак, что уставился, пока можно, гладь, пользуйся случаем!
За кошками пришли дети, встали кругом, внимательно глядя, словно ожидая сказки или песни, молчали, ежились, тянули руки к кошкам и отдергивали их, словно получив хлесткий удар по пальцам, и кошки недовольно щурились, а флейтист смотрел поверх растрепанных русых голов и улыбался чему-то своему. Достал флейту, просвистел несколько режущих нот - дети отшатнулись, кто-то заревел, кто-то, убегая, разбил нос, кошки брызнули в стороны, и флейтист наконец-то встал.
Выпрямился - хрустнуло что-то в костлявой узкой спине - сунул флейту за пояс, нагнулся, одной рукой подхватив полосатую кошку, сделал шаг к воде, второй, третий, пахнуло корицей…
За голову крысолова бургомистр объявил награду. Он был, в общем-то, прав - странный был малый, явный мошенник, сманил детей, напугал, хорошо что хоть не убил, да еще и украл драгоценную редкую кошку…
Хорошо хоть не заплатили сразу, вздыхали горожане, дорожащие чужим добром.
Заплатили сполна, улыбался флейтист - и с ним улыбалась кошка.
Вместо эпиграфа, наверное.
- А потом Крысолов увел из Гамельна всех крыс...
- Дурак. Зачем ему крысы? Лучше бы кошку увел, хоть одну.
Прошло двадцать лет. Мой Крысолов забрал из Гамельна свою кошку. А крысы... крысам просто не повезло.
- Только выведи крыс, - устало сказал бургомистр. - Заплатим чем хочешь, только выведи этих проклятых крыс!
И испуганно закрыл рот рукой.
Флейтист потянулся, широко, судорожно зевнул - отдохнуть бы, на правой пятке мозоль, спину продуло, ночь выдалась дождливой.
- Сказал же, уведу, - проворчал он, поглаживая флейту. - Кого скажете, того и уведу.
Договор был заключен, можно было курить и молчать. Флейтист машинально постукивал пальцами по острому заплатанному колену, бургомистр почесывал окладистую рыжую бороду, теребил золотую цепь, разговор не клеился, слова вязко проседали в воздухе, будто силясь доползти до роскошного, год немытого окна.
Первыми ушли кошки - серая бургомистрова, полосатая лавочниковой дочки, белая, прикормленная в монастыре. Ушли тихо и быстро, как всегда делают кошки, когда мир становится ближе к осени и намокают деревья за окном. Ушли ночью, прыгнув в окно, прошуршав по крышам, шмыгая в тенях, обходя стороной сточные канавы и страшные подвалы, откуда тянуло ужасом и слышался душный крысиный шепоток. Ушли, не слыша, как с утра расплакались по ним хозяйки. Свернулись клубочками и ждали - там, у берега холодного стылого моря, на самом краю.
За кошками ушли крысы - бежали, споро перебирая ловкими лапками, подергивая усами, жадно вслушиваясь в обещания, которые щедро рассыпала флейта - будет вам, уговаривала флейта, и золотое зерно, и белая мука, и пряно пахнущий сыр, и даже, не поверите, корица, подумайте, много ли крыс пробовали корицу, так сладко, так славно хрустящую на зубах, только быстрее, быстрее, быстрее - и крысы бежали, уже почти чувствуя неведомый сладкий вкус, такой острый и сильный, что было совсем не обидно тонуть.
Флейтист оборвал мелодию, раскашлялся, досадливо вытер мокрый рот, сгорбился, плотнее закутываясь в истрепанный теплый плащ, сел на мокрый песок и замычал немудреный мотивчик. Тихо, фальшиво, как мог - а мог с трудом, болели натруженные губы, не гнулись пальцы. Море пахло крысами.
Белая кошка уселась к нему на колени, свернулась, затихла. Серая, не останавливаясь, ходила кругами вокруг усталых сбитых ног, ластилась, словно примеривая к руке ухоженную пушистую спинку. Полосатая подсунула под ладонь узкую морду, толкнула раз, другой - гладь, дурак, что уставился, пока можно, гладь, пользуйся случаем!
За кошками пришли дети, встали кругом, внимательно глядя, словно ожидая сказки или песни, молчали, ежились, тянули руки к кошкам и отдергивали их, словно получив хлесткий удар по пальцам, и кошки недовольно щурились, а флейтист смотрел поверх растрепанных русых голов и улыбался чему-то своему. Достал флейту, просвистел несколько режущих нот - дети отшатнулись, кто-то заревел, кто-то, убегая, разбил нос, кошки брызнули в стороны, и флейтист наконец-то встал.
Выпрямился - хрустнуло что-то в костлявой узкой спине - сунул флейту за пояс, нагнулся, одной рукой подхватив полосатую кошку, сделал шаг к воде, второй, третий, пахнуло корицей…
За голову крысолова бургомистр объявил награду. Он был, в общем-то, прав - странный был малый, явный мошенник, сманил детей, напугал, хорошо что хоть не убил, да еще и украл драгоценную редкую кошку…
Хорошо хоть не заплатили сразу, вздыхали горожане, дорожащие чужим добром.
Заплатили сполна, улыбался флейтист - и с ним улыбалась кошка.