Паки об уполномоченных...
Честной протопоп Андрей Ьерман, он же andber,
снова о "совете по делам религии":
"Совет по делам религий - это свобода совести
Больше 25 лет прошло с тех пор как в нашей стране не стало совета по делам религий. Все это время, друзья мои, мы (т.е. активные члены того социального образования, которое именуется православной церковью) независимо от т.н. «юрисдикций», занимались весьма важными и интересными вещами:
• читали богословов Парижской школы;
• возрождали Святоотеческое предание;
• миссионерствовали;
• переводили богослужение на русский язык;
• боролись за сохранение славянского языка в богослужении;
• создавали «квартирное православие»;
• занимались экуменизмом;
• боролись с экуменизмом;
• обличали «православие головного мозга»;
• боролись с «протестантизмом восточного обряда;
• создавали истинно-православную церковь;
• пытались сохранить единство «Матери-церкви»;
• и т.д. и т.п. (по желанию можно добавить еще чего-нибудь).
В целом, можно сказать, что не плохо провели эти четверть века. Однако, если посмотреть на результаты всей этой несомненно полезной деятельности, то не трудно увидеть, что дело осталось практически там же, где и было, не то что 25 лет, а все 150 лет назад. Как и прежде, большинство наших с вами единоверцев:
• крестят детей;
• отпевают покойников;
• красят яйца на Пасху и пекут куличи;
• иногда говеют в Великий пост;
• держат дома иконки;
• окунаются в прорубь на Крещение и т.д. (опять же можно что-то добавить).
В общем занимаются тем, что мы, иногда, высокомерно (и это правильно) именуем «бытовое православие». Это обстоятельство у большинства из нас вызывает чувство горечи и разочарования: как же так, неужели все наши труды пропали даром. Почему все эти люди не стремятся стать настоящими христианами? Но никто не задается вопросом: чем наши «бытовые» единоверцы отличаются от нас, просвещённых христиан. Кто-то скажет: «эти люди в православии удовлетворяют свои частные нужды». И это совершенно верно. Но ведь и мы с вами удовлетворяем свои частные потребности. Все наше отличие состоит в том, что мы читали Шмемана или Флоровского, а наши единоверцы не читали. Почему? Потому, что Лосский с Мейендорфом никак не греют душу какой-нибудь бабульки. Это ей не интересно. А вот нам Лосский был интересен. Другими словами и бытовое православие и борьба с экуменизмом, и квартирное православие - все это реализация ЧАСТНОГО ИНТЕРЕСА. Скажу больше, само СПАСЕНИЕ ДУШИ - ЭТО ЧАСТНЫЙ ИНТЕРЕС ПРОДОЛЖИТЬ ИНДИВИДУАЛЬНОЕ СУЩЕСТВОВАНИЕ ПОСЛЕ СМЕРТИ КАКОГО-ЛИБО ВПОЛНЕ СЕБЕ ЧАСТНОГО ЛИЦА. Следовательно, мы ничем не отличаемся от наших «бытовых» единоверцев. И когда мы с горечью констатируем тот факт, что «Русь крещена, но не просвещена», то мы тяжко грешим. Грешим против свободы совести, пытаясь навязать нашим единоверцам наш собственный частный интерес. Да и что такое, сама эта совесть, как не частный интерес, как не присвоение частным лицом общественной морали. «Моя совесть весьма сговорчивая старуха» - говаривал один литературный персонаж.
А как же быть с всеобщим Царством? Наверное, мы стали забывать, что оно «приходит как ночной вор» и вовсе не туда, где мы его ищем.
Царство Небесное давным-давно уже там где:
• пытаются бороться с бедностью и голодом (можно сравнить: «был голоден, и накормили Меня»;
• освобождают от угнетения и рабства («был в темнице, и посетили Меня»);
• находят лекарства от болезней («был болен, и посетили Меня»). Кто хочет, может продолжить далее. Другими словами, борьба за Царство Небесное (которое, как известно, «берется силой») давно уже проходит в сфере, которая соприкасается с религией лишь в силу традиции. Это и есть секуляризация в настоящем смысле слова. Поэтому нам остается только наш частный интерес.
Вывод: РЕЛИГИЯ - ЧАСТНЫЙ ИНТЕРЕС ЧАСТНЫХ ЛИЦ. Друзья мои, мы «рисуем серым по серому». В религии мы выступаем как частные лица, ищущие своего собственного интереса, т.е. как ЧАСТНЫЕ СОБСТВЕННИКИ. А сфера частной собственности подлежит регулированию при помощи политической власти. Это политическая власть, этот самый Левиафан, определяет ту границу, в рамках которой мы можем реализовывать свою волю быть собственниками. Полиция, закон, армия, тюрьмы освобождают нашу совесть от необходимости каждый раз выбирать: сожрать ближнего ради удовлетворения собственного интереса или еще погодить. Освобождают нас и от страха самим быть сожранными. Это и есть настоящая свобода совести.
«Свобода - есть познанная необходимость» - говорил мудрый Спиноза. И если мы хотим подлинной свободы для религии, то с необходимостью мы сами должны не просто хотеть, а всеми силами добиваться того, чтобы государство четко определило границы частного интереса в сфере религии. Иначе какие-нибудь казаки с нагайками или сумасшедшие монахи опять будут пытаться навязывать свои частные представления там, где общество их не спрашивало, или новые «Пусси Райот» опять спляшут в храме Христа Спасителя, пытаясь продемонстрировать свой либерализм православным. Совет по делам религий освободит всех нас от тяжкого выбора соотносить свой собственный произвол с произвольной же волей ближних. Поэтому я утверждаю, что Совет по делам религий - это и есть самая настоящая свобода совести".
отсюда
снова о "совете по делам религии":
"Совет по делам религий - это свобода совести
Больше 25 лет прошло с тех пор как в нашей стране не стало совета по делам религий. Все это время, друзья мои, мы (т.е. активные члены того социального образования, которое именуется православной церковью) независимо от т.н. «юрисдикций», занимались весьма важными и интересными вещами:
• читали богословов Парижской школы;
• возрождали Святоотеческое предание;
• миссионерствовали;
• переводили богослужение на русский язык;
• боролись за сохранение славянского языка в богослужении;
• создавали «квартирное православие»;
• занимались экуменизмом;
• боролись с экуменизмом;
• обличали «православие головного мозга»;
• боролись с «протестантизмом восточного обряда;
• создавали истинно-православную церковь;
• пытались сохранить единство «Матери-церкви»;
• и т.д. и т.п. (по желанию можно добавить еще чего-нибудь).
В целом, можно сказать, что не плохо провели эти четверть века. Однако, если посмотреть на результаты всей этой несомненно полезной деятельности, то не трудно увидеть, что дело осталось практически там же, где и было, не то что 25 лет, а все 150 лет назад. Как и прежде, большинство наших с вами единоверцев:
• крестят детей;
• отпевают покойников;
• красят яйца на Пасху и пекут куличи;
• иногда говеют в Великий пост;
• держат дома иконки;
• окунаются в прорубь на Крещение и т.д. (опять же можно что-то добавить).
В общем занимаются тем, что мы, иногда, высокомерно (и это правильно) именуем «бытовое православие». Это обстоятельство у большинства из нас вызывает чувство горечи и разочарования: как же так, неужели все наши труды пропали даром. Почему все эти люди не стремятся стать настоящими христианами? Но никто не задается вопросом: чем наши «бытовые» единоверцы отличаются от нас, просвещённых христиан. Кто-то скажет: «эти люди в православии удовлетворяют свои частные нужды». И это совершенно верно. Но ведь и мы с вами удовлетворяем свои частные потребности. Все наше отличие состоит в том, что мы читали Шмемана или Флоровского, а наши единоверцы не читали. Почему? Потому, что Лосский с Мейендорфом никак не греют душу какой-нибудь бабульки. Это ей не интересно. А вот нам Лосский был интересен. Другими словами и бытовое православие и борьба с экуменизмом, и квартирное православие - все это реализация ЧАСТНОГО ИНТЕРЕСА. Скажу больше, само СПАСЕНИЕ ДУШИ - ЭТО ЧАСТНЫЙ ИНТЕРЕС ПРОДОЛЖИТЬ ИНДИВИДУАЛЬНОЕ СУЩЕСТВОВАНИЕ ПОСЛЕ СМЕРТИ КАКОГО-ЛИБО ВПОЛНЕ СЕБЕ ЧАСТНОГО ЛИЦА. Следовательно, мы ничем не отличаемся от наших «бытовых» единоверцев. И когда мы с горечью констатируем тот факт, что «Русь крещена, но не просвещена», то мы тяжко грешим. Грешим против свободы совести, пытаясь навязать нашим единоверцам наш собственный частный интерес. Да и что такое, сама эта совесть, как не частный интерес, как не присвоение частным лицом общественной морали. «Моя совесть весьма сговорчивая старуха» - говаривал один литературный персонаж.
А как же быть с всеобщим Царством? Наверное, мы стали забывать, что оно «приходит как ночной вор» и вовсе не туда, где мы его ищем.
Царство Небесное давным-давно уже там где:
• пытаются бороться с бедностью и голодом (можно сравнить: «был голоден, и накормили Меня»;
• освобождают от угнетения и рабства («был в темнице, и посетили Меня»);
• находят лекарства от болезней («был болен, и посетили Меня»). Кто хочет, может продолжить далее. Другими словами, борьба за Царство Небесное (которое, как известно, «берется силой») давно уже проходит в сфере, которая соприкасается с религией лишь в силу традиции. Это и есть секуляризация в настоящем смысле слова. Поэтому нам остается только наш частный интерес.
Вывод: РЕЛИГИЯ - ЧАСТНЫЙ ИНТЕРЕС ЧАСТНЫХ ЛИЦ. Друзья мои, мы «рисуем серым по серому». В религии мы выступаем как частные лица, ищущие своего собственного интереса, т.е. как ЧАСТНЫЕ СОБСТВЕННИКИ. А сфера частной собственности подлежит регулированию при помощи политической власти. Это политическая власть, этот самый Левиафан, определяет ту границу, в рамках которой мы можем реализовывать свою волю быть собственниками. Полиция, закон, армия, тюрьмы освобождают нашу совесть от необходимости каждый раз выбирать: сожрать ближнего ради удовлетворения собственного интереса или еще погодить. Освобождают нас и от страха самим быть сожранными. Это и есть настоящая свобода совести.
«Свобода - есть познанная необходимость» - говорил мудрый Спиноза. И если мы хотим подлинной свободы для религии, то с необходимостью мы сами должны не просто хотеть, а всеми силами добиваться того, чтобы государство четко определило границы частного интереса в сфере религии. Иначе какие-нибудь казаки с нагайками или сумасшедшие монахи опять будут пытаться навязывать свои частные представления там, где общество их не спрашивало, или новые «Пусси Райот» опять спляшут в храме Христа Спасителя, пытаясь продемонстрировать свой либерализм православным. Совет по делам религий освободит всех нас от тяжкого выбора соотносить свой собственный произвол с произвольной же волей ближних. Поэтому я утверждаю, что Совет по делам религий - это и есть самая настоящая свобода совести".
отсюда