Демиург
Несколько лет меня мучила загадка
филоновской метаморфозы,
пока в году 1988-м или, может, 89-м
не оказался в музее Фёдора Михалыча
на лекции начинавшей только тогда свой звёздный путь
звезды нашего отечьего богословия -
в пестрядном пиджачке, рыженькаго
и с повадками бывшего комсомольского вожака -
тогда ещё юного небожителя.
Он хорохорился гоголем
и под именем православной учёности
вещал ядрёно поперченную,
с миру по нитке собранную солянку
китчевого постмодерну.
Я, по известной простоте душевной и
тогдашней своей наивности,
полагал, что теории всегда предшествует
собранный компендиум каких-либо
предварительных и сурьёзных изысканий,
здесь же сия умная голова сначала изыскивала
подходящую ей теорию,
а потом уж для неё и фильтровала надлежащия
и вырванныя из контексту цитаты.
Вершиной истинного православия объявлялось
отечье учение об "обожении"
и очень смело из него изводилось,
что всякий, идущий к нему правильно
и перевоссоздавший себя,
способен достичь
пожизненнаго бессмертия во плоти.
Воочию я перед собой
такого бессмертнаго и лицезрел,
какой и ступал важливо,
словно он нитшеановский сверхчеловек,
хорохорился петушливо,
без месту намекая на свою
приближённость то к митрополиту Питириму Нечаеву,
а то и к самому ОВЦС.
Само «времечко», двусмысленное и двоившееся,
снова порождало демиургов
переустроечнай перестройки духа,
точно из табакерки Павла Николаевича
выскакивавших обезьян...
филоновской метаморфозы,
пока в году 1988-м или, может, 89-м
не оказался в музее Фёдора Михалыча
на лекции начинавшей только тогда свой звёздный путь
звезды нашего отечьего богословия -
в пестрядном пиджачке, рыженькаго
и с повадками бывшего комсомольского вожака -
тогда ещё юного небожителя.
Он хорохорился гоголем
и под именем православной учёности
вещал ядрёно поперченную,
с миру по нитке собранную солянку
китчевого постмодерну.
Я, по известной простоте душевной и
тогдашней своей наивности,
полагал, что теории всегда предшествует
собранный компендиум каких-либо
предварительных и сурьёзных изысканий,
здесь же сия умная голова сначала изыскивала
подходящую ей теорию,
а потом уж для неё и фильтровала надлежащия
и вырванныя из контексту цитаты.
Вершиной истинного православия объявлялось
отечье учение об "обожении"
и очень смело из него изводилось,
что всякий, идущий к нему правильно
и перевоссоздавший себя,
способен достичь
пожизненнаго бессмертия во плоти.
Воочию я перед собой
такого бессмертнаго и лицезрел,
какой и ступал важливо,
словно он нитшеановский сверхчеловек,
хорохорился петушливо,
без месту намекая на свою
приближённость то к митрополиту Питириму Нечаеву,
а то и к самому ОВЦС.
Само «времечко», двусмысленное и двоившееся,
снова порождало демиургов
переустроечнай перестройки духа,
точно из табакерки Павла Николаевича
выскакивавших обезьян...