На продувном юру

[kalakazo]

Последние десять лет своей жизни
на Сенной,
на этом продувном юру,
прожил и Левон Лазарев -
большой провидец,
да и очевидец тоже
в своих тянущихся к небу изваяниях.
Сам он всегда был
коренастеньким и миниатюрным,
а любил статных и добротных женщин,
и все его скульптурные Чеховы и Толстые
вытянуты чахотливо-худоносно
к этой самой
небесной тверди.
Лепил он всё, кажется,
одного и того же "Мастера":
с болезнующей душою,
хворобного и духовно нищего -
всегда в рубище,
в дырках и заплатах,
так что через них
(и через саму
до дыр истончившуюся то ли плоть,
то ли самую уже душу)
всегда очевидно это же самое
заплатанное небо.
Таков его Кацман на Комаровском:
рубищный и бесприютный,
так, кажется, и не обретший
тишины и покоя...
http://www.liveinternet.ru/photo/velos/post8149158/
Левончик так бы и остался
автором надгробий и
кладбищенских постаментов,
глухим провинциалом в скульптурной столице,
если бы уже под самый закат
(после инфаркта и второго инсульта)
не поставили у БАНа его Андрея Сахарова
и всё благодаря тому,
что верховодили в "конкурсе"
не коллеги и освистывавшие
Андрей Дмитрича чинуши,
а такие же маргиналы,
как сам Левончик.
Помню, как в день "постаментного поставления"
плевались университетские грымзы,
точно готовы были,
если бы умели,
засунуть пальцы в пасть
и засвистать, и заулюлюкать снова:
"Ату его! Ату..." -
не Сахарова, конечно,
а самого Левона,
дерзнувшего на пустырной площади
явить миру очередного своего "негероя" -
снова уродца,
сгорбленного и сутулого,
с руками
точно на Голгофе,
повязанного смирительной рубашкой...
Сам Левончик из этой рубахи
под конец и выпростался,
и ему было не важным
уже всякое уничижение и "заплевание"...