Цикутной яд...
Питерское зазеркалие всегда слыло
инородственным для отечьего самостояния.
Замышленной средь чухонских болотин
под почти извечно
разверстыми небесными хлябями
Петербург одел свои топкие брега
в гранитный панцирь,
заполонил их дворцами,
напичкал те римскими образами,
обходясь имперским окраинам
завсегда несопоставимо великой ценою.
https://www.liveinternet.ru/photo/kalakazo/post16648212/
Петербург ведь не что иное,
как русский Вавилон,
со своенравной попыткой
отстроить свою
вознесенную до небес
Бабилоню башню.
Задуманный Петром Алексеичем
как Северной Парадиз,
в девятнадцатом веце
он обращается в классическую казарму,
обвевая хладной жутью,
римской вышколенностью
и прусской муштрою
русского обывателя.
Город-спрут и город-вампир высасывал
из имперских углов
не только жизненныя соки и силы,
но и притягивал под своё хмарное небо
всё самое в российской державе
непосредственное и одарённое,
утюжа его и сфрагистcкой печатию,
отпечатлеваяся на нём
прокрустовым ложем
взятых за образец
чужеродных порядков.
Из классической "Шинели"
питерского чиновника,
как известно, и вышла вся русская литература,
из Хлестаковской
"лёгкости, друг мой Тянучкин, в мыслях необыкновенной"
родилось и "наше всё":
Александр Сергеич Пушкин
и тот самый знаменитый
русский "литературоцентризм",
с зачитанными до дыр толстыми журналами,
позволявший нашим вознесённым
на отечий Олимп
пиитам и писателям
воспитывать царей
и их же профетически
выяпреклонственно
воздвизать на плаху, -
то милость к падшим призывать,
а то и набатно звяцать
к "беспощадственно страшному русскому бунту".
Именно в Петербурге
ценность прописанного чернилами
печатного глагола
и поднялась до сакральных значений.
И среди питерских туманных грёз
и его несбыточных мечтаний
"литературоцентризм" - самая, пожалуй,
грандиозная химера,
точно в ухо исполина тогда же и
влившая цикутной яд и
с Невских берегов
и до самых крайних закутков
своей отравою
заполонившая матушку Россию...
инородственным для отечьего самостояния.
Замышленной средь чухонских болотин
под почти извечно
разверстыми небесными хлябями
Петербург одел свои топкие брега
в гранитный панцирь,
заполонил их дворцами,
напичкал те римскими образами,
обходясь имперским окраинам
завсегда несопоставимо великой ценою.
https://www.liveinternet.ru/photo/kalakazo/post16648212/
Петербург ведь не что иное,
как русский Вавилон,
со своенравной попыткой
отстроить свою
вознесенную до небес
Бабилоню башню.
Задуманный Петром Алексеичем
как Северной Парадиз,
в девятнадцатом веце
он обращается в классическую казарму,
обвевая хладной жутью,
римской вышколенностью
и прусской муштрою
русского обывателя.
Город-спрут и город-вампир высасывал
из имперских углов
не только жизненныя соки и силы,
но и притягивал под своё хмарное небо
всё самое в российской державе
непосредственное и одарённое,
утюжа его и сфрагистcкой печатию,
отпечатлеваяся на нём
прокрустовым ложем
взятых за образец
чужеродных порядков.
Из классической "Шинели"
питерского чиновника,
как известно, и вышла вся русская литература,
из Хлестаковской
"лёгкости, друг мой Тянучкин, в мыслях необыкновенной"
родилось и "наше всё":
Александр Сергеич Пушкин
и тот самый знаменитый
русский "литературоцентризм",
с зачитанными до дыр толстыми журналами,
позволявший нашим вознесённым
на отечий Олимп
пиитам и писателям
воспитывать царей
и их же профетически
выяпреклонственно
воздвизать на плаху, -
то милость к падшим призывать,
а то и набатно звяцать
к "беспощадственно страшному русскому бунту".
Именно в Петербурге
ценность прописанного чернилами
печатного глагола
и поднялась до сакральных значений.
И среди питерских туманных грёз
и его несбыточных мечтаний
"литературоцентризм" - самая, пожалуй,
грандиозная химера,
точно в ухо исполина тогда же и
влившая цикутной яд и
с Невских берегов
и до самых крайних закутков
своей отравою
заполонившая матушку Россию...