Русская Голгофа
Известно, что жизненный крест не выбирают
и Господь даёт каждому свой особенный,
по его силам.
Хотя для живущего в России
он всегда непомерно оказывается бОльшим,
чем у средней руки парижанина
или просто среднего европейца.
Русская Голгофа - столь же всевременная спутница
нашего соотечественника
как русское бездорожье,
как русская непутёвость,
как русское одичание,
как русский бунт,
как русская печаль:
"Боже мой, как грустна наша Россия!" (Пушкин).
http://www.liveinternet.ru/photo/velos/post17673257/
И страх перед возвращением
младых и сильных
русских мальчиков,
посланных Борисом Годуновым учиться
на "запад солнца"
и вкусивших там
от запретного плоду
"вечно незаходимой весны",
столь же значим,
как и страх пред возвращением в Россию
спустя два столетия
у того же Владимира Печёрина.
И как тогда, так и сейчас
актуален только один способ
избежать русского креста - это "свалить",
бежать из отечьего бедлама
в европейский старческий дом,
где хоть и жизнь
для маленького человечка
вовсе не малина,
но, по крайней мере, в том же Парижске,
сидючи в мансардном скворешнике
с тазом вместо умывальника,
можно быть благодарным Господу
уже за одно то,
что ты так далеко
спрятался от всесезонной
российской азиопы
http://www.liveinternet.ru/photo/velos/post16401011/.
И самым удивительным на этом фоне
является опрометчивый
отказ от бегства
у самого духовно трезвого
русского пиита -
у Анны Андреевны Ахматовой:
"Когда в тоске самоубийства
Народ гостей немецких ждал
И дух суровый византийства
От русской церкви отлетал,
Когда приневская столица,
Забыв величие свое,
Как опьяневшая блудница,
Не знала, кто берет ее, -
Мне голос был. Он звал утешно,
Он говорил: "Иди сюда,
Оставь свой край глухой и грешный,
Оставь Россию навсегда.
Я кровь от рук твоих отмою.
Из сердца выну черный стыд,
Я новым именем покрою
Боль поражений и обид".
Но равнодушно и спокойно
Руками я замкнула слух,
Чтоб этой речью недостойной
Не осквернился скорбный дух".
http://slova.org.ru/ahmatova/kogdavtoske/
и Господь даёт каждому свой особенный,
по его силам.
Хотя для живущего в России
он всегда непомерно оказывается бОльшим,
чем у средней руки парижанина
или просто среднего европейца.
Русская Голгофа - столь же всевременная спутница
нашего соотечественника
как русское бездорожье,
как русская непутёвость,
как русское одичание,
как русский бунт,
как русская печаль:
"Боже мой, как грустна наша Россия!" (Пушкин).
http://www.liveinternet.ru/photo/velos/post17673257/
И страх перед возвращением
младых и сильных
русских мальчиков,
посланных Борисом Годуновым учиться
на "запад солнца"
и вкусивших там
от запретного плоду
"вечно незаходимой весны",
столь же значим,
как и страх пред возвращением в Россию
спустя два столетия
у того же Владимира Печёрина.
И как тогда, так и сейчас
актуален только один способ
избежать русского креста - это "свалить",
бежать из отечьего бедлама
в европейский старческий дом,
где хоть и жизнь
для маленького человечка
вовсе не малина,
но, по крайней мере, в том же Парижске,
сидючи в мансардном скворешнике
с тазом вместо умывальника,
можно быть благодарным Господу
уже за одно то,
что ты так далеко
спрятался от всесезонной
российской азиопы
http://www.liveinternet.ru/photo/velos/post16401011/.
И самым удивительным на этом фоне
является опрометчивый
отказ от бегства
у самого духовно трезвого
русского пиита -
у Анны Андреевны Ахматовой:
"Когда в тоске самоубийства
Народ гостей немецких ждал
И дух суровый византийства
От русской церкви отлетал,
Когда приневская столица,
Забыв величие свое,
Как опьяневшая блудница,
Не знала, кто берет ее, -
Мне голос был. Он звал утешно,
Он говорил: "Иди сюда,
Оставь свой край глухой и грешный,
Оставь Россию навсегда.
Я кровь от рук твоих отмою.
Из сердца выну черный стыд,
Я новым именем покрою
Боль поражений и обид".
Но равнодушно и спокойно
Руками я замкнула слух,
Чтоб этой речью недостойной
Не осквернился скорбный дух".
http://slova.org.ru/ahmatova/kogdavtoske/