Jun 03, 2007 06:54
Никогда не ведал толка в совином образе бытия,
никогда в жизни не просыпался
позже восхода солнца
и всегда панически боюсь
полуночных звонков по телефону,
ибо все мои, в основном, знакомые дамы,
именно таковой образ жизни и ведут.
И когда я встаю,
они, по обычаю, только ложатся.
Некоторых я так и не видывал уже годами,
ибо они ото сна только и отходят,
когда я уже сам засыпаю.
Естественно, что люди "моего круга"
на работу в привычном смысле "не ходют",
а ежели и "работают",
то именно уже вот так - под утро.
Иногда меня что-то так и подмывает -
заглянуть во время утрянного променаду,
по слову юной Марины Цветаевой,
в одно из знакомых оконец:
и я, как всегда, вижу
зашкубренныя с зимы
и немытые с осени
окна,
а за ними - так и теплящийся позабыто
торшерный свет
и в сизых табачных дымах -
сгорбленну и осоловевшую уже
перед "компутером"
миниатюрную фигурку автора знаменитого эссе
про историю салата Оливье.
"До свиданья, друг мой, до свиданья", -
вспоминается мне
и ничего не остаётся делать,
как катить далее...
На "Ваське",
т.е. для непосвящённых -
Васильевском острову,
норовлю заехать на самую узкую в городе
улочку Репина
с сохранившейся ещё булыжной мостовой
и двухэтажными флигелями
с характерным невыветрившимся ароматом,
как мне иногда кажется,
ещё осьмнадцатого веку;
потом челночно качу по линиям,
останавливаясь у вкрапленных
в многоэтажье
доходных домов,
особняков,
вроде как тоже хранящих дух
ещё пушкинского Питербурху.
За посеребренными куполами
Оптинскаго подворья,
какие более смахивают
в наш век пластмассы
на работу жестянщика,
бликуют в водах Невы
(и потому кажутся невесомыми)
громадины пяти-,
а иногда и семипалубных
лайнеров,
и какой бы это день ни был,
всегда в эти четыре утра
на балконе люксовской каюты
вижу закутанного в плед
минорно одинокого
уже сморщенного старика,
точно своё отражение
из другого мира...
Велогон,
Белыя ночи