"Парадоксальная ода" Максвелла
Когда-то по совершенно случайной причине я взял для своего юзерпика портрет Максвелла, но ни разу о нём не написал. Восполню, пожалуй, здесь этот пробел последним стихотворением Максвелла, написанным незадолго до смерти (в 48 лет) от рака. Но сначала надо сказать несколько слов в качестве предисловия.
Сейчас общепризнанно, что Максвелл является одним из величайших физиков в истории науки. При жизни он тоже пользовался большим авторитетом, но, по-видимому, не меньший, если не больший авторитет был у других английских физиков, его современников - Томсона, Стокса, Рэлея. Главное достижение Максвелла - теория электромагнетизма - получила признание после опытов Г.Герца только через 15 лет после его смерти. Как лектор он уступал своему другу Тэту. Другой его друг Томсон прославился работой, связанной с выдающимся техническим достижением того времени - прокладкой трансатлантического телеграфного кабеля, за что он был возведён в дворянство и стал лордом Кельвином. А скромный Максвелл уже в зрелые годы шесть лет своей не слишком длинной жизни провёл в поместье в Шотландии, где, спрятавшись от преподавания и прочей городской суеты ради плодотворной работы, написал "Теорию теплоты" и "Трактат об электричестве", не говоря уж о пятнадцати статьях, сделавших эпоху в физике. Кроме того, раз в год он ездил в Кембридж и вёл настолько активную переписку с Томсоном, Тэтом и другими физиками, что в полумиле от дома поставил для себя специальный почтовый ящик - прогуливаясь туда каждый день с собакой, он забирал кучу писем, рецензий, оттисков и корректур. Особенно много он писал Тэту, дружба с которым началась ещё в школе, когда они вместе решали задачки по геометрии, и длилась до конца жизни Максвелла. Писал Максвелл очень хорошо, он был литературно одарён, способен к языкам, и получал удовольствие от словесной игры и шуточных стихотворений о чём-нибудь вроде "Доказательства нецелесообразности чтения математических лекций в ноябре". Полупенсовые открытки доходили до адресата настолько быстро, что можно было получить ответ в день отправки, и число сохранившихся открыток исчисляется тысячами. Но ограниченная площадь открытки заставила выработать специальные сокращённые обозначения для наиболее употребительных слов. Например, Томсон обозначался буквой Т, Тэт - Т', Тиндаль - T", а сам Максвелл подписывался символом dp/dt, поскольку в книге Тэта по термодинамике одно из уравнений имело вид dp/dt=JCM, а каждому ясно, что JCM - это инициалы Максвелла (James Clerk Maxwell). Переписка была, конечно, в основном о науке. В письмах к Тэту впервые появился "демон Максвелла" - наглядный образ, иллюстрирующий его идеи о статистической природе энтропии. Художественный образ крохотного ловкого существа, умеющего сортировать молекулы газа по скоростям, проник и в русскую поэзию - Андрей Белый, вспоминая лекции Умова, в "Первом свидании" писал:
И было: много, много дум;
И метафизики, и шумов...
И строгой физикой мой ум
Переполнял профессор Умов.
Над мглой космической он пел,
Развив власы и выгнув выю,
Что парадоксами Максвелл
Уничтожает энтропию,
Что взрывы, полные игры,
Таят томсоновские вихри,
И что огромные миры
В атомных силах не утихли...
"Томсоновские вихри" упоминаются и в "Парадоксальной оде" Максвелла, обращённой к Герману Штофкрафту, персонажу книги Тэта и Стюарта "Парадоксальная философия". В те времена, как и сейчас, "передовая интеллигенция" была убеждена, что развитие науки уничтожит религиозные догмы и поставит этику на рациональную основу. Максвелл же не раз высказывал убеждение, что наука не имеет никакого отношения к религии и относился с недоверием к "грубым и сырым (half-baked) теориям о происхождении высших ценностей". (Тут нельзя не вспомнить соловьёвский силлогизм, характеризующий логику русского интеллигента 19-го века: "Человек произошел от обезьяны, следовательно, мы должны любить друг друга".) Тэт и его соавтор Стюарт написали в защиту религии две полемические книги "Невидимая вселенная" и "Парадоксальная философия". Персонаж второй книги, философ Штофкрафт, был пародией на знаменитого тогда популяризатора науки Бюхнера, книга которого "Сила и материя" (Kraft und Stoff) пропагандировала "научный материализм" и только в России выдержала 17 изданий. (Читатели "Бесов" Достоевского должны помнить свихнувшегося на "прогрессивных идеях" подпоручика, который "выбросил, например, из квартиры своей два хозяйские образа и один из них изрубил топором; в своей же комнате разложил на подставках, в виде трех налоев, сочинения Фохта, Молешота и Бюхнера, и пред каждым налоем зажигал восковые церковные свечки.") Максвелл откликнулся на эту деятельность своего друга посланным ему стихотворением, написанным в стиле "Освобождённого Прометея" Шелли, которое я и не буду пытаться перевести, хотя поясню кое-что ниже.
To Hermann Stoffkraft, Ph.D.
A Paradoxical Ode
After Shelley
I
My soul’s an amphicheiral knot
Upon a liquid vortex wrought
By Intellect in the Unseen residing,
While thou dost like a convict sit
With marlinspike untwisting it
Only to find my knottiness abiding;
Since all the tools for my untying
In four-dimensioned space are lying,
Where playful fancy intersperses
Whole avenues of universes;
Where Klein and Clifford fill the void
With one unbounded, finite homaloid,
Whereby the Infinite is hopelessly destroyed.
II
But when thy Science lifts her pinions
In Speculation’s wild dominions,
I treasure every dictum thou emittest;
While down the stream of Evolution
We drift, and look for no solution
But that of the survival of the fittest.
Till in that twilight of the gods
When earth and sun are frozen clods,
When, all its energy degraded,
Matter in aether shall have faded,
We, that is, all the work we've done,
As waves in aether, shall for ever run
In swift-expanding spheres, through heavens
beyond the sun.
III
Great Principle of all we see,
Thou endless Continuity!
By thee are all our angles gently rounded;
Our misfits are by thee adjusted,
And as I still in thee have trusted,
So let my methods never be confounded!
O never may direct Creation
Break in upon my contemplation,
Still may the causal chain, ascending,
Appear unbroken and unending,
And, where that chain is lost to sight
Let viewless fancies guide my darkling flight
Through Aeon-haunted worlds, in order infinite.
dp/dt
Итак, Максвелл видит свою душу как "амфикиральный узел", то есть узел, эквивалентный своему зеркальному отражению. Такая его симметрия подразумевает особую красоту, а зацепленность узла весьма высока, так что Штофкрафт, сидящий над ним со специальным крючком и пытающийся распутать его подобно осуждённому, щиплющему в тюрьме корпию, лишь убеждается в невозможности сделать это в нашем мире - ведь по топологическим причинам такой узел распутывается лишь в 4-мерном пространстве, которое математики Клейн и Клиффорд заполнили гомалоидом, то есть поверхностью с нулевой кривизной, которая может не иметь границ и быть конечной (разрушающей Бесконечность). Во второй строфе Максвелл описывает довольно унылую "научную" картину мира, как она виделась в 19-м веке, в которой всё сводится к борьбе за существование в идущей к тепловой смерти Вселенной. Третья же строфа, говоря по-простому, выражает веру Максвелла в бессмертие его души, и для него, знавшего о своей смертельной болезни, этот вопрос не был "академическим". В рецензии на книгу Стюарта и Тэта Максвелл писал:
"The progress of science, therefore, so far as we have been able to follow it, has added nothing of importance to what has always been known about the physical consequences of death, but has rather tended to deepen the distinction between the visible part, which perishes before our eyes, and that which we are ourselves, and to shew that this personality, with respect to its nature as well as to its destiny, lies quite beyond the range of science."
Через год Максвелл умер и был похоронен на кладбище близ своего поместья с надписью на могильном камне:
"A good man, full of humour and wisdom, he lived in this area and is buried in the ruins of the old Kirk in this Churchyard."
Сейчас общепризнанно, что Максвелл является одним из величайших физиков в истории науки. При жизни он тоже пользовался большим авторитетом, но, по-видимому, не меньший, если не больший авторитет был у других английских физиков, его современников - Томсона, Стокса, Рэлея. Главное достижение Максвелла - теория электромагнетизма - получила признание после опытов Г.Герца только через 15 лет после его смерти. Как лектор он уступал своему другу Тэту. Другой его друг Томсон прославился работой, связанной с выдающимся техническим достижением того времени - прокладкой трансатлантического телеграфного кабеля, за что он был возведён в дворянство и стал лордом Кельвином. А скромный Максвелл уже в зрелые годы шесть лет своей не слишком длинной жизни провёл в поместье в Шотландии, где, спрятавшись от преподавания и прочей городской суеты ради плодотворной работы, написал "Теорию теплоты" и "Трактат об электричестве", не говоря уж о пятнадцати статьях, сделавших эпоху в физике. Кроме того, раз в год он ездил в Кембридж и вёл настолько активную переписку с Томсоном, Тэтом и другими физиками, что в полумиле от дома поставил для себя специальный почтовый ящик - прогуливаясь туда каждый день с собакой, он забирал кучу писем, рецензий, оттисков и корректур. Особенно много он писал Тэту, дружба с которым началась ещё в школе, когда они вместе решали задачки по геометрии, и длилась до конца жизни Максвелла. Писал Максвелл очень хорошо, он был литературно одарён, способен к языкам, и получал удовольствие от словесной игры и шуточных стихотворений о чём-нибудь вроде "Доказательства нецелесообразности чтения математических лекций в ноябре". Полупенсовые открытки доходили до адресата настолько быстро, что можно было получить ответ в день отправки, и число сохранившихся открыток исчисляется тысячами. Но ограниченная площадь открытки заставила выработать специальные сокращённые обозначения для наиболее употребительных слов. Например, Томсон обозначался буквой Т, Тэт - Т', Тиндаль - T", а сам Максвелл подписывался символом dp/dt, поскольку в книге Тэта по термодинамике одно из уравнений имело вид dp/dt=JCM, а каждому ясно, что JCM - это инициалы Максвелла (James Clerk Maxwell). Переписка была, конечно, в основном о науке. В письмах к Тэту впервые появился "демон Максвелла" - наглядный образ, иллюстрирующий его идеи о статистической природе энтропии. Художественный образ крохотного ловкого существа, умеющего сортировать молекулы газа по скоростям, проник и в русскую поэзию - Андрей Белый, вспоминая лекции Умова, в "Первом свидании" писал:
И было: много, много дум;
И метафизики, и шумов...
И строгой физикой мой ум
Переполнял профессор Умов.
Над мглой космической он пел,
Развив власы и выгнув выю,
Что парадоксами Максвелл
Уничтожает энтропию,
Что взрывы, полные игры,
Таят томсоновские вихри,
И что огромные миры
В атомных силах не утихли...
"Томсоновские вихри" упоминаются и в "Парадоксальной оде" Максвелла, обращённой к Герману Штофкрафту, персонажу книги Тэта и Стюарта "Парадоксальная философия". В те времена, как и сейчас, "передовая интеллигенция" была убеждена, что развитие науки уничтожит религиозные догмы и поставит этику на рациональную основу. Максвелл же не раз высказывал убеждение, что наука не имеет никакого отношения к религии и относился с недоверием к "грубым и сырым (half-baked) теориям о происхождении высших ценностей". (Тут нельзя не вспомнить соловьёвский силлогизм, характеризующий логику русского интеллигента 19-го века: "Человек произошел от обезьяны, следовательно, мы должны любить друг друга".) Тэт и его соавтор Стюарт написали в защиту религии две полемические книги "Невидимая вселенная" и "Парадоксальная философия". Персонаж второй книги, философ Штофкрафт, был пародией на знаменитого тогда популяризатора науки Бюхнера, книга которого "Сила и материя" (Kraft und Stoff) пропагандировала "научный материализм" и только в России выдержала 17 изданий. (Читатели "Бесов" Достоевского должны помнить свихнувшегося на "прогрессивных идеях" подпоручика, который "выбросил, например, из квартиры своей два хозяйские образа и один из них изрубил топором; в своей же комнате разложил на подставках, в виде трех налоев, сочинения Фохта, Молешота и Бюхнера, и пред каждым налоем зажигал восковые церковные свечки.") Максвелл откликнулся на эту деятельность своего друга посланным ему стихотворением, написанным в стиле "Освобождённого Прометея" Шелли, которое я и не буду пытаться перевести, хотя поясню кое-что ниже.
To Hermann Stoffkraft, Ph.D.
A Paradoxical Ode
After Shelley
I
My soul’s an amphicheiral knot
Upon a liquid vortex wrought
By Intellect in the Unseen residing,
While thou dost like a convict sit
With marlinspike untwisting it
Only to find my knottiness abiding;
Since all the tools for my untying
In four-dimensioned space are lying,
Where playful fancy intersperses
Whole avenues of universes;
Where Klein and Clifford fill the void
With one unbounded, finite homaloid,
Whereby the Infinite is hopelessly destroyed.
II
But when thy Science lifts her pinions
In Speculation’s wild dominions,
I treasure every dictum thou emittest;
While down the stream of Evolution
We drift, and look for no solution
But that of the survival of the fittest.
Till in that twilight of the gods
When earth and sun are frozen clods,
When, all its energy degraded,
Matter in aether shall have faded,
We, that is, all the work we've done,
As waves in aether, shall for ever run
In swift-expanding spheres, through heavens
beyond the sun.
III
Great Principle of all we see,
Thou endless Continuity!
By thee are all our angles gently rounded;
Our misfits are by thee adjusted,
And as I still in thee have trusted,
So let my methods never be confounded!
O never may direct Creation
Break in upon my contemplation,
Still may the causal chain, ascending,
Appear unbroken and unending,
And, where that chain is lost to sight
Let viewless fancies guide my darkling flight
Through Aeon-haunted worlds, in order infinite.
dp/dt
Итак, Максвелл видит свою душу как "амфикиральный узел", то есть узел, эквивалентный своему зеркальному отражению. Такая его симметрия подразумевает особую красоту, а зацепленность узла весьма высока, так что Штофкрафт, сидящий над ним со специальным крючком и пытающийся распутать его подобно осуждённому, щиплющему в тюрьме корпию, лишь убеждается в невозможности сделать это в нашем мире - ведь по топологическим причинам такой узел распутывается лишь в 4-мерном пространстве, которое математики Клейн и Клиффорд заполнили гомалоидом, то есть поверхностью с нулевой кривизной, которая может не иметь границ и быть конечной (разрушающей Бесконечность). Во второй строфе Максвелл описывает довольно унылую "научную" картину мира, как она виделась в 19-м веке, в которой всё сводится к борьбе за существование в идущей к тепловой смерти Вселенной. Третья же строфа, говоря по-простому, выражает веру Максвелла в бессмертие его души, и для него, знавшего о своей смертельной болезни, этот вопрос не был "академическим". В рецензии на книгу Стюарта и Тэта Максвелл писал:
"The progress of science, therefore, so far as we have been able to follow it, has added nothing of importance to what has always been known about the physical consequences of death, but has rather tended to deepen the distinction between the visible part, which perishes before our eyes, and that which we are ourselves, and to shew that this personality, with respect to its nature as well as to its destiny, lies quite beyond the range of science."
Через год Максвелл умер и был похоронен на кладбище близ своего поместья с надписью на могильном камне:
"A good man, full of humour and wisdom, he lived in this area and is buried in the ruins of the old Kirk in this Churchyard."