Прагматизм и реальность
У нас любят вероятность тех или иных событий оценивать с точки зрения, а соответствует ли такой вариант развития практическим интересам участников. И вообще все в истории рассматривать с прагматической, сугубо рациональной точки зрения. В целом это хороший подход, полезный. Но есть нюансы.
В антропологии примерно с периода Первой мировой войны тоже внедрился прагматический подход, когда идеи и идеологические системы стали оценивать исходя из того, какую практическую задачу они решают. То ли эти идеи помогают поддерживать единство коллектива, то ли помогают рационально распоряжаться природными ресурсами или следить за личной гигиеной, то ли способствуют поддержанию системы власти, в чем тоже своя польза. Словом, идеи стали рассматривать в привязке к социальному контексту.
Собственно, в других гуманитарных науках подобный подход укоренился еще раньше, но до антропологии докатился только в районе Первой мировой, когда его взяли на вооружение британские функционалисты. Название данного научного течения - функционализм - как раз и намекало на необходимость рассматривать идеи в привязке к их вероятным функциям в обществе. Полезным функциям.
Кстати, одним из положительных следствий нового прагматического подхода в антропологии стало то, что старую концепцию о якобы слепом подчинении обычаям в «традиционных» обществах отправили на помойку. До этого поколения антропологов и фольклористов искренне полагали, что если в обществе имеются какие-то обычаи, то, значит, все поведение членов общества протекает строго в границах, этими обычаями установленных. Поборники прагматического подхода, живя длительное время среди изучаемых обществ и наблюдая реальное поведение, обнаружили, что говорить о должном поведении люди могут одно, а поступать при этом совершенно иначе. Хотя это знакомая, в общем, картина, но в свое время она буквально перевернула существующие в науке представления.
Но этот прекрасный прагматический подход скоро обнаружил серьезные издержки. Поборники прагматизма недооценивали влияние идей в деле воодушевления и мобилизации людей, побуждения толпы к действию. Как пишет Эрик Вульф: «Многие рационалисты, исходя из лучших намерений, просто не верили, пока не становилось слишком поздно, что научно непроверяемые и иррациональные идеи все же могут найти отклик у огромного числа людей, и что вера в колдовство, антисемитизм с призывами к истреблению или милленаризм могут восприниматься всерьез очевидно разумными людьми». Это «слишком поздно» для некоторых наступило довольно скоро, в гитлеровской Германии, хотя история, очевидно, знает массу таких примеров.
Сегодня, конечно, подходы к изучению таких явлений многократно усложнились. Рассматривая различные примеры из области истребления людьми друг друга, можно указать, что здесь имела место тактика террора с целью удержания власти, или борьба за доступ к ресурсам или рынкам сбыта для своей промышленности, или страх перед конкурентами, какие-либо геополитические игры и прочее. Можно рассмотреть, как лежащая в основе явлений идеология перекликается с интересами тех или иных групп, как она переплетается с культурой на всех уровнях, с помощью каких приемов работает пропаганда. Мы можем объяснить, в силу чьих экономических, политических и других интересов был запущен процесс, и в силу каких исторических и культурных особенностей этот процесс предстал именно в такой антураже. Почему вчера это была охота на ведьм, а сегодня нацизм. Но почему процесс приобрел такие масштабы и такие формы, почему вдруг пошел по такой колее - это остается без объяснений. Почему у людей массово оказывается жопа вместо головы, включая тех, кто изначально контролировал процесс и выглядел разумным - это остается без объяснений. Сама суть кровавого дурдома остается без объяснений, хотя мы и видим примерно, как все началось. Как будто действующие силы, управляющие сознанием, подчиняются надчеловеческой логике, и не поддаются пониманию и объяснению. Оп! - и у всех жопа вместо головы в волнующей атмосфере массовой истерии. Можно лишь констатировать работу этих сил и описать порядок действий и последствия. Что, в общем, тоже интересно в своем роде.
В антропологии примерно с периода Первой мировой войны тоже внедрился прагматический подход, когда идеи и идеологические системы стали оценивать исходя из того, какую практическую задачу они решают. То ли эти идеи помогают поддерживать единство коллектива, то ли помогают рационально распоряжаться природными ресурсами или следить за личной гигиеной, то ли способствуют поддержанию системы власти, в чем тоже своя польза. Словом, идеи стали рассматривать в привязке к социальному контексту.
Собственно, в других гуманитарных науках подобный подход укоренился еще раньше, но до антропологии докатился только в районе Первой мировой, когда его взяли на вооружение британские функционалисты. Название данного научного течения - функционализм - как раз и намекало на необходимость рассматривать идеи в привязке к их вероятным функциям в обществе. Полезным функциям.
Кстати, одним из положительных следствий нового прагматического подхода в антропологии стало то, что старую концепцию о якобы слепом подчинении обычаям в «традиционных» обществах отправили на помойку. До этого поколения антропологов и фольклористов искренне полагали, что если в обществе имеются какие-то обычаи, то, значит, все поведение членов общества протекает строго в границах, этими обычаями установленных. Поборники прагматического подхода, живя длительное время среди изучаемых обществ и наблюдая реальное поведение, обнаружили, что говорить о должном поведении люди могут одно, а поступать при этом совершенно иначе. Хотя это знакомая, в общем, картина, но в свое время она буквально перевернула существующие в науке представления.
Но этот прекрасный прагматический подход скоро обнаружил серьезные издержки. Поборники прагматизма недооценивали влияние идей в деле воодушевления и мобилизации людей, побуждения толпы к действию. Как пишет Эрик Вульф: «Многие рационалисты, исходя из лучших намерений, просто не верили, пока не становилось слишком поздно, что научно непроверяемые и иррациональные идеи все же могут найти отклик у огромного числа людей, и что вера в колдовство, антисемитизм с призывами к истреблению или милленаризм могут восприниматься всерьез очевидно разумными людьми». Это «слишком поздно» для некоторых наступило довольно скоро, в гитлеровской Германии, хотя история, очевидно, знает массу таких примеров.
Сегодня, конечно, подходы к изучению таких явлений многократно усложнились. Рассматривая различные примеры из области истребления людьми друг друга, можно указать, что здесь имела место тактика террора с целью удержания власти, или борьба за доступ к ресурсам или рынкам сбыта для своей промышленности, или страх перед конкурентами, какие-либо геополитические игры и прочее. Можно рассмотреть, как лежащая в основе явлений идеология перекликается с интересами тех или иных групп, как она переплетается с культурой на всех уровнях, с помощью каких приемов работает пропаганда. Мы можем объяснить, в силу чьих экономических, политических и других интересов был запущен процесс, и в силу каких исторических и культурных особенностей этот процесс предстал именно в такой антураже. Почему вчера это была охота на ведьм, а сегодня нацизм. Но почему процесс приобрел такие масштабы и такие формы, почему вдруг пошел по такой колее - это остается без объяснений. Почему у людей массово оказывается жопа вместо головы, включая тех, кто изначально контролировал процесс и выглядел разумным - это остается без объяснений. Сама суть кровавого дурдома остается без объяснений, хотя мы и видим примерно, как все началось. Как будто действующие силы, управляющие сознанием, подчиняются надчеловеческой логике, и не поддаются пониманию и объяснению. Оп! - и у всех жопа вместо головы в волнующей атмосфере массовой истерии. Можно лишь констатировать работу этих сил и описать порядок действий и последствия. Что, в общем, тоже интересно в своем роде.