Как мы с Линн остались одни на свете, объяснить довольно просто. Наши родители в один распрекрасный день решили взять и поехать далеко-далеко, прогуляться по чудному городу Кракову, а может быть, Брно, что я, помню, что ли? Они никогда нас в известность не ставили: захотят - соберутся и поедут. Перед отъездом мама размещает в холодильнике на постой эскадрон лошадей, изведенных на сосиски, притаскивает в дом столько бакалеи, что хватило бы на небольшую лавочку колониальных товаров, и обеспечивает хорошую погоду на время своего отсутствия. Все остальное - уже на мне, я старший и уже десять лет как имею право принимать решения. Собственно, самое правильное решение было принято мною 25 апреля в 11.30 утра, во время прогулки, под кустом чахлой сирени. Решение было такое: это моя семья, и ничего с ней не поделаешь, тем более, что я и сам такой же. Я тогда был в старшей группе детского сада, и на моем шкафчике в раздевалке был нарисована лягушечка, больше всего на свете я боялся, что однажды как-нибудь случайно поцелую ее, и она превратится в нарисованную принцессу. Принцессы - жуткий отстой, по крайней мере, так мне казалось в детском саду.
- Тиа-Лека, а ты правда заберешь меня из садика вовремя?
Заберу, конечно. А завтра мы вообще туда не пойдем, а пойдем в зоопарк, я это решил сегодня утром. Главный методист и заместитель заведующего в твоем садике, Линн, похожа на угрюмую медведиху, а заведующая - на стеллерову корову. Боюсь, что методист рано или поздно съест кроткую и мясистую заведующую, а та не вдруг и приметит, что уже давно исчезла с лица земли. Лучше мы с тобой пойдем смотреть на настоящих зверей - там, по крайней мере, можно купить тебе мороженого и забыть обо всех бедах до ближайшего понедельника.
- Не на корову, а на тюленю. И ни фига не съест!
Ох! Вот же зараза! Мама, кстати, никогда не читает мои мысли без спросу, а ты так и норовишь. Не стыдно? И что за выражение «ни фига»! Разве так позволительно выражаться юным дамам?
- Я не дама! Я девочка. И если обиделся, так и скажи. Заразой - тоже обидно, между прочим.
Ну вот, всегда так. Никогда не знаешь, отчего надуется Линн. Она с самого начала такая, еще когда говорить не умела, отлично могла обидеться на любую мелочь. А уж когда Линн обижается, пощады не жди. В лучшем случае, опрокинешь на себя чашку чая, или споткнешься на ровном месте, или все лампочки в доме перелопаются, а в худшем... и думать не стоит. Хвала всему Прекрасному, что Линни отходчивая, долго не злится.
Когда она только родилась, у нее были черные-пречерные волосы и ярко-синие глаза. Она смотрела на меня и не улыбалась. Я сказал ей «Привет, сестренка», а она взглянула на меня, и мне стало не по себе. Какой идиот сказал, что младенцы бессмысленные? Моя сестренка была непостижима, как будто у нее внутри молчал океан. Всякий раз, когда мама брала в руки лютню, нерожденная Линн волнами билась в ее джинсовую юбку. Как они там сейчас, в своем Кракове? Не то, что я скучаю, но все же...
- Папа звонил вечером, Тиа, он сказал, что у них все хорошо и велел тебя слушаться. Они приедут через неделю.
В этом вся моя семья! Через неделю мне впору будет повеситься, и хорошо если не на собственных кишках. Через неделю мы с Джульеттой собирались отправиться в поход на велосипедах, через неделю мне надо будет сдать три статьи, и Боже упаси, если они покажутся редактору недостаточно остренькими и крепенькими. Можно подумать, что речь идет об огурцах. Через неделю юная Линн под руководством стеллеровой коровы выучит стишок про лето и летние забавы, а через две недели мир взорвется нафиг оттого, что тупой американский солдатик Бен Симсон бросит непотушенный окурок возле ядерной бомбы. Бомба будет черная и гладкая, на ней будет написано мелом FUCK YOU ALL и нарисован цветочек. Погоди, Линн, они звонили? а почему ты не дала мне трубку?!
- Ну ты даешь, совсем тупой! Это же папа звонил!
Да, папа! С папой мы бы помолчали, вернее, он бы что-нибудь поговорил, а в конце все равно попросил бы передать трубку Линн. Мама бы забросала меня вопросами, вопросы бы щекотно скользили, плюхались на пол прямо из телефонной трубки, я бы сразу со всем согласился, хотя и поворчал для порядка, да что мне, тяжело разве с Линкой посидеть пару дней? Все же сестренка у меня чудесная. Все так говорят.
Впереди маячит кирпичная коробка с наспех приделанными башенками и крылечком - детский сад. Торчат идиотские лесенки и странные металлические конструкции, крашеные в сумасшедшие цвета. К воротам стекаются родители с детьми, от садика пахнет пригорелым молоком, густым и сладким, похожим на овечье. Хорошо, сегодня успели. Пришлось вскочить в чертову рань, ненавижу вставать рано, нет уж, завтра никакого садика - выспимся, как белые люди, и пойдем здороваться с животными.
- Тиа-Лека, завтра зоопарк закрыт, ты что, не помнишь? Завтра обязательно надо в детский сад, потому что по средам нам читают сказки.
Да. Это единственное, что я не могу. Я могу рассказывать до бесконечности, сочиняя и перекладывая легенды прямо на ходу, перевивая стихами и подробностями, могу играть на мандолине старинные баллады и канцоны, да столько всего могу - я же тоже из нашей семьи. А вот читать тебе не могу. Ничего, может быть, потом, когда ты чуть подрастешь, ты будешь слышать меня, даже не видя моих глаз, как мама. Но тогда ты уже сама вовсю будешь читать свои книжки. Может быть, даже те, которые я напишу для тебя, госпожа моя сестренка. Это правда, что я замолчал, когда тебе исполнилось полгода, но что поделаешь. В нашей семье по женской линии передается дофига всего...
-Не надо, Тиа-Лека! Ну не надо!..
... а по мужской обязательно все не слава Богу. Хвала всему Прекрасному, зато у меня есть ты, моя Линн. И Джульетта, она тоже понимает меня, все же кузина, в ней та же кровь, что и в маме, и в тебе, и во мне. Нет, круто, что ты родилась. Вали давай в свой садик, тебе даже переодеваться не надо - и так тепло, только сандалики переобуешь. Я приду за тобой пораньше, предупреди Антонину Васильевну.