Про драконов и плутов. Сказка из венка
Сказка сия вплетена в Венок команды 1. А хорошо ли, худо ли - то не мое дело, не обессудьте,люди добрые...
Маленький дракон размером с кошку - каминная статуэтка, осколок былых времен - возвышается над стопками разномастных тарелок, чашек и разноцветных хрустальных пробок - графины давно разбиты, а пробки гляди-ка, живы! Каменная мордашка хитро улыбается. Маленький он не потому, что невелик, а просто детеныш еще, на кривых лапках, со смешным хвостиком. Хотя весит изрядно и стоит, наверное, немало - теперь таких не делают. Пузатый аляповатый гномик с лопатой на плече и здоровенным гипсовым изумрудом в кулачине, это уже китайский ширпотреб. Треснутый чайник без крышки. На чайнике гуляют средь бамбуковых рощ узкоглазые красотки под зонтиками. Серая шляпа с грязноватыми подпалинами, не то об нее тушили сигареты, не то побывала под потоком чумазых метеоритов. Красная, почти квадратная чашка, края кое-где обколоты. Сколько же хлама произвел человек! И все неймется ему, сыну Адамову, так и норовит еще что-нибудь придумать, вот, например, стайка кофейников, а вот в плетеной коробке куча трубок. Обкуренные, благородные, с эбонитовыми чубуками, разных форм и размеров лежат себе, ждут новых покупателей, а может, и не ждут никого. На весеннем ветру вычищенные перед продажей трубки пахнут сдержанно и чинно. Р нагибается над коробкой и гладит их, как старых преданных псов. Трубки тут дешевые - за монетку или две. Продавец не особо обращает внимания на Р - хочешь, любуйся себе, не хочешь - ступай мимо. Тут же горстка полудрагоценных камешков-кабошончиков, разрозненные бусины, низки латунных пуговиц и сетка со стеклянными шариками. А ведь раньше Р считала бы, что здесь на едином жизненном пространстве собраны все сокровища мира. Вот прямо тут, на канареечно-желтой клеенке.
Эгль прошел мимо нее три раза, сперва, очевидно, не обратив внимания, потом остановился, подошел поближе, сделал вид, что заинтересовался каменным дракончиком. В третий раз он догнал Р, когда та уже покидала рынок. Р отлично видела, как Эгль испуганно крутил головой - куда, куда она скрылась? - как он внезапно заметил ее в толпе и рванулся, чуть ли не перескочив через коробку со старыми детскими книжками. Что за дело было постороннему незнакомцу до посторонней незнакомки? Мало ли кого могут искать люди? Тем не менее, Р совершенно не удивилась, когда Эгль, еще запыхавшийся, возник перед столиком уличного кафе и с деланной небрежностью спросил, свободно ли место рядом с дамой? На соседнем столике сохла неопрятная лужица - кто-то пролил кофе, но официанта это не особенно интересует: арабская закусочная рядом с блошиным рынком - это вам не трехзвездочный ресторан. “Садитесь, что ж, - вздохнула Р. - Садитесь и объясните, отчего вы решились так романтично меня преследовать”.
=====================
“Маленький дракон, размером с кошку? Нет, ты чего, Фома, серьезно?” - всего мог ожидать от своего неугомонного дружка Эрвилиус, но тут и его взяло сомнение, не помутился ли светлый разум Фомы.
Фома витийствовал, а когда на Фому находит стих, тут уж бейся не бейся - все одно: не слышит тебя человек, только себя слышит. Да и себя, похоже, не слишком, а то бы такой дури не брякнул - надо же, дракона ему подавай.
“Да что ты вообще о них знаешь, - ярится Фома. - Да ты же неуч, тупая ты голова, ну скажи, что в нем главное, в драконе? А? То-то! А туда же, лезешь, срамишься! Глаза в нем главное! А глаза - они же что? Они же index animi, дубина ты безмозглая!” Всегда он так, разбранит, раскричится, а потом засопит и начнет подкатываться с разных сторон, дескать давай мириться что ли. Теперь вот про глаза удумал. А при чем тут глаза? Всякому известно - драконус, гад огнедышащий, змееобразный,чешуей покрытый, нраву зловредного. А кровь у него зеленая и ядовитая, потому зелье. Но Фому не собьешь. Он и в университете так же - коли взялся за какую идею, так вцепится в нее, ровно пес в кость - не оторвешь его. И так-то у него гладко выходит, убедительно, заслушаться впору. Только идеи все уж больно дурацкие.
“Ну полно тебе, брат Эрвилиус, - сопит Фома. - Ну чего ты сразу надуваешься, как еж? Я же для нас стараюсь!” Вот оно как, значит. Для нас.
Оказывается, в соседнем городе объявили диспут. А победителя на диспуте ждет приз - откормленный баран. Чтоб, значит, разумнейший преглупейшего сожрал. Добрая шутка, ничего себе. И вот к диспуту готовясь, брат Фома непременно решил так дело повести, чтобы приз наш был. От меня, если уж по чести, толку на диспутах мало, и не оттого, что я неуч, наоборот, я, может, новый Златоуст, и магистр наш так про меня говорил. Только я все больше молча свои речи произношу, потому что мысли у меня смиренные, им бы молча зреть да соком наливаться, да расти, как древо растет. А Фома - он крикун, горластый он, и мысли у него все громкие, дерзкие, грозные, как армия, мечами бряцающая. И вот задумался Фома, отчего это каждая тварь называется сообразно своей главной идее. Лягушку, к примеру,взять, - она лядвиями лягается. Или вот мышь, она по-латински будет мус. И верно, мусорный зверек, и родится в мусоре. Стало быть, когда Адам всякой твари имена давал, он не просто так словами разбрасывался. Стало быть, если на имя повнимательнее посмотреть, то можно всю Господню волю увидеть об этом существе. Вот взять, к примеру, дракона. Слово это греческое, и значит оно “смотрящий”. А если он смотрящий, значит, у него глаза - главное. А если глаза - они зеркало души, значит, и выходит дракон - самое душевное существо. И живет он вечно, бессмертный, сталбыть. Вот и доказано, что дракон - он и есть мировое воплощение бессмертной души. Ну, каково?
“Э, Фома, - говорит Эрвилиус, пораженный до глубины души, - а какой же он воплощение души, когда он ненавистник и Сатана? И девок жрет. И на злато падкий, что увидит - все отберет. И супостат он святому Георгию. Этак ты шаг за шагом и до ереси дойдешь!”
Но Фому попробуй сбей, по крайней мере, не Эрвилиусовым лепетом. И изливается брат Фома фонтаном премудрости, что душа-то - она разная бывает, есть чистая, а есть грязная, сальными лапами захватанная, голубушка. Это создал ее Господь хорошей, а на земле она побродила,пообвалялась, иная и запаршивела. Иную же и оклеветали. Вот ты хоть одну драконом съеденную девку видел? А спорченных да непотребных - сколько влезет, вон хоть направо посмотри, стоит, шалава, подбочась.
“Да кому нужно на дракона клеветать, он же тебе не сват, не брат, наследство с ним не поделишь!” И на это у Фомы есть ответ: жаден человек и завистлив. И хочет он, как неразумное дитя, все к себе прибрать, что видит. А если в какой вещи не усмотрит своей выгоды, так ту за ничтоже почитает. Вот хоть ты к шалаве подойди и предложи ей за веселье... ну хоть Плиния на память почитать или мадригал какой сложить в ее честь. Куды! Дураком тебя же и ославит, даром что сама дура дурой, о Плинии и не слыхивала. Вот и с драконом, может, также. Может, он чище нас с тобой в очах Господних, только мы в помрачении о том и не помышляем. Может, про него все только Бог знает. - Тут Фома поскреб вдохновенную голову, извлек оттуда насекомое и щелкнул его ногтем. - Вот, скажем, вошь, бесполезная она тварь. А Бог-то ее создал, значит, было зачем. Значит, вложил в нее беспредельную премудрость...” В этом весь Фома. Разольется соловьем, заслушаешься, словно мед златой, ученость изливается. А подумаешь, о чем говорили - о премудрой вше. Когда Эрвилиус и Фома проходили мимо девки, та нагнулась, задрала подол и издала непристойный звук: “Вот, красавчик, за стишки твои от меня такая плата будет!” “Пойдем скорей, опоздаем же”, - буркнул Фома, побагровевший до самого затылка.
===========================
Эгль зачем-то сказал, что его зовут Рудольф. Р, не улыбнувшись, представилась Мартой. В общем-то, Р не была обязанной вообще называть какое бы то ни было имя - ведь не она бежала через базар, не она напрашивалась за столик. Она сидела и ждала, когда ей принесут фалафель на пластиковой тарелке. Пряные шарики, картошка, зелень, лук и блестящие дольки помидоров. “Вы так аппетитно едите, - улыбнулся Эгль, - и не захочешь, а проголодаешься”. К нему тут же поспешил арабский подросток с тарелкой. Странно, только что было почти пасмурно, а теперь небо синее-пресинее, солнечные зайчики скакали по навесу над уличной кафешкой - отражались от пары пыльных зеркал. Зеркала в резных рамах продавали прямо у входа на рынок, там же стояли кривоногие кресла, выглядевшие так,будто помнили Наполеона. “А почему вы не носите бороду? Вам бы пошла борода, - сказала Р, виртуозно расправляясь с картошкой, чтобы что-то сказать. - И вы так и не ответили, зачем я вам понадобилась”. “Вы купили корабль, - просто ответил Эгль. - Это же вы, да? Больше некому? А он вам очень нужен?”
Р задумчиво грызла крохотные луковички и молчала. “Вы, наверное, думаете, что я ненормальный. Или пытаюсь к вам приставать. Или что я маньяк... знаете, коллекционер-фанатик”. Р с наслаждением воткнула соломинку в картонный стакан с колой. “Хотите рому? Будет “куба либре”. Только скажите, корабль у вас?” Р порылась в сумочке и достала нож и зеленый лайм. Эгль плеснул рому ей и себе и пустил тонкую лунную дольку в свободное плаванье по маслянисто-коричневой волне. Луна получилась убывающей. Р выжала в свой стакан струйку сока и отложила лайм на пустую тарелку. “Совершенно очевидно, что корабль у вас! - улыбнулся Эгль, сделав пару глотков. - Раньше, кстати, я носил бороду. Вы видели? Или вам кто-то сказал? Или сами угадали?” Они сидели друг против друга, солнце смеялось в небе, очки-хамелеоны Р нагрелись и совсем потемнели.
Р слушала, как в небе заливался какой-то развеселый пернатый, не то жаворонок, не то еще кто-то из птиц, на краю бескрайнего рынка играло радио, арабы слушали что-то тягучее и печальное, а незнакомый сумасшедший рассказывал ей о странных наборах вещей, о сочетаниях, невозможных в отрыве от контекста, но совершенно оправданных, коль скоро речь идет о ребусе, о фигуре умолчания... Р слушала, северный ветер не унимался, незнакомец явно мерз под легкой серой курткой.
“Ну вот скажите мне, что вы купили сегодня? Вы же здесь завсегдатай, не можете не знать этой странной закономерности?” - “Сперва вы, - улыбнулась Р. - Это же ваша идея!” Эгль щелкнул потертым никелевым замочком и достал из сумки бронзово-стеклянную чернильницу с пером, портсигар, глиняный маяк-ароматницу, железную коробочку и кованый изящный предмет - что-то вроде ножниц с коробочкой прямо на хищных лезвиях. “Знаете, зачем они?” - Р кивнула, еще бы не узнать щипцы для свечей. “А еще тут должна была быть одна вещь. Угадаете, какая? Или сперва ваша очередь?” Р коротко улыбнулась и вынула из пальмовой сумки, висящей на плече, груду несметных сокровищ. Трубку темного вереска, заранее навощенную, несколько обломков минералов, небольшую аметистовую друзу, ложечку с кофейным серебряным зерном на стебле... “Начнете? Или мне начать?” - угрюмо спросил Эгль.
=====================================================
Фома - у него много всяких достоинств. Например, он не умеет долго огорчаться. Ну так, расстроится, конечно, но в себе ни на секунду не усомнится. Когда друзья пошли в город, где диспут должен был быть, девку эту, паршивку, он из головы сразу же выбросил. Зато драконов не оставил - и весь путь только о них и говорил. Эрвилиус диву давался, откуда Фома только знает столько всякой всячины. И глаза-то у них на просвет желтые, янтарем отливают. И загадки они обожают загадывать, впрочем, и разгадывать. Как упырь (чур нас! чур) нипочем мимо спутанных лент не пройдет, непременно сядет расплетать, как гном за самомалейшим драгоценным камушком хоть в пропасть полезет, как русалка не удержится, чтоб человека за тело не потрогать синими своими руками, так дракона хлебом не корми - дай загадку разгадать. Допустим, про загадки Эрвилиус не хуже его знал. А вот что драконы на выпивку падкие, - этого не знал. И что если кто носит амулет с драконьим зубом, то к тому всегда будет царское сердце благосклонно, того тоже не знал. Ну да, может, Фома и врал - разве поймешь по нему? Шли они, шли, а Фома все разглагольствовал, убеждая друга, что нет на свете твари мудрее и благороднее. “Слушай, Фома, - спросил раз Эрвилиус, чтобы хоть ненадолго отделаться от драконов, - так диспут-то про что будет?” “Ась? Какой? - Фома даже остановился, будто на стенку налетел. - А кто ж помнит... кажется, что-то на изречение из “Послания к фессалоникийцам”...” “Так что ж ты мне тут драконами своими голову морочишь! - вскипел Эрвилиус. - Хоть какое послание-то?” “А тебе что за дело? -парировал Фома. - Ты, главное, рот не открывай. А то тебя с главным призом перепутают, нехорошо получится. Дай-ка флягу лучше - в горле пересохло!”
==================================================
“Ну что ж, - усмехнулась Р. - Начинайте”.
Эгль залпом допил стакан и начал. “Вы уже довольно долго живете одна. Вас зовут не так, как вы сказали. Вы не пьянеете, потому что боитесь, очевидно, чувствуете опасность. Вас в детстве любил отец. И ненавидели другие дети. Вы платили отцу любовью, даже и сейчас, а детям - ненавистью. Вы никогда никуда не торопитесь, вам просто незачем торопиться. Это правда, Марта?”- “Возможно, - заметила Р. - Продолжайте, прошу вас”. “Я отвлекусь ненадолго. Смешаю еще “кубы”. Кстати, сейчас у вас в сумке зазвонит телефон”. “Ошиблись номером, - процедила Р. - Продолжайте!”
Эгль говорил и говорил. Порой он брал в руку какой-то из предметов,порой взмахивал над головой скрещенными пальцами. Телефон и вправду зазвонил, номер и в самом деле перепутали. Игра захватила Эгля целиком. Р сидела и слушала его слова, его голос, ожидая,что вот сейчас он и скажет... Но вместо этого он сказал: “Теперь ваша очередь!”
Р. усмехнулась предметам перед ней. “Вы охотник, - сказала она не спеша. - Вы бы хотели быть наблюдателем, но вы охотник. Вы иногда мечтаете, что вас кто-то ждет, и день, и ночь. Вы охотнее всего говорите с маленькими девочками. Общество мужчин вас тяготит. Понимаю, да. Самое интересное, что девочки эти, вырастая, вас не забывают никогда, у девочек очень долгая память. А вот вы очень торопитесь, почти всегда. И слишком много пьете ароматной водки. У вас в коробке кофейные зерна напополам с морским песком и ракушками. Вы считаете себя поэтом в душе. Но скажу вам, ваше истинное призвание не такое. Все, что вы делаете специально, проваливается. Все, что создано вами между делом, незаметно, остается навек. Что же, теперь ваша очередь говорить! Это забавная игра”.
Солнце снова спряталось. Эгль сидел очень прямо, положив на стол покрасневшие от холода руки. Бумажный стакан валялся на столе, опрокинутый ветром. “Марта, - сипло произнес он. - Вы почти во всем угадали. Ну же, скажите, что у меня в руке? Что я не вынул вместе со всем прочим?” Р хрустнула пальцами в черных тонких перчатках. “Там у вас корабль, только не тот, который вы ищете. Доставайте!”
Эгль, не сводя остановившихся глаз с черных рук Р, положил на стол стиснутый кулак и медленно разжал его. На ладони лежала небольшая брошка - кораблик с медной цепочкой, такие мастерят в приморских городках. Треугольный парус, выточенный из молочно-белого янтаря, узкий флажок, чекан мелко-мелко набил узоры по краешку медного борта. “А вы? - спросил пересохшими губами Эгль. - А что у вас? Только по-настоящему! Это... Это альбатрос!”
Р с сожалением тряхнула головой и вынула из сумки горсточку кабошонов и массивный серебряный перстень в полиэтиленовом плоском пакетике. Высыпала их на стол, любовно пощекотала пальцем. “Не угадали, Рудольф, - почти промурлыкала она. - Но все же, если хотите, я сделаю для вас то, что вы попросите. Это было весело”.
“Раз так, - произнес Эгль, - то прошу вас не сердиться на меня за эту просьбу и великодушно удовлетворить ее. Пожалуйста, дайте посмотреть на вас без очков!”
И в этот момент не было ни северного ветра, ни крикливых продавцов, ни назойливой тягучей музыки из черной магнитолы, стоящей на стойке, -ничего. Потому что Р пожала плечами и небрежно сняла очки. Глаза у нее были желтоватые на просвет, как старый коньяк. Глаза настоящего дракона.
===============================================
“Нет, ну ты объясни, ну как ты так умудряешься!” - в сотый раз за сегодня горестно кричал Эрвилиус. Они сидели на дороге, где у какого-то нерадивого крестьянина осталась неубранная куча соломы. Фома сопел, прикусывая соломинку, смотрел вдаль и упрямо молчал. Он победил в диспуте. Конечно, победил! Не родился еще человек, который мог бы одержать верх над Фомой в такого рода забавах, особенно в этом сонном городишке. И судьи не соврали.Отличный обед в честь участников. И баран победителю. Баран тупо таращил желтые глаза, жевал сухими губами и время от времени отчаянно блеял. Ну и что, что он припадал на одну ногу! Он же баран, а не скакун! И все веселились, кушали вволю, разговоры не умолкали, в том числе и благочестивые. А в конце обеда, когда Фома сказал тост, изящно помянув всех за столом, им чуть не предложили остаться в городе. Вот была бы красота?! А Фома взял и отказался. Нет, говорит, фратрес, не можно нам сейчас. У нас, мол, дело безотлагательное!
А где баран? А нет никакого барана! Исчез, как не было, даже веревочки не оставил. Эрвилиус, ясное дело, охать, кричать, стражу кликать! А Фома его урезонивает: да не горлань ты, не порти дела! Оказывается, пока все за столом сидели, кушали да насыщались после пяти с малым часов диспута, Фома не будь дурак, барана-то и продал. Продал как есть, за два с половиной золотых. Оно сказать,такого барана в дороге содержать оно удовольствие! Но только и деньги не долго тешили кошелек Фомы. Ушли они, как есть ушли! Нашелся хитрован и на нашего Фому. И ведь что предложил! Предложил дракончика! Махонького, живого, настоящего! И летать-то он умеет, и весел, и пригож, и огнем дышит. Через то и продавал, что в библиотеке с ним невозможно. А цена невысока за такое чудо. Всего-то десять золотых. Уж так-то Фома торговался, но сбил цену до трех золотых. И отдал, конечно. Иначе нельзя - товар редкий, желающих масса. Потому продавец к Фоме и подошел, что видит - перед ним истинно просвещенный человек, понимающий, значит. А потом три часа, почитай, сидели мы, как у моря погоды дожидались, когда принесут в клетке обещанное сокровище. Принесли, как же! К Фоме мальчишка из трактира подошел, сказал, что его передать просили, что господин студиозус, который понимает, в чем тут дело, должен немедля идти в нужное место, там ему, дескать,и будет честь по чести предоставлено удовлетворение и товар, о коем договаривались. Мальчишка сказал,что ему за мелкую монетку велели сие передать, а когда получил свою монетку, назвал город. Ну что тут будешь делать? Город этот в пятнадцати лигах отсель. Видишь ли, хозяин дракончика известия получил и сей же час туда отбыл. Вот ведь положение... ведь не скажешь никому, что таковых-то умников облапошили, как юнцов несмысленных. Одна радость - хоть поели от пуза. И вот сейчас, хочешь не хочешь, а идут себе Фома и Эрвилиус прочь из городка, вроде как победители, а все несолоно хлебавши. Идут и ссорятся нещадно. Эрвилиус на Фому нападает, зачем он, дескать, барана продал. Да зачем деньги так глупо спустил? Ведь три золотых - это ж куча денжищ, могли бы безбедно жить сколько времени!
“Да ну, - отмахивается Фома, - тоже мне, жизнь! А с другой стороны, может,еще и не все потеряно. Где нам встреча назначена? Вот туда и пойдем. Мир не без честных людей, если не веришь, докажу!” Эрвилиус машет рукой, ничего ты с таким психом не поделаешь, ему же хоть кол на голове теши. А Фома, слушая сетования друга, смотрит вдаль и щурится на заходящее солнце. Солнце сияет закатным золотом, словно глаза настоящего дракона.