Проклятие тыкв
- Не хотела бы я быть тыквой, - внезапно сказала Софи.
Говард вздрогнул и едва не уронил свечку, которую хотел поставить в оранжевое нутро только что выдолбленного Хэллоуинского светильника. Рэндольф же расхохотался.
- Я думаю, тебе это не грозит. Если, конечно, не будешь есть слишком много праздничных сладостей.
- Рэ-э-энди! - укоризненно протянула девочка. - Я совсем не то имела в виду. Просто представь себе: растешь ты себе на грядке, никого не трогаешь, и вдруг приходит кто-то большой и срывает тебя с родного стебля. А потом берет и выдалбливает все содержимое твоей головы!
- Бррр! Ну и мысли у тебя! Я бы еще понял, если бы они пришли в голову Говарду, но чтобы такая милая девушка думала о такой жути…
- Да брось ты, - Софи зарделась и стала еще прелестней. - Просто сейчас Хэллоуин. Вот и думаю о всяком.
Веселые голубые глаза Рэндольфа хитро блеснули за стеклами очков.
-Ах, я не учел, что в хорошенькие девичьи головки тоже могут приходить удачные мысли.
- Так ты считаешь, что в них обычно пусто? - прищурилась девушка и осторожно придвинулась к приятелю. Она отлично знала, как Рэндольф боится щекотки, и надеялась незаметно атаковать его.
- Вовсе нет! - продолжал дразнить подругу Рэнди. - Во всяком случае, не так, как в выдолбленной тыкве… Аааай, прекрати!
Корчась от смеха и размахивая руками в бесполезных попытках спастись от ловких пальцев Софи, он случайно смахнул вазочку с конфетами, уронил очки и скинул со стола тыкву.
- Ох!
- Осторожнее, - по счастью, Говард успел ловко поймать свое произведение. - Не повредите наш защитный светильник.
- Что?
Рэнди и Софи с удивлением воззрились на друга. А тот, как ни в чем не бывало, откинул со лба прядь темных волос и спокойно повторил:
- Защитный светильник. Так это называется. Если хотите, я вам расскажу о том, как и зачем их впервые стали делать.
Говард задумчиво посмотрел куда-то в пространство, словно хотел разглядеть сквозь царивший в комнате полумрак и бархатную завесу времени далекое-далекое прошлое. Два крохотных отражения свечи плясали в его больших, прекрасных черных глазах.
- История? - спросила Софи мечтательно. - Отлично! Значит, не зря мы сидим на этом темном чердаке с паутиной и пылью. Тебе и здесь посчастливилось найти вдохновение!
- Ага, ты ему только повод дай, чтоб друзей попугать, - хихикнул Рэнди. - Но Софи права: хорошая страшилка сейчас будет звучать совершенно волшебно!
- Ух! - согласился с хозяином крупный филин, который прятался в уголке, среди пучков сушеных лечебных трав.
- Видишь, даже Орион согласен. Так что - рассказывай скорей, - важно закончил Рэнди, нацепил найденные наконец очки и удобно разместил в потрепанном древнем кресле свою тонкую долговязую фигуру.
- Да-да, - сказала Софи, устраиваясь на мягком старом диванчике с большим куском пирога. - Начинайте, мистер Говард. Мы вас внимательно слушаем.
На губах юноши появилась мечтательная улыбка.
- Желание дамы - для меня закон. Итак…
Сквозняк колыхнул густую вуаль паутины, часы пробили полночь, и рассказ начался.
…Давным-давно, так давно, что никто уже не помнит, в какой стране она находилась, стояла на свете веселая деревушка Памп. Поистине, то была благословенная земля! В крепких уютных домах ее всегда раздавался смех и пахло свежим хлебом. Начиная с мая, домовитые хозяйки прямо-таки не успевали закручивать соленья и варенья, хотя трудились, не покладая рук. На многие мили вокруг славилась деревушка смешливыми красавицами и богатыми плодами: сладкими яблоками и румяными грушами, крупной вишней и медовыми сливами, малиновыми зарослями и земляничными полянками. На огородах поспевали самые вкусные с мире овощи и кудрявилась зелень, на полях золотились, обещая богатый урожай, мягкие волны пшеницы, на бахчах наливались солнечным соком дыни и блестели гладкими боками огромные полосатые арбузы.
Но самой главной гордостью Пампа были, конечно, гигантские тыквы. Осенью, когда они поспевали, в деревушке устраивался самый настоящий праздник - и длился он целую неделю. Кипели на кострах огромные котелки пряного тыквенного супа. Вынимались из погреба банки лучшего земляничного варенья, чтобы макать в них пышные тыквенные оладушки. Стройные рыжеволосые девушки с хорошенькими личиками, усыпанными веснушками, месили тесто, разводили огонь, и в осеннем воздухе плыл сладостный запах свежих тыквенных пирогов. Потом красавицы наряжались в оранжевые платья, вплетали в рыжие косы зеленые ленточки и отправлялись гулять по деревне с корзинками, полными собственной благоухающей выпечки, распевая песни и щедро угощая каждого встречного. А в последний день праздника проводился торжественное состязание великанских тыкв. Победителю доставалась яркая оранжево-зеленая лента вроде военной награды, всеобщие поздравления и большая статуэтка в виде самого славного овоща Папма. А статуэтка была из чистого золота.
Чаще всего состязание выигрывал Уилбур Ампкин.
Он был самый богатый, самый скупой и самый мрачный человек во всей округе. С красотой у Ампкина тоже было не очень: несмотря на все деньги, рыжеволосые невесты не очень-то мечтали получить от него предложение руки и сердца. Впрочем, он не собирался обзаводиться семьей. Жена, которую он, не дай Боже, полюбит (значит, вынужден будет тратиться на наряды и лакомства) и куча мелких ребятишек (которых в Пампе принято было баловать) - это был слишком большой расход. По крайней мере, Уилбур был в этом убежден. Так и жил он одиноко, с толпой вечно полуголодных, вечно уставших работников, которых бранил лентяями и ротозеями. Часто ссорился с соседями, а все веселые праздники, кроме конкурса гигантских тыкв, считал напрасной тратой времени и денег.
Но, несмотря на эти особенности, Ампкин был замечательным огородником и очень влиятельным человеком. Он приобрел всеобщее уважение тем, что выращивал самые лучшие тыквы. Такие большие и красивые, что волшебнице из сказки про Золушку не пришлось бы даже увеличивать их, чтобы превратить в карету.
Но однажды его торжеству грубо помешали.
Это случилось хмурой осенней ночью, когда зазывал холодный ветер и вперемешку с дождем сыпались желтые листья. Ампкин как раз сидел над книгами. Один раз его отвлекли - работник сказал, что какая-то старая женщина просится переночевать в хлеву или под навесом во дворе. Уилбур только отмахнулся и приказал прогнать побирушку, продолжая подсчитывать доход, который предположительно получит от продажи урожая тыкв в соседний город. Разумеется, на его праздничном столе не будет оладьев и пирога, да и супа тыквенного тоже. Но это не беда: глупые односельчане все равно наготовят целую гору дармовых лакомств. А денежки Уилбура Ампкина останутся целы! Так же целы, как будущая королева праздника - самая лучшая, самая огромная в мире тыква. Единственная, которую он не продаст ни за какие сокровища!
Ярко-оранжевое чудо предстояло срезать завтра утром. А сейчас хорошо бы на него взглянуть… Не в силах удержаться от желания лицезреть свое произведение, Уилбур накинул дождевик, надел высокие сапоги и отправился на свои тыквенные плантации.
Дом Ампкина находился на самом краю деревни, и за тыквенными грядками лежали только пологие холмы и дремучий лес. Поэтому Уилбур очень удивился, увидев слабый огонек, похожий на далекое сияющее окошечко гостеприимного дома. Только вот огонек был совсем не далеким. Он виднелся посреди огорода. Как раз там, где находилась будущая королева Пампских тыкв! Охваченный недобрым предчувствием, Уилбур Ампкинс бросился по направлению к своему чудо-овощу - и застыл от ужаса, гнева, отчаяния. Его густая рыжая борода встала дыбом, глаза налились кровью, лицо побагровело, а кулаки крепко сжались.
Да и как было не озлиться! В лоснящемся оранжевом боке его драгоценной тыквы было прорезано большое отверстие, заткнутое, впрочем, каким-то тряпьем и древесной корой. Семечки овоща валялись под ногами. Тыква, по размерам как маленький домик, теперь напоминала жилище еще больше - потому что внутри горела свеча. А в маленькое окошко, закрытое небольшим обломком стекла, было видно самозваную хозяйку.
Это была сухонькая маленькая старушка, вся закутанная в тряпье. Одну руку она грела у слабого огонька свечи, а во второй держала большой ломтик тыквы - той же самой, в которой сейчас находилась - и с жадностью откусывала кусочком за кусочком не по годам белыми и крепкими зубами.
У Ампкинса вырвался сдавленный рык, хорошо слышный даже сквозь яростные завывания ветра. Старушка подняла глаза и, увидев в самодельном оконце разгневанное лицо, едва не подавилась. Уилбур сам не помнил, как за шиворот вытащил непрошенную гостью из тыквы и приволок в сени. Но вот она уже стоит перед ним в мокрой одежде, вся трясущаяся от холода, и жалобно повторяет:
- Прости, хозяин! Не знала я, что так дорога тебе эта тыква! Мне нечем оплатить ночлег в ней, но ведь твои амбары полны, и дом крепок, и на огороде полно тыкв лишь чуточку меньше, чем эта! И кто знает, быть может, к утру в благодарность за твое милосердие все они окажутся полными золота!
- Не болтай чепухи, - оборвал ее Уилбур. - А не то я… я…
Он запнулся, не зная, какими карами грозить нищенке. Уж слишком велико было ее преступление!
- Добрый хозяин, - дрожа и прижимая к груди морщистые руки, умоляла женщина, - Прости бедную старуху и позволь ей заночевать в твоем чудном овоще! Тыква ведь все равно испорчена, а я бы погрелась в ней до утра и ушла. Ведь на улице так холодно, так дождливо!
- Ах, так ты замерзла? - прищурился Ампкинс. - Ну ничего, сейчас я тебе помогу согреться!
Его настроение немного улучшилось. Во-первых, оттого, что из испорченной тыквы все-таки можно было сделать для работников похлебку. Во-вторых, потому, что ей могла найтись какая-нибудь замена, у которой были некоторые шансы победить в состязании. А в-третьих, он придумал-таки достойную кару для преступницы.
- Покажи-ка, карга, как ты умеешь бегать! - кричал он через минуту, спуская на нищенку самого злого в доме пса (остальные, как ни странно, вообще не почуяли ее приближения, хотя обычно охраняли владения хозяина исправно). Лишь большой бульдог рыжей масти злобно лаял и рвался с крепкой цепи. А теперь счастлив был получить свободу.
Ну и хохотал же Уилбур, когда старуха улепетывала от острых зубов собаки! Откуда только прыть взялась! Правда, на бегу она обернулась и произнесла какие-то непонятные слова, но это Ампкина не встревожило. Спать он лег вполне успокоенный, думая лишь о том, как бы утром выбрать загубленной тыкве замену поудачнее.
Всю ночь ему снились какие-то развалины. Уилбур бродил среди них с неприятным чувством, что кто-то за ним наблюдает. В небе пронзительно кричали большие угольно-черные вороны. Все громче и громче раздавалось их карканье. Вдруг Уилбур узнал в руинах остатки собственного дома и, закричав от ужаса, проснулся.
Но карканье никуда не исчезло. Просто обернулось жуткими человеческими криками.
Молнией выскочив на крыльцо в одной ночной рубашке, Уилбур Ампкин тоже не смог сдержать испуганного вопля. И было от чего!
Высоко подскакивая на длинных паучьих ногах, по всему огороду бегали огромные тыквы. Сверкая хищными зелеными глазами, оскалив большие зубастые рты, они преследовали работников, убегавших или отбивавшихся, кто чем мог. Одежда многих людей серьезно пострадала, кое у кого виднелась и кровь. Вид и запах последней, судя по всему, распалял плотоядные овощи невероятно. Тем не менее, когда на крыльце появился хозяин, все тыквы разом обернулись и с пронзительным визгом устремились к нему. Уилбур едва успел захлопнуть дверь и трясущимися руками начал ее баррикадировать…
В то утро счастливая жизнь Пампа превратилась в кошмар. О празднике начисто забыли: монстры с участка Ампкина расползлись по всей деревне. Прикинувшись безобидными, они прятались на участках среди своих более мирных сородичей - обычных тыкв - и, а стоило хозяину подойти к грядке, острые зубы норовили отхватить ему палец. Некоторые хищные тыквы удалось разбить граблями или лопатой, но это было даже хуже. Поверженная тыква, взрываясь с диким визгом, рассыпала вокруг сотни семян, которые быстро прорастали и плодили целые полчища новых монстров.
Противостояние переросло в настоящую войну. К концу недели, обычно такой веселой и праздничной, все население Пампа сидело забаррикадировавшись в своих домах, доедая последние крохи. Днем и ночью хищные тыквы шуршали в листве вокруг каждого дома, поджидая добычу. Кажется, питались они только человеческой плотью. Поэтому выйти из дома жителей Пампа могла вынудить только крайняя нужда.
Такая нужда наступила для Генри Эрмитэйджа утром тридцать первого октября, когда он заглянул в ведро и убедился: вся вода в доме вышла. Последнюю кружку, до половину заполненную живительной влагой, они с женой вчера ночью отдали младшему сыну - мальчик хныкал и жалобно просил пить. Двое дочерей восприняли такой дележ спокойно, хотя сами получили лишь по глотку. В беде эти обычно подвижные и смешливые, а теперь притихшие и изможденные девушки вели себя весьма достойно. Но сходить к колодцу? На этот подвиг они тоже не могли. Пробиться сквозь засилье тыкв у них, ослабевших, точно не получилось бы.
Генри знал: идти придется ему. Обнимая его на прощание, жена не выдержала и разрыдалась, но он твердо отклонил все просьбы «пережать еще денек». Надев всю самую плотную одежду и воооружившись крепкой дубинкой, Эрмитэйдж прошмыгнул в приоткрытую дверь и твердо зашагал к колодцу.
Дорожки в саду не чистили уже больше недели, и она вся была засыпана листвой. Не успел Генри пройти и пяти шагов, как оттуда на него прыгнула небольшая, но злобная тыквочка. Отбросив ее мощным ударом, Генри побежал. Напрасно: за ним по пятам уже следовала целая свора монстров. Добравшись до колодца, хозяину пришлось вести бой не на жизнь, а на смерть. Наконец, изрядно потрепанный и немного покусанный, он смог напиться и набрать полные ведра благословенной влаг. И зашагал обратно к дому.
Он понимал, что, скорее всего, добраться до спасительной двери без приключений не получится, и приготовился опять яростно защищаться. Тыквы всегда приходили быстро - особенно на запах крови. Но монстры не спешили его атаковать. Почему?
Загадка разъяснилась очень скоро, когда Генри услышал жуткий крик и, подняв голову, увидел старую нищенку, прижавшуюся к стволу большой яблони. Видимо, тыквы отвлеклись от Эрмитэйджа, поскольку считали тощую пожилую женщину куда более легкой добычей, чем крестьянин средних лет с увесистой дубинкой. Несчастная уже не рассчитывала убежать - ее окружили со всех сторон. Но при виде Генри, охваченная отчаянной надеждой, она крикнула:
- Помогите, ах, помогите!
Дом был уже совсем близко. В окне Генри видел встревоженные, полные надежды лица жены и детей. Так хотелось очутиться в безопасности, рядом с ними… Но, в несколько шагов преодолев расстояние до крыльца, Эрмитэйдж оставил ведра на пороге и поспешил нищенке на помощь.
Монстров было гораздо больше, чем он рассчитывал. Бой вышел тяжелый. Дубинка летала, тыквы высоко прыгали, старуха визжала. Генри и сам закричал пару раз, когда его прихватили особенно сильно. Но наконец последняя тыква была разбита, и Эрмитэйдж дотащился до дверей, спотыкаясь на каждом шагу. Войти в собственный дом Генри смог только потому, что старушка неожиданно крепкой рукой его поддерживала.
Дверь захлопнулась.
Едва опасность миновала, нищенка удивительно легко пришла в себя. Она казалась отрешенной, спокойной и даже довольной. Заметив ее безмятежную улыбку, миссис Эрмитэйдж (она как раз обрабатывала и перевязывала многочисленные укусы на теле мужа) не смогла сдержать возмущенной реплики:
- Чего лыбишься, старая карга? Это из-за тебя Генри чуть не слопали! Если с ним чего случится, так я…
- Ага, значит, Генри, - отозвалась старуха. - Вот как зовут вашего супруга. Так ты не переживай, хозяюшка, все с ним будет в порядке. Уже через пять минут. А пока дай-ка мне чего-то поесть, если можно.
Женщина едва не задохнулась от возмущения, услышав это, но Генри простонал:
- Лисси, исполни ее просьбу. Она - наша гостья.
- И то верно, - отвечала жена. И со вздохом добавила, обращаясь к старухе: - Простите за грубое слово, вы ж и правда не виноваты, что эти тыквы так расплодились! Но сами понимаете, в каком я состоянии. Что за беды натворили эти чудища! Милости прошу к столу, девочки накроют вам.
Дочери Эрмитэйджа поставили перед нищенкой все, что нашлось в доме. Немного, по правде сказать: последнюю краюху хлеба, два яблока и с таким трудом добытую воду в большом кувшине.
«Сейчас у нас вообще не останется пищи», - грустно думала Лисси Эрмитэйдж, бросая незаметные взгляды на уплетавшую за обе щеки старушку. - «Что ж я сыну-то дам?»
- Бабуль, а можно я возьму краюшку? - наивно и звонко спросил мальчик как раз в этот момент. - Мама говорила, она их на обед оставила, но мне уже сейчас хочется…
- Простите! - покраснев, сказала хозяйка.
- Что вы, что вы, - отмахнулась старушка смеясь. - Все отлично, на всех хватит! Бери, милый! И яблоко выбери, смотри, их же тут целых пять!
Забыв о приличиях, Лисси Эрмитейдж вперилась глазами в скромную трапезу. Но старуха не сошла с ума и не разучилась считать: на столе красовалось пять яблок вместо двух. Только это были не мелкие зеленые яблочки, которые положили на стол дочки, а наливные золотистые плоды с румяными боками. Лисси протерла глаза, но они не исчезли. А когда краюшка, отрезанная нищенкой для маленького Джо, моментально отросла, женщина поняла: свихнулась она сама.
- Ах, какой вкусный хлеб, мам! И яблоко тоже! Никогда такого не ел: ты б попробовала!
- Я с ума сошла… - прошептала Лисси. - Боже мой! Я от горя помешалась!
- А вот и нет, а вот и нет, - звонко рассмеялась старушка. - Погоди, хозяйка, еще не такое увидишь! Посмотри-ка на часы, прошло пять минут или еще не прошло? А то я что-то слаба зрением стала.
Как раз в этот момент часы стали отбивать время.
- Ага, прошло! - пробормотала нищенка, поедая краюшку (уже третью по счету). - А теперь на своего мужа глянь, что я тебе говорила?
Как раз в этот миг Генри Эрмитейдж ощутил, что вся боль от укусов куда-то испарилась. Уверенной рукой приподняв повязки, он убедился, что и укусов-то никаких нет. Лисси, казалось, сейчас потеряет сознание: она только что заметила - вода в кувшине не кончается.
- А теперь все к столу! - весело скомандовала старушка. Семья Эрмитейдж беспрекословно подчинилась. Когда все наелись досыта, нищенка (теперь больше похожая на пожилую королеву - куда только делись ее лохмотья?) провозгласила:
- Но относительно того, что я, мол, «не виновата, что эти тыквы так расплодились»… Тут ты, Лисси, ошиблась! Я их на деревню напустила, правда, сгоряча. Слишком уж Уилбур Ампкин со мной гадко обошелся. А ведь это я его дедушку научила самые крупные тыквы выращивать!
- Как же так? - возмутился Генри. - Ампкин натворил, а мы отвечай?
- Да! Мы-то тут, простите, причем? - поддержала его Лисси.
- Ну, вы теперь можете жить спокойно, - сказала старуха. - К вам после всего, что было, тыквы не сунутся. Я оставлю вам от них защиту, вы уж мне поверьте. Да и еда с водой не закончатся, - выразительно добавила она, указывая на яблоки. Их по-прежнему было пять.
- Все равно, не дело это, - уперся Генри. - Отчего это ни в чем не повинные люди должны за Ампкина расплачиваться? Исправьте свое колдовство, или что это у вас там, а то не то ни взрослым, ни детям в Пампе житься не будет!
- Я б и рада исправить, - внезапно погрустнела старушка. - Да только не в моих это силах. Слишком уж зла была, когда волшебство творила. Вот и не могу теперь отменить.
- А можно этим амулетом, который ты нам дашь, поделиться… с кем-нибудь знакомым? - спросила старшая дочка Эрмитейджей и зарделась. У нее на соседней улицы был кавалер, и в последнее время она очень за него волновалась.
- Не думаю, что поделиться получится. Только на один дом хватит. Смотри-ка сама! - старушка внезапно наклонилась, подняла краешек длинной скатерти и достала из-под стола… большую тыкву! Причем только одной рукой. Впрочем, удивительной силы пожилой женщины никто не заметил, слишком уж все испугались.
- Не переживайте. Это как раз и будет ваш амулет, - сказала старушка и стала пальцем что-то рисовать на тыкве. Через минуту на гладком оранжевом «лице» овоща ухмылялась жуткая физиономия.
- Поставьте ее у дома, и тыквы не сунутся. А мне пора. Спасибо за обед, хозяюшка… а тебе - за то, что так геройски меня спасал Генри Эрмитейдж.
Старушка хихикнула и поднялась из-за стола.
- Бабуль, - пристал к ней Джонни, хватаясь за подол бархатного зеленого платья (когда оно успело сменить лохмотья, никто не заметил). - А ты меня научишь делать фокус с яблоками и хлебом?
- Нет, дорогой, ты уж извини, - ласково сказала та неожиданно юным голосом. - Этому фокусу я научить тебя не могу. Потому что не я его устроила.
- А кто тогда? - заинтересовался Джо.
Но гостья не ответила. Лишь засмеялась и, закружившись на месте, исчезла в маленьком смерче из лесного ветра и зеленых листьев. Генри показалось, что в столовой запахло медом и земляникой, а его жена могла бы поклясться, что лицо у их посетительницы стало совсем не пожилое. Наоборот, это была юная девушка с цветочным венком на золотых волосах, хорошеньким вздернутым носиком и ослепительной улыбкой. На прощание она озорно подмигнула Лисси хитрым, как у лисицы, зеленым глазом.
- Значит, это правда, что в Дальнем Лесу живут эльфы, - спокойно констатировал Джонни, ничуть не удивляясь. - Ну, вот и отлично. Летом обязательно поищу их.
- Да, если мы только не уедем отсюда, - вздохнула мать, прижимая его к себе.
Но уезжать никому никуда не пришлось. И вот как это вышло.
Амулет, подаренный нищенкой (а может, лесной принцессой?), оказался отличным средством от проклятых тыкв Уилбура Ампкина. Стоило им приблизиться к своему «собрату», как из глаз и оскаленного рта тыквы-охранницы начинали сверкать длинные яркие лучи, сжигавшие монстров на месте. В первый же вечер Генри обошел с чудесной тыквой все дома в Пампе, справляясь, не нужна ли кому помощь. А Джо тем временем тихонько притащил с огорода тыковку поменьше и прорезал на ней такую же страшную физиономию. Внутрь он поместил свечку. Мальчишка просто забавлялся, но его гениальную идею вскоре подхватили все жители Пампы.
Поскольку настоящей тыквы-охранницы монстры боялись, как огня, они шарахались и от ее ненастоящих двойников. У каждого дома просто-напросто поставили по самодельной тыковке-светильнику, и очень скоро всем заботам пришел конец - проклятые тыквы попрятались и лишь изредка попадались честным людям на глаза. Жизнь потекла по-старому, только осенние праздники прошли несколько позже, чем обычно. К счастью, никто из жителей Пампа не погиб. Только Уилбур Ампкин куда-то исчез. Да в тыквенных зарослях его заброшенного дома люди отыскали кости собаки, которая когда-то, судя по всему, была рыжим бульдогом…
Постепенно гости из соседних поселений, приезжая к родичам и замечая в каждом дворе Пампа необычные тыквенные украшения, разузнали всю историю и украсили свои дома таким же образом. Так, на всякий случай. И продолжали это делать каждый год.
Ведь - кто знает? - вдруг какая-то из проклятых тыкв еще странствует по свету?..
Говард закончил рассказ и перевел дух.
- Неплохо, - похвалил его Рэнди. - Орион, тебе нравится?
Филин, перебравшийся тем временем на спинку кресла хозяина, согласно ухнул.
- А тебе, Софи? - спросил рассказчик.
- Да, пожалуй, - милостиво кивнула девочка. - Конечно, я не считаю, что это достаточно страшно…
Говард жалобно посмотрел на нее.
- Но все-таки история довольно занятная. И заслуживает награды! - смягчила пилюлю Софи. - Лучшая из сладостей в этот вечер принадлежит тебе!
И она потрясла внушительного вида корзинкой, полной леденцов, пирожков и печенья.
- Не надо, - мальчик густо покраснел. - Я ее дарю тебе. Как и историю.
- Благодарю. Но, честное слово, нам очень хотелось отблагодарить нашего рассказчика. Правда, Рэнди?
- Правда, правда. Выбирай, Говард!
- Я могу выбрать вообще все, что угодно? - хрипло пробормотал тот.
- Само собой!
- Тогда… слушай, Софи, - он подошел к девочке, взял ее за руку и шепнул на ухо: - Можно… ты меня поцелуешь?
- Что? - не разобрал Рэнди, хотя прислушивался изо всех сил.
- Что-о-о?! - возмутилась девочка.
И через минуту Говард уже удирал от своей подруги, как от самого беспощадного, самого грозного, самого разъяренного, но все-таки самого хорошенького на свете карающего призрака…
Говард вздрогнул и едва не уронил свечку, которую хотел поставить в оранжевое нутро только что выдолбленного Хэллоуинского светильника. Рэндольф же расхохотался.
- Я думаю, тебе это не грозит. Если, конечно, не будешь есть слишком много праздничных сладостей.
- Рэ-э-энди! - укоризненно протянула девочка. - Я совсем не то имела в виду. Просто представь себе: растешь ты себе на грядке, никого не трогаешь, и вдруг приходит кто-то большой и срывает тебя с родного стебля. А потом берет и выдалбливает все содержимое твоей головы!
- Бррр! Ну и мысли у тебя! Я бы еще понял, если бы они пришли в голову Говарду, но чтобы такая милая девушка думала о такой жути…
- Да брось ты, - Софи зарделась и стала еще прелестней. - Просто сейчас Хэллоуин. Вот и думаю о всяком.
Веселые голубые глаза Рэндольфа хитро блеснули за стеклами очков.
-Ах, я не учел, что в хорошенькие девичьи головки тоже могут приходить удачные мысли.
- Так ты считаешь, что в них обычно пусто? - прищурилась девушка и осторожно придвинулась к приятелю. Она отлично знала, как Рэндольф боится щекотки, и надеялась незаметно атаковать его.
- Вовсе нет! - продолжал дразнить подругу Рэнди. - Во всяком случае, не так, как в выдолбленной тыкве… Аааай, прекрати!
Корчась от смеха и размахивая руками в бесполезных попытках спастись от ловких пальцев Софи, он случайно смахнул вазочку с конфетами, уронил очки и скинул со стола тыкву.
- Ох!
- Осторожнее, - по счастью, Говард успел ловко поймать свое произведение. - Не повредите наш защитный светильник.
- Что?
Рэнди и Софи с удивлением воззрились на друга. А тот, как ни в чем не бывало, откинул со лба прядь темных волос и спокойно повторил:
- Защитный светильник. Так это называется. Если хотите, я вам расскажу о том, как и зачем их впервые стали делать.
Говард задумчиво посмотрел куда-то в пространство, словно хотел разглядеть сквозь царивший в комнате полумрак и бархатную завесу времени далекое-далекое прошлое. Два крохотных отражения свечи плясали в его больших, прекрасных черных глазах.
- История? - спросила Софи мечтательно. - Отлично! Значит, не зря мы сидим на этом темном чердаке с паутиной и пылью. Тебе и здесь посчастливилось найти вдохновение!
- Ага, ты ему только повод дай, чтоб друзей попугать, - хихикнул Рэнди. - Но Софи права: хорошая страшилка сейчас будет звучать совершенно волшебно!
- Ух! - согласился с хозяином крупный филин, который прятался в уголке, среди пучков сушеных лечебных трав.
- Видишь, даже Орион согласен. Так что - рассказывай скорей, - важно закончил Рэнди, нацепил найденные наконец очки и удобно разместил в потрепанном древнем кресле свою тонкую долговязую фигуру.
- Да-да, - сказала Софи, устраиваясь на мягком старом диванчике с большим куском пирога. - Начинайте, мистер Говард. Мы вас внимательно слушаем.
На губах юноши появилась мечтательная улыбка.
- Желание дамы - для меня закон. Итак…
Сквозняк колыхнул густую вуаль паутины, часы пробили полночь, и рассказ начался.
…Давным-давно, так давно, что никто уже не помнит, в какой стране она находилась, стояла на свете веселая деревушка Памп. Поистине, то была благословенная земля! В крепких уютных домах ее всегда раздавался смех и пахло свежим хлебом. Начиная с мая, домовитые хозяйки прямо-таки не успевали закручивать соленья и варенья, хотя трудились, не покладая рук. На многие мили вокруг славилась деревушка смешливыми красавицами и богатыми плодами: сладкими яблоками и румяными грушами, крупной вишней и медовыми сливами, малиновыми зарослями и земляничными полянками. На огородах поспевали самые вкусные с мире овощи и кудрявилась зелень, на полях золотились, обещая богатый урожай, мягкие волны пшеницы, на бахчах наливались солнечным соком дыни и блестели гладкими боками огромные полосатые арбузы.
Но самой главной гордостью Пампа были, конечно, гигантские тыквы. Осенью, когда они поспевали, в деревушке устраивался самый настоящий праздник - и длился он целую неделю. Кипели на кострах огромные котелки пряного тыквенного супа. Вынимались из погреба банки лучшего земляничного варенья, чтобы макать в них пышные тыквенные оладушки. Стройные рыжеволосые девушки с хорошенькими личиками, усыпанными веснушками, месили тесто, разводили огонь, и в осеннем воздухе плыл сладостный запах свежих тыквенных пирогов. Потом красавицы наряжались в оранжевые платья, вплетали в рыжие косы зеленые ленточки и отправлялись гулять по деревне с корзинками, полными собственной благоухающей выпечки, распевая песни и щедро угощая каждого встречного. А в последний день праздника проводился торжественное состязание великанских тыкв. Победителю доставалась яркая оранжево-зеленая лента вроде военной награды, всеобщие поздравления и большая статуэтка в виде самого славного овоща Папма. А статуэтка была из чистого золота.
Чаще всего состязание выигрывал Уилбур Ампкин.
Он был самый богатый, самый скупой и самый мрачный человек во всей округе. С красотой у Ампкина тоже было не очень: несмотря на все деньги, рыжеволосые невесты не очень-то мечтали получить от него предложение руки и сердца. Впрочем, он не собирался обзаводиться семьей. Жена, которую он, не дай Боже, полюбит (значит, вынужден будет тратиться на наряды и лакомства) и куча мелких ребятишек (которых в Пампе принято было баловать) - это был слишком большой расход. По крайней мере, Уилбур был в этом убежден. Так и жил он одиноко, с толпой вечно полуголодных, вечно уставших работников, которых бранил лентяями и ротозеями. Часто ссорился с соседями, а все веселые праздники, кроме конкурса гигантских тыкв, считал напрасной тратой времени и денег.
Но, несмотря на эти особенности, Ампкин был замечательным огородником и очень влиятельным человеком. Он приобрел всеобщее уважение тем, что выращивал самые лучшие тыквы. Такие большие и красивые, что волшебнице из сказки про Золушку не пришлось бы даже увеличивать их, чтобы превратить в карету.
Но однажды его торжеству грубо помешали.
Это случилось хмурой осенней ночью, когда зазывал холодный ветер и вперемешку с дождем сыпались желтые листья. Ампкин как раз сидел над книгами. Один раз его отвлекли - работник сказал, что какая-то старая женщина просится переночевать в хлеву или под навесом во дворе. Уилбур только отмахнулся и приказал прогнать побирушку, продолжая подсчитывать доход, который предположительно получит от продажи урожая тыкв в соседний город. Разумеется, на его праздничном столе не будет оладьев и пирога, да и супа тыквенного тоже. Но это не беда: глупые односельчане все равно наготовят целую гору дармовых лакомств. А денежки Уилбура Ампкина останутся целы! Так же целы, как будущая королева праздника - самая лучшая, самая огромная в мире тыква. Единственная, которую он не продаст ни за какие сокровища!
Ярко-оранжевое чудо предстояло срезать завтра утром. А сейчас хорошо бы на него взглянуть… Не в силах удержаться от желания лицезреть свое произведение, Уилбур накинул дождевик, надел высокие сапоги и отправился на свои тыквенные плантации.
Дом Ампкина находился на самом краю деревни, и за тыквенными грядками лежали только пологие холмы и дремучий лес. Поэтому Уилбур очень удивился, увидев слабый огонек, похожий на далекое сияющее окошечко гостеприимного дома. Только вот огонек был совсем не далеким. Он виднелся посреди огорода. Как раз там, где находилась будущая королева Пампских тыкв! Охваченный недобрым предчувствием, Уилбур Ампкинс бросился по направлению к своему чудо-овощу - и застыл от ужаса, гнева, отчаяния. Его густая рыжая борода встала дыбом, глаза налились кровью, лицо побагровело, а кулаки крепко сжались.
Да и как было не озлиться! В лоснящемся оранжевом боке его драгоценной тыквы было прорезано большое отверстие, заткнутое, впрочем, каким-то тряпьем и древесной корой. Семечки овоща валялись под ногами. Тыква, по размерам как маленький домик, теперь напоминала жилище еще больше - потому что внутри горела свеча. А в маленькое окошко, закрытое небольшим обломком стекла, было видно самозваную хозяйку.
Это была сухонькая маленькая старушка, вся закутанная в тряпье. Одну руку она грела у слабого огонька свечи, а во второй держала большой ломтик тыквы - той же самой, в которой сейчас находилась - и с жадностью откусывала кусочком за кусочком не по годам белыми и крепкими зубами.
У Ампкинса вырвался сдавленный рык, хорошо слышный даже сквозь яростные завывания ветра. Старушка подняла глаза и, увидев в самодельном оконце разгневанное лицо, едва не подавилась. Уилбур сам не помнил, как за шиворот вытащил непрошенную гостью из тыквы и приволок в сени. Но вот она уже стоит перед ним в мокрой одежде, вся трясущаяся от холода, и жалобно повторяет:
- Прости, хозяин! Не знала я, что так дорога тебе эта тыква! Мне нечем оплатить ночлег в ней, но ведь твои амбары полны, и дом крепок, и на огороде полно тыкв лишь чуточку меньше, чем эта! И кто знает, быть может, к утру в благодарность за твое милосердие все они окажутся полными золота!
- Не болтай чепухи, - оборвал ее Уилбур. - А не то я… я…
Он запнулся, не зная, какими карами грозить нищенке. Уж слишком велико было ее преступление!
- Добрый хозяин, - дрожа и прижимая к груди морщистые руки, умоляла женщина, - Прости бедную старуху и позволь ей заночевать в твоем чудном овоще! Тыква ведь все равно испорчена, а я бы погрелась в ней до утра и ушла. Ведь на улице так холодно, так дождливо!
- Ах, так ты замерзла? - прищурился Ампкинс. - Ну ничего, сейчас я тебе помогу согреться!
Его настроение немного улучшилось. Во-первых, оттого, что из испорченной тыквы все-таки можно было сделать для работников похлебку. Во-вторых, потому, что ей могла найтись какая-нибудь замена, у которой были некоторые шансы победить в состязании. А в-третьих, он придумал-таки достойную кару для преступницы.
- Покажи-ка, карга, как ты умеешь бегать! - кричал он через минуту, спуская на нищенку самого злого в доме пса (остальные, как ни странно, вообще не почуяли ее приближения, хотя обычно охраняли владения хозяина исправно). Лишь большой бульдог рыжей масти злобно лаял и рвался с крепкой цепи. А теперь счастлив был получить свободу.
Ну и хохотал же Уилбур, когда старуха улепетывала от острых зубов собаки! Откуда только прыть взялась! Правда, на бегу она обернулась и произнесла какие-то непонятные слова, но это Ампкина не встревожило. Спать он лег вполне успокоенный, думая лишь о том, как бы утром выбрать загубленной тыкве замену поудачнее.
Всю ночь ему снились какие-то развалины. Уилбур бродил среди них с неприятным чувством, что кто-то за ним наблюдает. В небе пронзительно кричали большие угольно-черные вороны. Все громче и громче раздавалось их карканье. Вдруг Уилбур узнал в руинах остатки собственного дома и, закричав от ужаса, проснулся.
Но карканье никуда не исчезло. Просто обернулось жуткими человеческими криками.
Молнией выскочив на крыльцо в одной ночной рубашке, Уилбур Ампкин тоже не смог сдержать испуганного вопля. И было от чего!
Высоко подскакивая на длинных паучьих ногах, по всему огороду бегали огромные тыквы. Сверкая хищными зелеными глазами, оскалив большие зубастые рты, они преследовали работников, убегавших или отбивавшихся, кто чем мог. Одежда многих людей серьезно пострадала, кое у кого виднелась и кровь. Вид и запах последней, судя по всему, распалял плотоядные овощи невероятно. Тем не менее, когда на крыльце появился хозяин, все тыквы разом обернулись и с пронзительным визгом устремились к нему. Уилбур едва успел захлопнуть дверь и трясущимися руками начал ее баррикадировать…
В то утро счастливая жизнь Пампа превратилась в кошмар. О празднике начисто забыли: монстры с участка Ампкина расползлись по всей деревне. Прикинувшись безобидными, они прятались на участках среди своих более мирных сородичей - обычных тыкв - и, а стоило хозяину подойти к грядке, острые зубы норовили отхватить ему палец. Некоторые хищные тыквы удалось разбить граблями или лопатой, но это было даже хуже. Поверженная тыква, взрываясь с диким визгом, рассыпала вокруг сотни семян, которые быстро прорастали и плодили целые полчища новых монстров.
Противостояние переросло в настоящую войну. К концу недели, обычно такой веселой и праздничной, все население Пампа сидело забаррикадировавшись в своих домах, доедая последние крохи. Днем и ночью хищные тыквы шуршали в листве вокруг каждого дома, поджидая добычу. Кажется, питались они только человеческой плотью. Поэтому выйти из дома жителей Пампа могла вынудить только крайняя нужда.
Такая нужда наступила для Генри Эрмитэйджа утром тридцать первого октября, когда он заглянул в ведро и убедился: вся вода в доме вышла. Последнюю кружку, до половину заполненную живительной влагой, они с женой вчера ночью отдали младшему сыну - мальчик хныкал и жалобно просил пить. Двое дочерей восприняли такой дележ спокойно, хотя сами получили лишь по глотку. В беде эти обычно подвижные и смешливые, а теперь притихшие и изможденные девушки вели себя весьма достойно. Но сходить к колодцу? На этот подвиг они тоже не могли. Пробиться сквозь засилье тыкв у них, ослабевших, точно не получилось бы.
Генри знал: идти придется ему. Обнимая его на прощание, жена не выдержала и разрыдалась, но он твердо отклонил все просьбы «пережать еще денек». Надев всю самую плотную одежду и воооружившись крепкой дубинкой, Эрмитэйдж прошмыгнул в приоткрытую дверь и твердо зашагал к колодцу.
Дорожки в саду не чистили уже больше недели, и она вся была засыпана листвой. Не успел Генри пройти и пяти шагов, как оттуда на него прыгнула небольшая, но злобная тыквочка. Отбросив ее мощным ударом, Генри побежал. Напрасно: за ним по пятам уже следовала целая свора монстров. Добравшись до колодца, хозяину пришлось вести бой не на жизнь, а на смерть. Наконец, изрядно потрепанный и немного покусанный, он смог напиться и набрать полные ведра благословенной влаг. И зашагал обратно к дому.
Он понимал, что, скорее всего, добраться до спасительной двери без приключений не получится, и приготовился опять яростно защищаться. Тыквы всегда приходили быстро - особенно на запах крови. Но монстры не спешили его атаковать. Почему?
Загадка разъяснилась очень скоро, когда Генри услышал жуткий крик и, подняв голову, увидел старую нищенку, прижавшуюся к стволу большой яблони. Видимо, тыквы отвлеклись от Эрмитэйджа, поскольку считали тощую пожилую женщину куда более легкой добычей, чем крестьянин средних лет с увесистой дубинкой. Несчастная уже не рассчитывала убежать - ее окружили со всех сторон. Но при виде Генри, охваченная отчаянной надеждой, она крикнула:
- Помогите, ах, помогите!
Дом был уже совсем близко. В окне Генри видел встревоженные, полные надежды лица жены и детей. Так хотелось очутиться в безопасности, рядом с ними… Но, в несколько шагов преодолев расстояние до крыльца, Эрмитэйдж оставил ведра на пороге и поспешил нищенке на помощь.
Монстров было гораздо больше, чем он рассчитывал. Бой вышел тяжелый. Дубинка летала, тыквы высоко прыгали, старуха визжала. Генри и сам закричал пару раз, когда его прихватили особенно сильно. Но наконец последняя тыква была разбита, и Эрмитэйдж дотащился до дверей, спотыкаясь на каждом шагу. Войти в собственный дом Генри смог только потому, что старушка неожиданно крепкой рукой его поддерживала.
Дверь захлопнулась.
Едва опасность миновала, нищенка удивительно легко пришла в себя. Она казалась отрешенной, спокойной и даже довольной. Заметив ее безмятежную улыбку, миссис Эрмитэйдж (она как раз обрабатывала и перевязывала многочисленные укусы на теле мужа) не смогла сдержать возмущенной реплики:
- Чего лыбишься, старая карга? Это из-за тебя Генри чуть не слопали! Если с ним чего случится, так я…
- Ага, значит, Генри, - отозвалась старуха. - Вот как зовут вашего супруга. Так ты не переживай, хозяюшка, все с ним будет в порядке. Уже через пять минут. А пока дай-ка мне чего-то поесть, если можно.
Женщина едва не задохнулась от возмущения, услышав это, но Генри простонал:
- Лисси, исполни ее просьбу. Она - наша гостья.
- И то верно, - отвечала жена. И со вздохом добавила, обращаясь к старухе: - Простите за грубое слово, вы ж и правда не виноваты, что эти тыквы так расплодились! Но сами понимаете, в каком я состоянии. Что за беды натворили эти чудища! Милости прошу к столу, девочки накроют вам.
Дочери Эрмитэйджа поставили перед нищенкой все, что нашлось в доме. Немного, по правде сказать: последнюю краюху хлеба, два яблока и с таким трудом добытую воду в большом кувшине.
«Сейчас у нас вообще не останется пищи», - грустно думала Лисси Эрмитэйдж, бросая незаметные взгляды на уплетавшую за обе щеки старушку. - «Что ж я сыну-то дам?»
- Бабуль, а можно я возьму краюшку? - наивно и звонко спросил мальчик как раз в этот момент. - Мама говорила, она их на обед оставила, но мне уже сейчас хочется…
- Простите! - покраснев, сказала хозяйка.
- Что вы, что вы, - отмахнулась старушка смеясь. - Все отлично, на всех хватит! Бери, милый! И яблоко выбери, смотри, их же тут целых пять!
Забыв о приличиях, Лисси Эрмитейдж вперилась глазами в скромную трапезу. Но старуха не сошла с ума и не разучилась считать: на столе красовалось пять яблок вместо двух. Только это были не мелкие зеленые яблочки, которые положили на стол дочки, а наливные золотистые плоды с румяными боками. Лисси протерла глаза, но они не исчезли. А когда краюшка, отрезанная нищенкой для маленького Джо, моментально отросла, женщина поняла: свихнулась она сама.
- Ах, какой вкусный хлеб, мам! И яблоко тоже! Никогда такого не ел: ты б попробовала!
- Я с ума сошла… - прошептала Лисси. - Боже мой! Я от горя помешалась!
- А вот и нет, а вот и нет, - звонко рассмеялась старушка. - Погоди, хозяйка, еще не такое увидишь! Посмотри-ка на часы, прошло пять минут или еще не прошло? А то я что-то слаба зрением стала.
Как раз в этот момент часы стали отбивать время.
- Ага, прошло! - пробормотала нищенка, поедая краюшку (уже третью по счету). - А теперь на своего мужа глянь, что я тебе говорила?
Как раз в этот миг Генри Эрмитейдж ощутил, что вся боль от укусов куда-то испарилась. Уверенной рукой приподняв повязки, он убедился, что и укусов-то никаких нет. Лисси, казалось, сейчас потеряет сознание: она только что заметила - вода в кувшине не кончается.
- А теперь все к столу! - весело скомандовала старушка. Семья Эрмитейдж беспрекословно подчинилась. Когда все наелись досыта, нищенка (теперь больше похожая на пожилую королеву - куда только делись ее лохмотья?) провозгласила:
- Но относительно того, что я, мол, «не виновата, что эти тыквы так расплодились»… Тут ты, Лисси, ошиблась! Я их на деревню напустила, правда, сгоряча. Слишком уж Уилбур Ампкин со мной гадко обошелся. А ведь это я его дедушку научила самые крупные тыквы выращивать!
- Как же так? - возмутился Генри. - Ампкин натворил, а мы отвечай?
- Да! Мы-то тут, простите, причем? - поддержала его Лисси.
- Ну, вы теперь можете жить спокойно, - сказала старуха. - К вам после всего, что было, тыквы не сунутся. Я оставлю вам от них защиту, вы уж мне поверьте. Да и еда с водой не закончатся, - выразительно добавила она, указывая на яблоки. Их по-прежнему было пять.
- Все равно, не дело это, - уперся Генри. - Отчего это ни в чем не повинные люди должны за Ампкина расплачиваться? Исправьте свое колдовство, или что это у вас там, а то не то ни взрослым, ни детям в Пампе житься не будет!
- Я б и рада исправить, - внезапно погрустнела старушка. - Да только не в моих это силах. Слишком уж зла была, когда волшебство творила. Вот и не могу теперь отменить.
- А можно этим амулетом, который ты нам дашь, поделиться… с кем-нибудь знакомым? - спросила старшая дочка Эрмитейджей и зарделась. У нее на соседней улицы был кавалер, и в последнее время она очень за него волновалась.
- Не думаю, что поделиться получится. Только на один дом хватит. Смотри-ка сама! - старушка внезапно наклонилась, подняла краешек длинной скатерти и достала из-под стола… большую тыкву! Причем только одной рукой. Впрочем, удивительной силы пожилой женщины никто не заметил, слишком уж все испугались.
- Не переживайте. Это как раз и будет ваш амулет, - сказала старушка и стала пальцем что-то рисовать на тыкве. Через минуту на гладком оранжевом «лице» овоща ухмылялась жуткая физиономия.
- Поставьте ее у дома, и тыквы не сунутся. А мне пора. Спасибо за обед, хозяюшка… а тебе - за то, что так геройски меня спасал Генри Эрмитейдж.
Старушка хихикнула и поднялась из-за стола.
- Бабуль, - пристал к ней Джонни, хватаясь за подол бархатного зеленого платья (когда оно успело сменить лохмотья, никто не заметил). - А ты меня научишь делать фокус с яблоками и хлебом?
- Нет, дорогой, ты уж извини, - ласково сказала та неожиданно юным голосом. - Этому фокусу я научить тебя не могу. Потому что не я его устроила.
- А кто тогда? - заинтересовался Джо.
Но гостья не ответила. Лишь засмеялась и, закружившись на месте, исчезла в маленьком смерче из лесного ветра и зеленых листьев. Генри показалось, что в столовой запахло медом и земляникой, а его жена могла бы поклясться, что лицо у их посетительницы стало совсем не пожилое. Наоборот, это была юная девушка с цветочным венком на золотых волосах, хорошеньким вздернутым носиком и ослепительной улыбкой. На прощание она озорно подмигнула Лисси хитрым, как у лисицы, зеленым глазом.
- Значит, это правда, что в Дальнем Лесу живут эльфы, - спокойно констатировал Джонни, ничуть не удивляясь. - Ну, вот и отлично. Летом обязательно поищу их.
- Да, если мы только не уедем отсюда, - вздохнула мать, прижимая его к себе.
Но уезжать никому никуда не пришлось. И вот как это вышло.
Амулет, подаренный нищенкой (а может, лесной принцессой?), оказался отличным средством от проклятых тыкв Уилбура Ампкина. Стоило им приблизиться к своему «собрату», как из глаз и оскаленного рта тыквы-охранницы начинали сверкать длинные яркие лучи, сжигавшие монстров на месте. В первый же вечер Генри обошел с чудесной тыквой все дома в Пампе, справляясь, не нужна ли кому помощь. А Джо тем временем тихонько притащил с огорода тыковку поменьше и прорезал на ней такую же страшную физиономию. Внутрь он поместил свечку. Мальчишка просто забавлялся, но его гениальную идею вскоре подхватили все жители Пампы.
Поскольку настоящей тыквы-охранницы монстры боялись, как огня, они шарахались и от ее ненастоящих двойников. У каждого дома просто-напросто поставили по самодельной тыковке-светильнику, и очень скоро всем заботам пришел конец - проклятые тыквы попрятались и лишь изредка попадались честным людям на глаза. Жизнь потекла по-старому, только осенние праздники прошли несколько позже, чем обычно. К счастью, никто из жителей Пампа не погиб. Только Уилбур Ампкин куда-то исчез. Да в тыквенных зарослях его заброшенного дома люди отыскали кости собаки, которая когда-то, судя по всему, была рыжим бульдогом…
Постепенно гости из соседних поселений, приезжая к родичам и замечая в каждом дворе Пампа необычные тыквенные украшения, разузнали всю историю и украсили свои дома таким же образом. Так, на всякий случай. И продолжали это делать каждый год.
Ведь - кто знает? - вдруг какая-то из проклятых тыкв еще странствует по свету?..
Говард закончил рассказ и перевел дух.
- Неплохо, - похвалил его Рэнди. - Орион, тебе нравится?
Филин, перебравшийся тем временем на спинку кресла хозяина, согласно ухнул.
- А тебе, Софи? - спросил рассказчик.
- Да, пожалуй, - милостиво кивнула девочка. - Конечно, я не считаю, что это достаточно страшно…
Говард жалобно посмотрел на нее.
- Но все-таки история довольно занятная. И заслуживает награды! - смягчила пилюлю Софи. - Лучшая из сладостей в этот вечер принадлежит тебе!
И она потрясла внушительного вида корзинкой, полной леденцов, пирожков и печенья.
- Не надо, - мальчик густо покраснел. - Я ее дарю тебе. Как и историю.
- Благодарю. Но, честное слово, нам очень хотелось отблагодарить нашего рассказчика. Правда, Рэнди?
- Правда, правда. Выбирай, Говард!
- Я могу выбрать вообще все, что угодно? - хрипло пробормотал тот.
- Само собой!
- Тогда… слушай, Софи, - он подошел к девочке, взял ее за руку и шепнул на ухо: - Можно… ты меня поцелуешь?
- Что? - не разобрал Рэнди, хотя прислушивался изо всех сил.
- Что-о-о?! - возмутилась девочка.
И через минуту Говард уже удирал от своей подруги, как от самого беспощадного, самого грозного, самого разъяренного, но все-таки самого хорошенького на свете карающего призрака…