Страшные истории. Часть 1.
То ли неприязнь к науке вызывает проблемы в организации исследовательского процесса, то ли наоборот, научные неудачи вызывают антинаучные настроения, но в этом году связь между этими двумя вещами приобрела особенно наглядный характер. С января по август текущего года я побывала в четырех лингвистических поездках. Поездки сопровождались нефатальными, но многочисленными неприятностями, концентрация которых от января к августу довольно регулярно нарастала.
В январе, на Дальнем Востоке (при температуре значительно ниже нуля) мы были оставлены бухгалтерией МГУ без денег и вынуждены были раньше срока вернуться назад. Но хотя нам не досталось билетов на местный самолет, в остальном по линии транспорта все было в порядке.
В июле наш самолет, летевший по маршруту Махачкала - Москва, не смог приземлиться в Москве из-за грозы. После долгого кружения в облаках нас загнали на аэродром Нижнего Новгорода, где продержали в самолете в течение трех часов. Знатоки авиации подтвердят, что вентиляция в самолете работает только когда он летит или хотя бы едет. По-моему, перенесенное нами тогда кислородное голодание до сих пор сказывается на моем интеллекте (см. ниже).
В конце того же месяца, отправляясь в Адыгею, я непринужденно шагнула ногой между электричкой и перроном. Нога не сломалась, но зверская боль в коленке навела на целую кучу негативных мыслей - вроде того, что не надо ли мне посидеть дома и подумать о вечном. Однако домой надо было еще попасть.
Возвращаясь из Адыгеи и въезжая на автомобиле в город Краснодар, мы попали в небольшое ДТП: наш водитель проигнорировал знак «Уступи дорогу», и в нас въехала машина, двигавшаяся поперечным курсом - причем аккурат в ту заднюю дверцу, у которой сидела я (что удивительно - при столкновении ни одна из сторон не произнесла ни одного - никакого - слова). Мы отделались помятой дверцей (оппонент ¬- разбитой фарой), но тут уже вся моя рациональность не смогла устоять против ясных намеков судьбы, и я решила, что с полевой лингвистикой пора кончать хотя бы временно (продолжение следует).
В январе, на Дальнем Востоке (при температуре значительно ниже нуля) мы были оставлены бухгалтерией МГУ без денег и вынуждены были раньше срока вернуться назад. Но хотя нам не досталось билетов на местный самолет, в остальном по линии транспорта все было в порядке.
В июле наш самолет, летевший по маршруту Махачкала - Москва, не смог приземлиться в Москве из-за грозы. После долгого кружения в облаках нас загнали на аэродром Нижнего Новгорода, где продержали в самолете в течение трех часов. Знатоки авиации подтвердят, что вентиляция в самолете работает только когда он летит или хотя бы едет. По-моему, перенесенное нами тогда кислородное голодание до сих пор сказывается на моем интеллекте (см. ниже).
В конце того же месяца, отправляясь в Адыгею, я непринужденно шагнула ногой между электричкой и перроном. Нога не сломалась, но зверская боль в коленке навела на целую кучу негативных мыслей - вроде того, что не надо ли мне посидеть дома и подумать о вечном. Однако домой надо было еще попасть.
Возвращаясь из Адыгеи и въезжая на автомобиле в город Краснодар, мы попали в небольшое ДТП: наш водитель проигнорировал знак «Уступи дорогу», и в нас въехала машина, двигавшаяся поперечным курсом - причем аккурат в ту заднюю дверцу, у которой сидела я (что удивительно - при столкновении ни одна из сторон не произнесла ни одного - никакого - слова). Мы отделались помятой дверцей (оппонент ¬- разбитой фарой), но тут уже вся моя рациональность не смогла устоять против ясных намеков судьбы, и я решила, что с полевой лингвистикой пора кончать хотя бы временно (продолжение следует).