Исключите невероятное
Для проекта День сказочных карикатур в Заповеднике сказок.
Классная дама обвела учениц холодным взглядом и брезгливо встряхнула зажатым в руке листком бумаги.
- Если до утра автор этих… сказочных карикатур не объявится, я буду вынуждена доложить о произошедшем директрисе и потребовать для всего класса наказания! Смею предположить, что на рождественские каникулы все останутся в институте.
Она вышла и в наступившей тишине послышались всхлипы несчастных седьмушек.
Новенькая пришла к ним в класс в конце октября. Муся еще с утра загадала: если по географии не спросят, значит, будет что-то хорошее. Может в столовой перестанут давать ненавистные котлеты, или кто-нибудь из императорской семьи неожиданно посетит институт. Или вообще случится чудо, и все просто забудут, что она сделала.
Дмитрий Алексеевич, учитель географии, грозился на прошлом уроке ее спросить, а реки Южной Америки не давались Мусе никак, хоть плачь. Но все ее горячие молитвы в институтской церкви не прошли даром, и вот, когда уже в самом конце урока она вышла к доске (а в голове была только эта Амазонка несчастная, она ведь большая, неужели одной не хватило бы на весь континент?!), и Дмитрий Алексеевич шутливо сказал “Ну-с, рассеянное дитя, чем порадуете?”, как дверь класса отворилась и вошла директриса с какой-то девочкой.
- Дети! - обратилась к ним Maman. - У нас новая ученица, Серафима Линдер. Примите ее, как подругу. Простите, что прервала, Дмитрий Алексеевич.
- Ничего страшного, мадам, наверстаем, - ответил он. Потом, когда за Maman закрылась дверь, он повернулся к Мусе. - Счастлив ваш бог, Завадская, но уж в следующий раз не помилую.
Муся выдохнула, и сразу раздался звонок на перемену.
У новенькой были толстые пушистые пепельные косы, а вот глаза совсем обычные. К таким волосам ей бы черные глаза, чтобы горели как угли, или загадочные зеленые. У героинь в книжках обычно так. У Линдер они были небольшие и бледно-голубые. На нее тут же налетели остальные седьмушки и засыпали вопросами.
- Ты откуда?
- А как тебя называть, Сима или Фима?
- Ты говоришь по-французски? И по-немецки? Медамочки, слышали, у нашей баронессы теперь соперница.
- Бойся, фон Розен!
- Вот еще не хватало! - фыркнула Эмилия фон Розен. Вот она выглядела как романтическая героиня: черные блестящие локоны (не то, что Мусины кудряшки) и фиалковые глаза обрамленные черными ресницами.
- Линдер, а какие у тебя способности? - спросила Додо Казанцева. - Я вот воздушница.
- Додо, душка, ты листок бумаги на занятиях один раз из пяти поднимаешь!
- Но ведь надо верить! - покраснев, ответила Казанцева. - Если не работать, вообще ничего не сумеешь!
Она кивнула на портрет государыни, такие много где висели. На нём государыня, обворожительная в простом светлом наряде, склонилась над вазой, побуждая мановением руки ожить увядшие цветы. Один уже доверчиво тянул к ней свою головку, раскрыв лепестки.
Все замолчали, ошеломленные тем, как высоко замахнулась Казанцева. Известно, что женские успехи в магии невелики. Их и признали-то официально только недавно, первый выпуск “со способностями” будет в институте в следующем году.
- Что за беспорядок! - вошла классная дама, m-lle Иванцова. - Девочки, быстро по местам, история начинается через две минуты!
- M-lle, а у нас новенькая!
- Я уже знаю. Серафима, не так ли?
- Да, m-lle.
- Садись-ка ты к Завадской.
Класс зашептался.
- Ну-ка тихо! - прикрикнула Иванцова.
Муся не повернулась, пока новенькая устраивалась рядом. Она столько мечтала, что будет сидеть не одна! Только теперь толку от этого не было никакого.
На истории им сразу пришлось отвечать на быстрые вопросы, в каком году какое событие случилось - Вениамин Францевич называл это “разминкой”. Потом учитель, как будто только заметил, вызвал к доске Линдер, и та также спокойно ответила и на его вопросы.
- Отлично! - сказал Вениамин Францевич, выводя что-то в своих записях. - Кстати, Линдер Георгий Александрович - не родня вам?
- Это мой дядя, - ответила Линдер.
- Рад, душевно рад! Передавайте поклон при случае.
Когда урок окончился, парту, где сидели Муся с Серафимой, снова обступили.
- Линдер, а твой дядя кто? - начала допытываться бойкая Маркова. - Генерал свитский, наверное?
- Министр?!
- Нет, - Серафима пожала плечами, аккуратно складывая в парту свои вещи. - Он профессор.
- Ах, и всё? - разочаровалась Маркова. - Ну понятно, почему его наш Сюртук знает, одного поля ягоды.
- Профессорами просто так не становятся, Маркова, - вмешалась фон Розен. - Для этого ум необходим.
- Ну и умничайте дальше! - обиделась та, и отошла.
- Обед! - объявила Иванцова. - Строимся в пары!
Все разбились по давно установленной привычке. Лучшие подруги всегда ходили вместе. С Мусей, конечно, никто не встал. Такую подругу, чтоб обменяться клятвой вечной дружбы, она завести не успела, а те, кто дружил с ней раньше, не подошли. Новенькая вопросительно посмотрела.
- Только мы остались, - сказала она.
Муся вздохнула. Очень хотелось ничего не говорить, но надо быть честной.
- Ты, Линдер, со мной лучше не особо разговаривай, - сказала она. - Мне весь класс бойкот объявил.
День прошел быстро. После обеда были еще уроки, потом спевка в зале. После все принялись готовиться к завтрашним занятиям, кто-то ушел за помощью к старшим, кто-то репетировал в музыкальных каморках. Серафима сидела, полностью погруженная в учебники.
Муся вызубрила ненавистные реки, проверила, что ответы по математике сходятся, и даже удивилась, как она всё успела. Перед сном настроение ей всё равно испортили. Когда в дортуаре укладывались спать (Серафима снова оказалась рядом, кровать слева от Мусиной до того пустовала), то Маркова протянула - вроде тихо, но все услышали:
- Ты там поосторожнее спи, Линдер, а то и от тебя избавятся.
Послышались смешки, правда, кое-где их перебивал возмущенный шепот, но Муся уже натянула одеяло на голову.
Когда свет погасили и всё стихло, Муся вылезла на свет. Под одеялом было душно и тесно. Она взглянула на длинные ряды кроватей, вздохнула, перевернулась, легла на спину и принялась смотреть за тенями на потолке. Иногда они были похожи на летающие корабли, как в няниной сказке.
- Завадская, - услышала она шепот от кровати Линдер. - Ты спишь?
-Нет, - также шепотом ответила она.
Они обе свесили головы в “переулок” между кроватями, чтобы было удобнее разговаривать.
- Почему тебе объявили бойкот? - спросила Серафима.
Может, вопрос был не совсем вежливый, и надо было новенькой сначала горячо поклясться, что она ничего плохого в виду не имеет, но Мусе было довольно и этого, она исстрадалась по обычным разговорам.
- Я привидение прогнала, - вздохнув, призналась она.
- Но это же хорошо? Привидения опасные.
- А наше нет, - возразила Муся. Слез у нее уже не было, а вот горечь осталась.
Всем новоприбывшим в институт рассказывали эту историю. О том, что ночью в Большом Зале сходит с портрета покойная попечительница, княгиня Смарагдова. Бродит по залу, иногда вздыхает, и лучше её не тревожить, сама уйдёт с рассветом. Но, говорили также, если ночью какая-нибудь смелая институтка встанет у неё на пути, когда она скользит между колонн, и не скажет ни слова, не издаст ни звука, то княгиня поднимет руку, в которой держит золотой шифр, и приколет его на грудь этой смелой. И тогда - верная примета! - закончит та девушка институт с отличием.
- Она давно не появлялась, - горячо шептала Муся. - А тут в шестом классе сказали, что ее кто-то видел, потом одна из служанок прибежала вся напуганная. Парфетки наши сказали, что это безумие, а я, Казанцева и Маркова пошли. Мы хотели вместе, чтобы по-честному. Подложили свернутую одежду под одеяла.
- И что же?
- Дошли до Большого Зала, и правда навстречу что-то белое так тихонько движется. Мы - ни с места. Потому что очень страшно было, - честно добавила Муся. - И я не знаю, как так получилось, только я шагнула вперед, а девочки остались, и привидение исчезло.
- А потом?
- Мы вернулись в класс, - и тут Мусе снова стало так обидно, что подступили слезы. - И Маркова сказала, что я нарушила нашу клятву. Что я их оставила, чтобы шифр только мне достался. И после этого еще и привидение больше не появлялось.
Серафима помолчала, потом слезла с кровати, прошлепала босыми ногами до Мусиной, села рядом.
- Знаешь, всякое бывает, - сказала она. - Вот у меня дядя, когда пытался водяного на Иматре поймать, едва половину скалы не снёс. Он ни с кем дома две недели не разговаривал. А потом перепроверил вычисления и поехал снова.
- Получилось? - заинтересовалась Муся.
- Да, водяной в Петергофе теперь за фонтанами следит.
- Твой дядя герой, а не профессор!
- Не знаю, - Серафима как-то по-взрослому вздохнула. - А с привидением глупая история, я считаю. Покажешь мне портрет завтра?
Портрет пошли смотреть на большой перемене, сразу после урока немецкого.
- Мне кажется, фройляйн Мауэр - душка, - рассуждала Муся, пока они шли. - Она, конечно, строгая, но зато так радуется, когда мы хорошо отвечаем. А шестые её не любят совсем.
- Почему?
- За то же самое. Удивительно, да?
Серафима промолчала. Муся была так рада, что ей наконец есть, с кем поговорить, что была готова говорить за
- Но её никто не обожает. Я знаю, что фон Розен обожает Дмитрия Алексеевича, она ему всегда мелки в бумажки заворачивает перед уроком. Додо, конечно, Государыню. А еще много кто обожает Лидочку Довгелло из выпускного. Она хорошенькая, и способности, говорят, выше среднего.
- Правда? - тут Серафима заинтересовалась. - И куда она дальше пойдёт?
- Замуж, так она в своём классе сказала. Она из очень хорошей семьи, родители не хотят, чтобы она работала.
- А ты? - Серафима остановилась и повернулась к Мусе. - Ты чего хочешь, Завадская?
- Ну, работу надо будет искать, - уверенно сказала Муся. - Нас у мамы четверо, старшие брат с сестрой уже подрабатывают уроками, а меня сюда бесплатно взяли, потому что одаренная. Я только жалею, что с воздухом ничего не получается, а мне даже снится, как я летаю. Поклянись, что никому не скажешь!
- Клянусь, - кивнула Серафима.
- Я… железо чувствую, когда оно работает. В Петербург на поезде ехали, и всё-всё было слышно: что в такт стучит, что износилось, что запаздывает. Только в таком разбираться еще хуже, чем замуж, наверное. Нас же этим “Особым знаниям” учат, как домоводству!
- До выпуска еще долго, - расплывчато ответила Линдер. - Ну что, который портрет?
- Вот, - Муся показала на поясной портрет дамы с высокой напудреной прической и в платье старинного фасона.
Серафима прошла мимо стены с портретом несколько раз. Потом оглянулась и, встав на цыпочки, дотронулась пальцами до рамы.
- Пошли, - сказала она Мусе. - Ничего тут нет.
Жизнь стала выносимее. Правда, Муся раньше представляла, что они с лучшей подругой будут болтать без умолку и бегать по всем закоулкам института. Серафиму же невозможно было ни на что подбить, пока не были готовы все уроки. Муся поневоле тоже втянулась, и m-lle Иванцова ее уже несколько раз похвалила за поведение. Еще Серафима любила читать, и давала Мусе свои книги. Кроме романов на английском, которого Муся не знала, про какого-то Гольмса, который все время что-то искал. Мусе они казались скучными.
Ужасное происшествие случилось в начале декабря. Все были в каком-то подавленном настроении, шла уже вторая бессолнечная неделя. Даже лучшая ученица фон Розен зевала на уроках.
- Засыпаю, душки, - призналась она. - Сил никаких нет.
В столовой давали суп, все делали ставки, из чего он может быть сделан. Пока все одобрили версию Марковой, которая, зачерпнув его ложкой и пригубив, картинно прищурилась от ненатурального блаженства и простонала:
- Старые башмаки и кошачьи хвосты, медамочки!
Учителя тоже срывались. Но если географ старался подбодрить их шутками, то учитель словесности мрачнел и принимал как личную обиду все неправильные ответы. Серафима получила за свой ответ десятку вместо обычных двенадцати. У Муси сердце разрывалось от ярости и сочувствия к подруге, но та спокойно, как обычно, села на свое место.
- Ничего, исправлю, - услышала Муся ее шепот.
К немецкому у Муси от усталости была такая каша в голове, что она спутала склонения прилагательных и фройляйн Мауэр поставила ей семерку. Справедливо, но так обидно, а еще обиднее видеть недоумение в глазах фройляйн, которая решила, должно быть, что Завадская, всегда отлично знавшая урок, смеется над ней.
- Никитиной в шестом она сегодня единицу влепила! - сообщила за обедом всему столу Додо Казанцева. - Так та клянется, что отомстит!
- За что же мстить, если не готова? - спросила Серафима.
- Никитину это не волнует, - пожала плечами фон Розен. - Она знаешь, какая упертая?
Никитина из шестого класса была блондинкой с кукольным личиком, которой плохо давалась учеба. Однако она считала, что окружающие к ней несправедливы.
Стали вспоминать, как обычно мстили учителям. Сочиняли сатирические стишки, три года назад кто-то отчаянный воткнул булавки в стул, и дело дошло до отчисления.
- Что ты думаешь? - спросила подругу Муся.
- Мауэр - хорошая учительница, - сказала Серафима. - И еще не кричит, не обзывается. Тетя рассказывала, когда она была в институте, их вообще животными могли обругать.
- Я бы не вынесла, - помолчав, сказала Муся. - Вот на такое надо отвечать, и пусть отчисляют!
- Согласна. Пошли повторим твои прилагательные, я помогу.
Беда случилась на следующий день. Была Мусина очередь следить за порядком, но она вбежала в класс с опозданием. Фройляйн должна была появиться уже через пять минут. Муся проверила доску, мел, подскочила к учительскому столу и увидела, что там лежит какая-то бумага. “Неужели Вениамин Францевич оставил?” - подумала она и взяла их, чтобы сложить поаккуратнее. Но тут взгляд ее упал на сам листок.
- Ой, - сказала Муся и осталась стоять на месте. Мысли метались, как зайцы - во все стороны. Положить к себе в парту? В карман фартука? Показать Серафиме, она поймет, что делать!
Но тут прозвенел звонок, и в класс вошла фройляйн Мауэр.
-Guten Tag, Fräulein, - послышался хор седьмушек.
Фройляйн сухо кивнула и подошла к Мусе.
- Завадская, что вы там прячете?
Муся замотала головой, отводя руку с листками за спину.
- Немедленно покажите!
Нет, не было Мусе удачи, определенно не было.
Фройляйн поднесла листок поближе к близоруким глазам, но вдруг ахнула и уронила его. Глаза ее наполнились слезами и она обвела весь класс таким несчастным взглядом, что у Муси тоже защипало в носу.
- Es ist… schändlich, - проговорила она неожиданно тихо. - Очень стыдно, девочки.
И вышла из класса.
Поднялся шум, прибежала m-lle Иванцова, начали разбираться. На листке была нарисована фройляйн. Неизвестный художник талантливо, но зло изобразил ее черты. Удлинил и без того тонкий нос, придал ей злобную ухмылку. На голове изобразил завязанный узлом платок, а внизу подписал: “Баба Яга”.
M-lle Иванцова прочитала им целую речь о недостойном поведении. Едва не обвинили Мусю, и та бы даже не сказала ничего, так её поразило всё происходящее. Но, на ее счастье, она вошла в класс после Эмилии фон Розен, и та это запомнила и слышала удивлённый Мусин возглас, когда она обнаружила рисунок.
- Тем не менее, виновница - кто-то из вас, - заключила m-lle.
Классная дама обвела их холодным взглядом и брезгливо встряхнула зажатым в руке листком бумаги.
- Если до утра автор этих… сказочных карикатур не объявится, я буду вынуждена доложить о произошедшем директрисе и потребовать для всего класса наказания! Смею предположить, что на рождественские каникулы все останутся в институте.
Она вышла и в наступившей тишине послышались всхлипы несчастных седьмушек.
Муся наконец отмерла. Молча развернулась и пошла к двери.
- Ты куда? - окликнула её Серафима.
-К фройляйн. Она же плачет сейчас.
-Мы тоже, тоже! - зашумели остальные.
- Погодите, - остановила их фон Розен. - ведь та, кто это сделала, тоже пойдёт с нами, как ни в чем не бывало. Это бесчестно.
- Значит, надо сначала её найти, - задумчиво сказала Серафима.
Стали вспоминать, кто в каком порядке заходил в класс, получалось, что все были на виду.
- А может, кто-нибудь признается? - выскочила Маркова. - Например, Завадская. Пусть пойдёт, поплачет перед Иванцовой, та, конечно поругается, но Maman не расскажет. Завадская, а мы бы за это снова стали с тобой разговаривать.
- Я не буду признаваться в том, чего не делала, - угрюмо сказала Муся. - И можете со мной хоть до конца выпуска не разговаривать, если согласны на такую подлость.
- Почему мы согласны, это Инна Маркова предложила! - неожиданно вступила Казанцева. - Я против, и против бойкота тоже!
- Как ты осмелела!
- Да, Инночка! Завадская ведь вперед к привидению пошла, потому что я испугалась и за нее стала прятаться. Я сначала даже не поняла, а потом страшно было против всех идти. Завадская, прости меня! - в голосе Казанцевой послышались слезы.
Муся пожала протянутую ей руку и с мрачным вызовом посмотрела на остальных.
- Я не подумала, - Маркова покаянно опустила голову. - Муся, дусенька, не сердись!
- Значит, бойкот отменяется, и мы тоже торжественно просим у тебя, Завадская, прощения! - объявила фон Розен.
Несколько минут все снова всхлипывали и что-то лепетали, но практичная Серафима вернула всех на землю.
- Остается загадка с листком. Mesdames, а если это не наш класс? Мы всё время обсуждаем друг друга, а ведь кто-то посторонний тоже мог войти?
- Кто-то заходил, - подтвердила Нина Лишевская. - Но я не видела, кто, я в углу сидела и повторяла задание.
- Шестые! - страшным шепотом воскликнула Маркова. - Ей-Богу, это они!
- Не божись, неприлично, - одернули ее.
Всеми овладела жажда деятельности. Ненавистный шестой класс не только оскорбил фройляйн, но еще и трусливо прикрылся ими, седьмушками. Месть!
Сначала написали письмо от всех для фройляйн. Писала фон Розен, сразу начисто, о том, как им жаль, и как они обязательно найдут виновного. Обжора Панина так расчувствовалась, что предложила отдать из своих запасов шоколадных конфет, но ее предложение, подумав, отвергли: еще фройляйн решит, что они подлизываются. Панина предложила разделить конфеты между собой, но седьмушки сурово решили, что будут есть сладкое только когда доведут задуманное до конца.
- Нам нужно привидение, - сказала Серафима.
- Оно же пропало!
- Как тебе не страшно!
- Да его и не было, - легко сказала она. - Я потом пошла спрашивать, кто что знает, наша Дуня случайно сболтнула, что служанка из старшего отделения убегала ночью. Ну я еще послушала… всякое. Это Паша, которая у десятого класса. Ей надо было срочно домой сбегать, у нее мать болела, и младшие тоже, и чтобы не заругали, она решила привидение изобразить.
- Ты… расследовала, да? - с уважением спросила Муся. - Как твой Гольмс?
- Он - Холмс, Завадская, - поправила ее Серафима с теплотой в голосе.
- Так, а настоящее привидение?
- Его тоже нет, - Серафима спокойно посмотрела на них. - У всех свои способности, так? Я чувствую, есть какие-то эманации, или нет.
- Эмо - что?
- Ну, от призраков, когда они есть, как будто свет исходит, только его не все могут видеть.
- Это как Панина может угадать, что на кухне готовят, а мы даже запах не услышим?
- Вроде того.
За ужином седьмушки сидели совершенно спокойные. Остальные классы что-то слышали и с любопытством на них поглядывали, но седьмой класс невозмутимо встречал эти взгляды.
- Шестые все извертелись, - шептала Маркова, которой прекрасно был виден соседний стол. - Особенно Никитина со своей клевретой.
- Инночка, нет такого слова.
- Для таких, как они - есть!
На рекреации Муся поссорилась с Додо Казанцевой.
- Я ее видела! - громко утверждала она. - Вы же убежали.
- Ох, Завадская, не придумывай!
- Да стала бы я такое страшное придумывать! - Муся возмущенно затрясла головой и обратилась к уже окружившим их институткам. - Медамочки, это ведь ужас натуральный! Смарагдова, только в черном платье, и в руках у нее - черный шифр!
Все ахнули.
- Это не к добру, - серьезно сказала появившаяся Серафима. - Вы же все знаете?
Никто не знал, но очень хотел узнать.
- Если княгиня в черном, значит, она очень огорчена. И покинет Большой Зал, чтобы найти ту, кто ее огорчила. Прицепит ей на грудь шифр, и не видать больше счастья. Хорошо, если не исключат.
Вокруг закрестились.
Ночью в коридоре раздались шаги и шуршание, но были они настолько тихими, что дремлющая там служанка даже не приоткрыла глаз.
Утром весь институт обсуждал, что с Никитиной из шестого класса случилась истерика. “Черный шифр… в парте…” передавалось от одной девочки к другой, но подробностей никто не знал.
- Это ей за фройляйн, - сказала фон Розен и весь седьмой класс согласился. После этого они все поклялись самой страшной клятвой больше никогда это не обсуждать.
Серафима сходила к m-lle Иванцовой и убедила ту показать рисунок учителю рисования. По характерной манере виновницу - ту же Никитину, - вычислили. Дальше разговор происходил за закрытыми дверями.
- Думаешь, отчислят? - спросила Муся у Серафимы.
- Смотря, кто родители, - задумчиво ответила та. - У нас ведь не сказка, Завадская. Может, в другое отделение переведут. Или без фартука заставят ходить.
- Но мы всё равно победили!
- Да. А теперь пошли заниматься.