Запоздалая критика запоздалой патетики хорошего фильма
"Облачный атлас" безусловно хорош. Он решает главную задачу, стоящую перед любой трёхчасовой кинолентой: смотреть его увлекательно. Сюжетные, темпоральные кусочки мозаики подаются горячими и встают в общую картину именно с той скоростью, с какой нужно. С одной стороны, они не раскрывают сразу всех карт, постоянно возбуждая интригой зрительский интерес, с другой - никогда не впадают в бессилие "Лоста", когда от непродуманных тайн и невыстреливших ружей по стенам начинает сводить зубы. Нет-нет, ничего такого в "Атласе" нет, и на всём протяжении фильм не даёт заскучать, нить повествования не провисает, всё очень свежо и занимательно. Несвежим здесь представляется один аспект, про который я уже давно собирался написать, сразу после просмотра, но всё как-то забывал. Теперь же, в свете недавнего моего поста, вспомнил. Сразу оговорюсь, что фильм абсолютно захватывает и заслуживает свободного времени. Нижеизложенная критика лишь добродушно и беззлобно служит объективности, поскольку все виденные мною отзывы на творение Geschwister Вачовски - исключительно хвалебны.
Совершенно не имея ничего, чтобы придраться к фабуле, я слегка вздёргиваю бровь, когда начинаю думать о месседже, посылаемом Geschwister Вачовски нашему брату в их шедевре.
Если отключить на время просмотра аналитическую часть мозга и лишь скользить по волнам потрясающей фабулы себе в удовольствие - то фильм безупречен. Но стоит обратить внимание на идейный пафос, как сразу призрак оскомины принимается бродить во рту. Пронзительный вопль по угнетаемым африканцам в истории Адама Юинга сливается с не менее истошным криком по угнетаемым геям в истории Роберта Фробишера и с, вроде как призванным быть comic relief, но всё равно пронзительным, ором по угнетаемому старичку Кавендишу. Призрак оскомины материализуется не столько из-за самих поднимаемых вопросов, сколько из-за апломба, с которым авторы/герои произносят свои свободолюбивые реплики. Если бы проблемы свободы меньшинств (национальных, сексуальных, возрастных и т.д.) демонстрировались в своих исторических реальностях, не выходя из контекста новелл, всё было бы нормально. Но здесь звучит именно посыл, именно бунтарский крик, непокорство, направленное не внутрь событий, но на зрителя, на современный мир.
И вот тут становится как у Михал Михалыча: смешно, если бы не грустно. Ну честное слово, кричать о правах национальных и сексуальных меньшинств американцам во втором десятилетии XXI века - удивительно старомодное позёрство. Признаюсь, я не читал романа-оригинала, но ведь и тот написан англичанином в 2004 году! Откуда этот пафос 60-х?! Я с удовольствием и симпатией посочувствую негру-рабу в контексте 1849-го, но, чёрт возьми, мы знакомы с революцией мистера М. Л. Кинга и с мультиплатиновыми тиражами П. Дидди, кому я должен сочувствовать сейчас?
И этот пресловутый, шаблонный, неприкаянный композитор Фробишер. Друзья, ну откуда такая приверженность штампам? Почему, обязательно: если педераст - то трагик, если содомит - то непременно пьеро?! А?! Почему персонаж-гей обязательно должен быть несчастен? Непризнан? Неспокоен? Почему, в лучших традициях самого бездарного слэша, он должен в конце пустить себе пулю в лоб, прикурить от отравленной сигареты полового партнёра, лишиться руки, фалла, ноги и разбиться вдребезги при столкновении с этим холодным, жестоким, бессердечным миром? Сколько же можно! Почему нельзя по-нашему, по-стивенфраевски: гомосексуальный герой, обретя популярность и славу, встречает спокойную, уютную старость в загородном домике на берегу озера, с любимым человеком, набрякшим брюшком и обозначившейся лысиной. Вот это было бы свежо, актуально и - главное - правдоподобно! А так - какое-то Ай но Кусаби, честное слово!
Иногда кажется, что всё идеологическое послание фильма - это такая сублемация Ланы Вачовски, подсознательная попытка оправдаться за то, что она - Лана.
Но всё это ни коим образом не умаляет главного достоинства кино - его увлекательности. Всем этим пафосным мелочам запросто можно не придать значения и просто насладиться умно и красиво выстроенным действом. Чего вам (если вы ещё не) от души желаю!
Совершенно не имея ничего, чтобы придраться к фабуле, я слегка вздёргиваю бровь, когда начинаю думать о месседже, посылаемом Geschwister Вачовски нашему брату в их шедевре.
Если отключить на время просмотра аналитическую часть мозга и лишь скользить по волнам потрясающей фабулы себе в удовольствие - то фильм безупречен. Но стоит обратить внимание на идейный пафос, как сразу призрак оскомины принимается бродить во рту. Пронзительный вопль по угнетаемым африканцам в истории Адама Юинга сливается с не менее истошным криком по угнетаемым геям в истории Роберта Фробишера и с, вроде как призванным быть comic relief, но всё равно пронзительным, ором по угнетаемому старичку Кавендишу. Призрак оскомины материализуется не столько из-за самих поднимаемых вопросов, сколько из-за апломба, с которым авторы/герои произносят свои свободолюбивые реплики. Если бы проблемы свободы меньшинств (национальных, сексуальных, возрастных и т.д.) демонстрировались в своих исторических реальностях, не выходя из контекста новелл, всё было бы нормально. Но здесь звучит именно посыл, именно бунтарский крик, непокорство, направленное не внутрь событий, но на зрителя, на современный мир.
И вот тут становится как у Михал Михалыча: смешно, если бы не грустно. Ну честное слово, кричать о правах национальных и сексуальных меньшинств американцам во втором десятилетии XXI века - удивительно старомодное позёрство. Признаюсь, я не читал романа-оригинала, но ведь и тот написан англичанином в 2004 году! Откуда этот пафос 60-х?! Я с удовольствием и симпатией посочувствую негру-рабу в контексте 1849-го, но, чёрт возьми, мы знакомы с революцией мистера М. Л. Кинга и с мультиплатиновыми тиражами П. Дидди, кому я должен сочувствовать сейчас?
И этот пресловутый, шаблонный, неприкаянный композитор Фробишер. Друзья, ну откуда такая приверженность штампам? Почему, обязательно: если педераст - то трагик, если содомит - то непременно пьеро?! А?! Почему персонаж-гей обязательно должен быть несчастен? Непризнан? Неспокоен? Почему, в лучших традициях самого бездарного слэша, он должен в конце пустить себе пулю в лоб, прикурить от отравленной сигареты полового партнёра, лишиться руки, фалла, ноги и разбиться вдребезги при столкновении с этим холодным, жестоким, бессердечным миром? Сколько же можно! Почему нельзя по-нашему, по-стивенфраевски: гомосексуальный герой, обретя популярность и славу, встречает спокойную, уютную старость в загородном домике на берегу озера, с любимым человеком, набрякшим брюшком и обозначившейся лысиной. Вот это было бы свежо, актуально и - главное - правдоподобно! А так - какое-то Ай но Кусаби, честное слово!
Иногда кажется, что всё идеологическое послание фильма - это такая сублемация Ланы Вачовски, подсознательная попытка оправдаться за то, что она - Лана.
Но всё это ни коим образом не умаляет главного достоинства кино - его увлекательности. Всем этим пафосным мелочам запросто можно не придать значения и просто насладиться умно и красиво выстроенным действом. Чего вам (если вы ещё не) от души желаю!