У меня радость. В душе расцветают бугенвиллеи, магнолии и дикий гранат. Жена разбирала вершины шкафа и, как Моисей - скрижали, ниспослала оттуда изрядно помятую картонную коробочку, подписанную моею рукой в незапамятные времена: «Звери. 16 шт.»
Зверей привёз мне папа из Сингапура в 1985-м году. С ними я провёл множество бесконечных и бесценных мгновений, но уже долгие годы звери мнились утраченными, канувшими в бездну времён. И вот нашлись. Сердце в галоп.
Я буду звучать сейчас банально и приторно-сладко, но вы уж простите мне. Удивительно устроен человек и его память. Я, казалось, забыл об этих зверях, какие они, сколько их было, но вот ныряю рукой в коробочку, вылавливаю фигурку, следующую, ещё одну - и всё оживает в таких невероятных подробностях, словно я и не выпускал их никогда из пальцев.
Я беру кофейно-коричневого бегемотика, смотрю на него сверху, провожу по складкам шеи - и уже точно знаю, что брюшко у него белёсое. Переворачиваю - всё так.
Я дотрагиваюсь до пантеры, ещё даже не глядя, и понимаю, что под мышкой у неё пятнышко голубой краски, и что эта грациозная кошка самая неуклюжая из всех, потому что плохо балансирует на трёх лапах и всё время заваливается на бок.
Я хватаю маленькую мартышку с нитевидными ножками, и руки сами, как заколдованные, повторяют древние движения из детства: сажают на спину зебре, и обезьянка держится на полосатой спине как влитая.
Аллигатор самый большой и потёртый, его пасть широко распахнута, многие другие звери ложатся меж крокодильих челюстей идеально. Маленький я воспроизводил сцены из суровой саванны упоённо и самозабвенно - и вот сейчас руки мои, руки бородатого, съедаемого сантиментами дядьки всё делают снова, безошибочно, точно руки пианиста или шамана. Я чувствую себя Уошем из «Светлячка».
Африканский козёл похож на жука усача, он чёрен и рога его гибки и сегментированы. Тереблю их бережно - и глаза щиплет. Страус - единственный среди прочих животных стоит на подставке. Остальные справляются и без, только пантере бы не помешала.
Мой самый любимый в команде всегда был бизон. У него обломаны передние ноги - и так было, сколько я его помнил. Немудрено - когда мы познакомились, мне не было и четырёх. Бизон - мрачный крепыш, я обожаю его. Лицом он поразительно схож с выдающимся советским лингвистом
С. И. Ожеговым. Из звериных схваток он чаще всех выходил победителем, как и положено интеллигенту.
Глаза многих животных отчего-то выкрашены красной краской, невпопад, где-то выше анатомического стандарта, где-то ниже - и это так трогательно, что я уже не сдерживаюсь. Мальчишечьи слёзы - драгоценный ресурс, щедро сорить им - особое удовольствие.
Тигр и львица намного меньше в масштабе, чем стоило бы быть, но как же я люблю их, как же тепло от них на ладони.
Когда папа возвращался из командировки - в этом всегда было невероятное волшебство. Нет, не только из-за подарков. Само таинство возвращения домой, описанное Гомером, было в этом. Папа был Одиссеем, он был Эбису, приплывшим из-за моря, принесшим мне трансцендентное и недосягаемое. И шестнадцать сказочных африканских зверей - как и тогда, вместе с папой из Сингапура - сейчас вернулись домой, из глубин забытой истории.
И неважно, что происходит вокруг и будет происходить завтра. Сегодня это - настоящее, чистое счастье.