Рассказик
Уже давно собирался с силами набросать серию автобиографических рассказиков на тему турмы и её обитателей. Не для живописания изуверств кровавого режыма, нет, страдания чотких пасанов в далеких заснеженных лагерях, несомненно, потеряютсо на фоне перипетий маськовского политического борцунства. Просто чтобы было. Учитывая общий недостаток времени, вряд ли получился много и сразу, но всё равно. А то ходят по народу восточные дикости типа историй про то, что “зэки между собой общаются перестукиваясь через стены”.
Всё руки не доходили, только что коротенький “Стерео” выложил и про музыку вообще. Еще в эту же категорию более-менее попадает “Адаптация”. И достаточно сильно касается темы текст про милицию, суды и туды.
Ну и да, были рассказеги про тюремные технологии - коней, заточки из сигаретных фильтров, электроплитку.
Что ещё народицо по ходу дела - буду выкладывать. Пока что задуманный и частично записанный ещё в декабре 2007-го
День рождения.
Их было три тысячи пятьсот человек. Они растянулись по фронту на четверть мили. Это были люди-гиганты на конях-исполинах. Их было двадцать шесть эскадронов, а в тылу за ними, как подкрепление, стояли: дивизия Лефевра - Денуэта, сто шесть отборных кавалеристов, гвардейские егеря - тысяча сто девяносто семь человек и гвардейские уланы - восемьсот восемьдесят пик. У них были каски без султанов и кованые кирасы, седельные пистолеты в кобурах и кавалерийские сабли. Утром вся армия любовалась ими, когда они в девять часов, под звуки рожков и гром оркестров, игравших "Будем на страже", появились сомкнутой колонной, с одной батареей во фланге, с другой в центре и, развернувшись в две шеренги между женапским шоссе и Фришмоном, заняли свое боевое место в той могучей, столь искусно задуманной Наполеоном второй линии, которая, сосредоточив на левом своем конце кирасир Келлермана, а на правом - кирасир Мило, обладала, так сказать, двумя
железными крылами.
Адъютант Бернар передал им приказ императора. Ней обнажил шпагу и стал во главе их. Громадные эскадроны тронулись.
И тут глазам представилось грозное зрелище.
Вся эта кавалерия, как один человек, с саблями наголо, с развевающимися на ветру штандартами, с поднятыми трубами, подобная бронзовому тарану, пробивающему брешь, спустилась по холму Бель-Альянс, ринулась в роковую глубь, поглотившую уже стольких людей, скрылась в дыму, потом, вырвавшись из мрака, появилась на противоположной стороне долины, такая же сомкнутая и плотная, и стала подниматься крупной рысью, сквозь облако сыпавшейся на нее картечи, по страшному, покрытому грязью склону плато Мон - Сен - Жан.
Кавалеристы поднимались, сосредоточенные, грозные, непоколебимые; в промежутках между ружейными залпами и артиллерийским обстрелом слышался тяжкий топот. Две дивизии двигались двумя колоннами: дивизия Ватье - справа, дивизия Делора - слева. Издали казалось, будто на гребень плато вползают два громадных стальных ужа. Они возникли в битве словно некое чудо.
(c) В.Гюго, “Отверженные”
Был понедельник 17 декабря 2007 года, около четырех часов дня. Формальности, связанные с изменением меры пресечения, были практически завершены. Оставалась самая формальная формальность - суд, которому предстояло изменить меру пресечения с подписки о не выезде на арест. Помимо меня в коридоре суда завершения этого фарса ожидали четыре человека. Майор Подоляка, два подчиненных ему молодых опера и дежурная госадвокатесса. Участие оной адвокатессы в юридическом процессе пока что ограничивалось только сетованиями на то, какая, мол, жалось, что такой симпатичный молодой человек с московской пропиской рушит себе жизнь судимостью.
Опера увлеченно рассматривали на экране смартфона бюст некоей гражданки Семенович. Майор то ли троллил, то ли клеил адвокатессу, делясь с ней своими представлениями об отношениях мужчин и женщин. Адвокатесса всем своим видом демонстрировала, что ей ужасно хочется спать и только глубокое уважение к судебным органам мешает свернуться калачиком прямо на скамейке.
Я не спал всю предыдущую ночь и выходные, однако чувствовал себя относительно бодро. Возможно, все еще сказывалась лошадиная доза энергетиков, литра полтора за два дня, включая последнюю банку в 5-30 утра. Если живешь двойной, а то и тройной жизнью, времени на сон остается очень мало. Каким-то непонятным образом в сутки укладываются 8 часов рабочего дня, неизбежные сцены обывательского быта, общение с друзьями, предельно законспирированная личная жизнь и, наконец, кое-какие “противоправные действия”, попадающие под различные статьи уголовного кодекса. Сон… Какой сон? Ситуация типа “всю ночь чинил пистолет, а утром надо на работу” - это нормально. Ситуация “Милиция три дня стоит под дверями с ордером на обыск, а пациент то на работе, то у барышни” - тоже.
В голове аккуратно подводились промежуточные итоги всех параллельных жизней, которые через несколько минут должны были на некоторое время свестись в одну серую вереницу тюремных будней.
Движуха. “Железного” палева на квартире нет еще с октября. Для бумажек и флэшек тайники надёжные - повторный обыск, если будет, ничего не даст. Народ в курсе того, что я сегодня иду на допрос.
Работа. Начальство в курсе, что я утром пошёл на допрос к следователю. Паники не будет. Не вернулся - знают, где искать.
Мирная жизнь. Мать оповестят раньше, чем она меня хватится и запаникует, а там посмотрим. Барышне такой вариант развития событий ещё когда описывался, лишние движения исключены полностью - там мозг есть и им активно пользуются. Встреч у меня ни с кем из друзей не намечено, значит, остальной народ узнает все из интернета опять же раньше, чем забеспокоится.
Жизнь цифровая. Свежий бэкап электронной библиотечки на харде остался в офисе, в моем хламе. Вот это может пропинаться. Потом надо будет напомнить, чтобы не. Харды с прошлого обыска так и остались у следака на Речном. Тоже надо будет попробовать выручить. Бэкапы всего остального надёжно укрыты от житейских бурь, поручения на случай экстренных ситуаций выданы, тут проблем не будет.
Похоже, остается только день рождения. Первый подарок уже практически сделан, наступает моя очередь. Я достал мобильник и набрал офис.
- Привет. Как у вас?
- Как обычно, - тяжко вздохнули на той стороне.
- Ну тогда чего… Бутылка “брюта” за монитором на тестовом столе. Подарок на второй полке, в белой коробке. С Днем Рождения!
Ответа я не услышал - пошли гудки. Похоже, деньги закончились. Да, так точно. Пополнить утром пропинал. Но вроде бы всё успел. Можно расслабиться.
Расслабиться не получилось. В конце коридорчика, упиравшегося в зал заседаний, появился на удивление бодрый энергичный следователь с бумагами и кивнул на дверь.
- Пошли!
Всё. В ИВСе отосплюсь.
Вдруг произошло нечто трагическое: налево от англичан, направо от нас раздался страшный вопль, кони кирасир, мчавшиеся во главе колонны, встали на дыбы. Очутившись на самом гребне плато, кирасиры, отдавшиеся во власть необузданной ярости, готовые к смертоносной атаке на неприятельские каре и батареи, внезапно увидели между собой и англичанами провал, пропасть. То была пролегавшая в ложбине дорога на Оэн.
Мгновение это было ужасно. Перед ними, непредвиденный, круто обрывавшийся под копытами коней меж двух своих откосов зиял овраг глубиной в две туазы. Второй ряд конницы столкнул туда передний, третий столкнул туда второй; кони взвивались на дыбы, откидывались, падали на круп, скользили по откосу вверх ногами, сбрасывали и подминали под себя всадников. Отступить не было никакой возможности, вся колонна словно превратилась в метательный снаряд; сила, собранная для того, чтобы раздавить англичан, раздавила самих французов. Преодолеть неумолимый овраг можно было, лишь набив его доверху; всадники и кони, смешавшись, скатывались вниз, давя друг друга, образуя в этой пропасти сплошное месиво тел, и только когда овраг наполнился живыми людьми, то, ступая по ним, перешли уцелевшие. Почти треть бригады Дюбуа погибла в этой пропасти. Это было началом проигрыша сражения.
Местное предание, которое, вероятно, преувеличивает потери, гласит, что на оэнской дороге нашли себе могилу две тысячи коней и полторы тысячи всадников. Цифры эти включают, по-видимому, и все прочие трупы, сброшенные в овраг на следующий день.
(c) там же
Всё руки не доходили, только что коротенький “Стерео” выложил и про музыку вообще. Еще в эту же категорию более-менее попадает “Адаптация”. И достаточно сильно касается темы текст про милицию, суды и туды.
Ну и да, были рассказеги про тюремные технологии - коней, заточки из сигаретных фильтров, электроплитку.
Что ещё народицо по ходу дела - буду выкладывать. Пока что задуманный и частично записанный ещё в декабре 2007-го
День рождения.
Их было три тысячи пятьсот человек. Они растянулись по фронту на четверть мили. Это были люди-гиганты на конях-исполинах. Их было двадцать шесть эскадронов, а в тылу за ними, как подкрепление, стояли: дивизия Лефевра - Денуэта, сто шесть отборных кавалеристов, гвардейские егеря - тысяча сто девяносто семь человек и гвардейские уланы - восемьсот восемьдесят пик. У них были каски без султанов и кованые кирасы, седельные пистолеты в кобурах и кавалерийские сабли. Утром вся армия любовалась ими, когда они в девять часов, под звуки рожков и гром оркестров, игравших "Будем на страже", появились сомкнутой колонной, с одной батареей во фланге, с другой в центре и, развернувшись в две шеренги между женапским шоссе и Фришмоном, заняли свое боевое место в той могучей, столь искусно задуманной Наполеоном второй линии, которая, сосредоточив на левом своем конце кирасир Келлермана, а на правом - кирасир Мило, обладала, так сказать, двумя
железными крылами.
Адъютант Бернар передал им приказ императора. Ней обнажил шпагу и стал во главе их. Громадные эскадроны тронулись.
И тут глазам представилось грозное зрелище.
Вся эта кавалерия, как один человек, с саблями наголо, с развевающимися на ветру штандартами, с поднятыми трубами, подобная бронзовому тарану, пробивающему брешь, спустилась по холму Бель-Альянс, ринулась в роковую глубь, поглотившую уже стольких людей, скрылась в дыму, потом, вырвавшись из мрака, появилась на противоположной стороне долины, такая же сомкнутая и плотная, и стала подниматься крупной рысью, сквозь облако сыпавшейся на нее картечи, по страшному, покрытому грязью склону плато Мон - Сен - Жан.
Кавалеристы поднимались, сосредоточенные, грозные, непоколебимые; в промежутках между ружейными залпами и артиллерийским обстрелом слышался тяжкий топот. Две дивизии двигались двумя колоннами: дивизия Ватье - справа, дивизия Делора - слева. Издали казалось, будто на гребень плато вползают два громадных стальных ужа. Они возникли в битве словно некое чудо.
(c) В.Гюго, “Отверженные”
Был понедельник 17 декабря 2007 года, около четырех часов дня. Формальности, связанные с изменением меры пресечения, были практически завершены. Оставалась самая формальная формальность - суд, которому предстояло изменить меру пресечения с подписки о не выезде на арест. Помимо меня в коридоре суда завершения этого фарса ожидали четыре человека. Майор Подоляка, два подчиненных ему молодых опера и дежурная госадвокатесса. Участие оной адвокатессы в юридическом процессе пока что ограничивалось только сетованиями на то, какая, мол, жалось, что такой симпатичный молодой человек с московской пропиской рушит себе жизнь судимостью.
Опера увлеченно рассматривали на экране смартфона бюст некоей гражданки Семенович. Майор то ли троллил, то ли клеил адвокатессу, делясь с ней своими представлениями об отношениях мужчин и женщин. Адвокатесса всем своим видом демонстрировала, что ей ужасно хочется спать и только глубокое уважение к судебным органам мешает свернуться калачиком прямо на скамейке.
Я не спал всю предыдущую ночь и выходные, однако чувствовал себя относительно бодро. Возможно, все еще сказывалась лошадиная доза энергетиков, литра полтора за два дня, включая последнюю банку в 5-30 утра. Если живешь двойной, а то и тройной жизнью, времени на сон остается очень мало. Каким-то непонятным образом в сутки укладываются 8 часов рабочего дня, неизбежные сцены обывательского быта, общение с друзьями, предельно законспирированная личная жизнь и, наконец, кое-какие “противоправные действия”, попадающие под различные статьи уголовного кодекса. Сон… Какой сон? Ситуация типа “всю ночь чинил пистолет, а утром надо на работу” - это нормально. Ситуация “Милиция три дня стоит под дверями с ордером на обыск, а пациент то на работе, то у барышни” - тоже.
В голове аккуратно подводились промежуточные итоги всех параллельных жизней, которые через несколько минут должны были на некоторое время свестись в одну серую вереницу тюремных будней.
Движуха. “Железного” палева на квартире нет еще с октября. Для бумажек и флэшек тайники надёжные - повторный обыск, если будет, ничего не даст. Народ в курсе того, что я сегодня иду на допрос.
Работа. Начальство в курсе, что я утром пошёл на допрос к следователю. Паники не будет. Не вернулся - знают, где искать.
Мирная жизнь. Мать оповестят раньше, чем она меня хватится и запаникует, а там посмотрим. Барышне такой вариант развития событий ещё когда описывался, лишние движения исключены полностью - там мозг есть и им активно пользуются. Встреч у меня ни с кем из друзей не намечено, значит, остальной народ узнает все из интернета опять же раньше, чем забеспокоится.
Жизнь цифровая. Свежий бэкап электронной библиотечки на харде остался в офисе, в моем хламе. Вот это может пропинаться. Потом надо будет напомнить, чтобы не. Харды с прошлого обыска так и остались у следака на Речном. Тоже надо будет попробовать выручить. Бэкапы всего остального надёжно укрыты от житейских бурь, поручения на случай экстренных ситуаций выданы, тут проблем не будет.
Похоже, остается только день рождения. Первый подарок уже практически сделан, наступает моя очередь. Я достал мобильник и набрал офис.
- Привет. Как у вас?
- Как обычно, - тяжко вздохнули на той стороне.
- Ну тогда чего… Бутылка “брюта” за монитором на тестовом столе. Подарок на второй полке, в белой коробке. С Днем Рождения!
Ответа я не услышал - пошли гудки. Похоже, деньги закончились. Да, так точно. Пополнить утром пропинал. Но вроде бы всё успел. Можно расслабиться.
Расслабиться не получилось. В конце коридорчика, упиравшегося в зал заседаний, появился на удивление бодрый энергичный следователь с бумагами и кивнул на дверь.
- Пошли!
Всё. В ИВСе отосплюсь.
Вдруг произошло нечто трагическое: налево от англичан, направо от нас раздался страшный вопль, кони кирасир, мчавшиеся во главе колонны, встали на дыбы. Очутившись на самом гребне плато, кирасиры, отдавшиеся во власть необузданной ярости, готовые к смертоносной атаке на неприятельские каре и батареи, внезапно увидели между собой и англичанами провал, пропасть. То была пролегавшая в ложбине дорога на Оэн.
Мгновение это было ужасно. Перед ними, непредвиденный, круто обрывавшийся под копытами коней меж двух своих откосов зиял овраг глубиной в две туазы. Второй ряд конницы столкнул туда передний, третий столкнул туда второй; кони взвивались на дыбы, откидывались, падали на круп, скользили по откосу вверх ногами, сбрасывали и подминали под себя всадников. Отступить не было никакой возможности, вся колонна словно превратилась в метательный снаряд; сила, собранная для того, чтобы раздавить англичан, раздавила самих французов. Преодолеть неумолимый овраг можно было, лишь набив его доверху; всадники и кони, смешавшись, скатывались вниз, давя друг друга, образуя в этой пропасти сплошное месиво тел, и только когда овраг наполнился живыми людьми, то, ступая по ним, перешли уцелевшие. Почти треть бригады Дюбуа погибла в этой пропасти. Это было началом проигрыша сражения.
Местное предание, которое, вероятно, преувеличивает потери, гласит, что на оэнской дороге нашли себе могилу две тысячи коней и полторы тысячи всадников. Цифры эти включают, по-видимому, и все прочие трупы, сброшенные в овраг на следующий день.
(c) там же