Где-то под кожей современного искусства - Часть 2 (Поэт и чернь)
То, что зовётся неосмотрительно «современным искусством», представляет собой и угрозу, и трату времени. Я уже написал об одном внутреннем противоречии, которое, как мне показалось, в значительной степени описывает это, скажем так, явление общественной нашей жизни.
Внутреннее противоречие (или конфликт) «современного искусства», если мы только говорим о нём, как искусстве, это спор между поэтом и публикой, спор старый, но по-прежнему не законченный. И сразу же напрашивается вывод - этот спор игнорируется акционистами, инсталяционистами и прочими.
Акционист, конечно, может (и в каком-то смысле должен) презирать окружающих - это вполне согласуется с политической позицией, которой они придерживаются. Но презирать людей - вряд ли достаточно, чтобы объявить себя поэтом.
Поэт и чернь.
«Мы рождены для вдохновенья» - это Пушкинский поэт отвечает досаждающей толпе, который признаёт за собой всевозможную низость: «Мы малодушны, мы коварны, бесстыдны, злы, неблагодарны; мы сердцем хладные скопцы, клеветники, рабы, глупцы; гнездятся клубом в нас пороки».
Чернь Пушкина - это и есть публика, которая хочет проповеди, требует её даже, требует этой забавы. Но в том-то и дело, что проповедь забавой не будет, и поэт отказывает, когда говорит своё:
Не для житейского волненья,
Не для корысти, не для битв,
Мы рождены для вдохновенья,
Для звуков сладких и молитв.
И понятно, почему. Потому что поэзия в смысле высоком - это не уборка мусора (буквально об этом пишется у Пушкина), и она не «учит» - в этом самом смысле слова «учить». С другой стороны, тема отношений поэта и государства существует давно и не сводится только лишь к тому, что поэт угнетён государственным произволом. Иначе не было бы «отношений», не так ли? А если есть отношения, значит, есть и двойственность положения художника. И в том, что касается Пушкина, стоит сказать, что в «Борисе Годунове», например, народ рисуется и комично, и зло - вполне в духе «народной смеховой культуры», однако же, тот самый народ достаточно мудр (да-да, именно мудр!), чтобы «безмолвствовать», когда приходит время для этого.
Почему же всё время нужно все акции, простите, сводить к прощаниям с «немытой Россией»? Поздоровались бы сперва по-человечески хоть раз.
Да, есть страшный в этом отношении Ницше, который снова «всем пригодился», как писал о философах своего времени Бердяев (имею ввиду его статью в Вехах). Он иронизировал над современниками, которые вне связей со своими философскими школами (с иронией говорю о «школах») - все цитируют и обсуждают Ницше. Ницше пригодился, конечно, и в вопросе отношений с чернью: «я учу вас о сверхчеловеке, что вы сделали, чтобы превзойти его?»
Но именно «превзойти», понимаете? Ницше всё-таки сложен, и, возможно за это его проклинают непониманием. Если вы учите сброд (быдло, да?) о свободе или о демократии, то почему не спросить, что сделано, чтобы превзойти свободу, превзойти демократию? Ведь тут сразу появляется глубина со всей возможной неоднозначностью.
Но акционизм - так далёк от всякой глубины, насколько это вообще возможно, увы. Он плевать хотел на неоднозначность, всё просто и прямолинейно, как в азбуке. А - это арбуз, и всё. Говорю это, притом, что азбука, по крайней мере, нужна для обучения, у неё есть конкретные цели, практические по сути. А есть ли такие цели у… нетрадиционного искусства?
О да, конечно же они есть.
Я говорил уже в предыдущей заметке, что оно до боли рационально, что процесс создания произведений здесь механизирован, взят сам по себе и явлен в отрыве от всяких иных возможных наполнений, то есть от глубины содержания и смысла. Я говорил, что имеет место своего рода конвейер, когда произведения «современного искусства» могут реально ставиться на поток и штамповаться пачками. Тот факт, что этого не происходит, говорит, на мой взгляд, о чудовищной бездарности наших акционистов даже в таком элементарном деле, как штамповка.
Энди Уорхол употреблял гамбургер на видеокамеру. Кто-то из самарцев мочился на себя прилюдно. Это же не сложно. Трудность состоит только в том, пожалуй, чтобы придумать замысловатый текст, как бы объясняющий особый смысл происходящего. Но - подскажу! - наверняка во всём этом виноват Путин, ведь именно из-за него, из-за ужаса его режима люди выходят на улицу, чтобы бояться самым конкретным способом. Вариант беспроигрышный, согласитесь.
Не говори мне о толпе безумной -
Она иной раз вдохновение спугнёт;
Избавь меня от этой давки шумной,
Влекущей мощно в свой водоворот;
Нет, тишины ищу я, многодумный, -
Лишь там поэту радость расцветёт;
Там, только там божественною властью
Любовь и дружба нас приводит к счастью.
Что в глубине сердечной грудь лелеет,
Что просится на робкие уста -
Удачно ль, нет ли, - выйти чуть посмеет
На свет - его погубит суета!
Нет, лучше пусть годами дума зреет,
Чтоб совершенной стала красота!
Мишурный блеск - созданье вероломства,
Прекрасное родится для потомства!
Это произносит Поэт в «Прологе в театре» у Гёте. А после этого возникает своего рода компромисс между заказом на некоторое произведение, художественными приёмами, привлекающими зрителя, и реальной глубиной содержания, которая находит себе выход и в первом, и во втором, а не теряется, не гибнет, как это могло бы случиться. Но Гёте - художник. В этом смысле традиционный, если позволите.
Павленский же, поджигая двери или прибивая себя к полу, создаёт эффект в новостях, но после-то что? Да, он говорит про какую-то глубину… «логика вашей системы», говорит он, «терроризм»… Но это болтовня. Или кто-то реально подумал о терроризме, видя горящую дверь? Кто-то подумал про апатию, глядя на голого мужчину, сидящего на полу? Впрочем, если кто-то подумал об этом без всяких пояснений, то опять же нужно признать, что пояснения были излишни.
Никакой драмы художника, идущего на компромисс между смыслом, техникой и необходимостью выполнять требования мира, в том числе и мира государства, нет вообще. Есть только проклятия в адрес несуществующего в действительности мира.
И порой хочется сказать совершенночестно - комиксы плохо описывают реальность. Какие-нибудь «Мстители» - это не документальные материалы.
Боюсь, правда, что это может оказаться слишком сложным утверждением.
Внутреннее противоречие (или конфликт) «современного искусства», если мы только говорим о нём, как искусстве, это спор между поэтом и публикой, спор старый, но по-прежнему не законченный. И сразу же напрашивается вывод - этот спор игнорируется акционистами, инсталяционистами и прочими.
Акционист, конечно, может (и в каком-то смысле должен) презирать окружающих - это вполне согласуется с политической позицией, которой они придерживаются. Но презирать людей - вряд ли достаточно, чтобы объявить себя поэтом.
Поэт и чернь.
«Мы рождены для вдохновенья» - это Пушкинский поэт отвечает досаждающей толпе, который признаёт за собой всевозможную низость: «Мы малодушны, мы коварны, бесстыдны, злы, неблагодарны; мы сердцем хладные скопцы, клеветники, рабы, глупцы; гнездятся клубом в нас пороки».
Чернь Пушкина - это и есть публика, которая хочет проповеди, требует её даже, требует этой забавы. Но в том-то и дело, что проповедь забавой не будет, и поэт отказывает, когда говорит своё:
Не для житейского волненья,
Не для корысти, не для битв,
Мы рождены для вдохновенья,
Для звуков сладких и молитв.
И понятно, почему. Потому что поэзия в смысле высоком - это не уборка мусора (буквально об этом пишется у Пушкина), и она не «учит» - в этом самом смысле слова «учить». С другой стороны, тема отношений поэта и государства существует давно и не сводится только лишь к тому, что поэт угнетён государственным произволом. Иначе не было бы «отношений», не так ли? А если есть отношения, значит, есть и двойственность положения художника. И в том, что касается Пушкина, стоит сказать, что в «Борисе Годунове», например, народ рисуется и комично, и зло - вполне в духе «народной смеховой культуры», однако же, тот самый народ достаточно мудр (да-да, именно мудр!), чтобы «безмолвствовать», когда приходит время для этого.
Почему же всё время нужно все акции, простите, сводить к прощаниям с «немытой Россией»? Поздоровались бы сперва по-человечески хоть раз.
Да, есть страшный в этом отношении Ницше, который снова «всем пригодился», как писал о философах своего времени Бердяев (имею ввиду его статью в Вехах). Он иронизировал над современниками, которые вне связей со своими философскими школами (с иронией говорю о «школах») - все цитируют и обсуждают Ницше. Ницше пригодился, конечно, и в вопросе отношений с чернью: «я учу вас о сверхчеловеке, что вы сделали, чтобы превзойти его?»
Но именно «превзойти», понимаете? Ницше всё-таки сложен, и, возможно за это его проклинают непониманием. Если вы учите сброд (быдло, да?) о свободе или о демократии, то почему не спросить, что сделано, чтобы превзойти свободу, превзойти демократию? Ведь тут сразу появляется глубина со всей возможной неоднозначностью.
Но акционизм - так далёк от всякой глубины, насколько это вообще возможно, увы. Он плевать хотел на неоднозначность, всё просто и прямолинейно, как в азбуке. А - это арбуз, и всё. Говорю это, притом, что азбука, по крайней мере, нужна для обучения, у неё есть конкретные цели, практические по сути. А есть ли такие цели у… нетрадиционного искусства?
О да, конечно же они есть.
Я говорил уже в предыдущей заметке, что оно до боли рационально, что процесс создания произведений здесь механизирован, взят сам по себе и явлен в отрыве от всяких иных возможных наполнений, то есть от глубины содержания и смысла. Я говорил, что имеет место своего рода конвейер, когда произведения «современного искусства» могут реально ставиться на поток и штамповаться пачками. Тот факт, что этого не происходит, говорит, на мой взгляд, о чудовищной бездарности наших акционистов даже в таком элементарном деле, как штамповка.
Энди Уорхол употреблял гамбургер на видеокамеру. Кто-то из самарцев мочился на себя прилюдно. Это же не сложно. Трудность состоит только в том, пожалуй, чтобы придумать замысловатый текст, как бы объясняющий особый смысл происходящего. Но - подскажу! - наверняка во всём этом виноват Путин, ведь именно из-за него, из-за ужаса его режима люди выходят на улицу, чтобы бояться самым конкретным способом. Вариант беспроигрышный, согласитесь.
Не говори мне о толпе безумной -
Она иной раз вдохновение спугнёт;
Избавь меня от этой давки шумной,
Влекущей мощно в свой водоворот;
Нет, тишины ищу я, многодумный, -
Лишь там поэту радость расцветёт;
Там, только там божественною властью
Любовь и дружба нас приводит к счастью.
Что в глубине сердечной грудь лелеет,
Что просится на робкие уста -
Удачно ль, нет ли, - выйти чуть посмеет
На свет - его погубит суета!
Нет, лучше пусть годами дума зреет,
Чтоб совершенной стала красота!
Мишурный блеск - созданье вероломства,
Прекрасное родится для потомства!
Это произносит Поэт в «Прологе в театре» у Гёте. А после этого возникает своего рода компромисс между заказом на некоторое произведение, художественными приёмами, привлекающими зрителя, и реальной глубиной содержания, которая находит себе выход и в первом, и во втором, а не теряется, не гибнет, как это могло бы случиться. Но Гёте - художник. В этом смысле традиционный, если позволите.
Павленский же, поджигая двери или прибивая себя к полу, создаёт эффект в новостях, но после-то что? Да, он говорит про какую-то глубину… «логика вашей системы», говорит он, «терроризм»… Но это болтовня. Или кто-то реально подумал о терроризме, видя горящую дверь? Кто-то подумал про апатию, глядя на голого мужчину, сидящего на полу? Впрочем, если кто-то подумал об этом без всяких пояснений, то опять же нужно признать, что пояснения были излишни.
Никакой драмы художника, идущего на компромисс между смыслом, техникой и необходимостью выполнять требования мира, в том числе и мира государства, нет вообще. Есть только проклятия в адрес несуществующего в действительности мира.
И порой хочется сказать совершенночестно - комиксы плохо описывают реальность. Какие-нибудь «Мстители» - это не документальные материалы.
Боюсь, правда, что это может оказаться слишком сложным утверждением.