В конце апреля меня пригласили в качестве члена жюри международного конкурса на III Минский открытый студенческий фестиваль кино и видео «Киногрань». Короткометражные работы начинающих профессионалов из разных стран мира раньше тоже принимали участие в этом смотре в Беларуси, но на сей раз впервые соревновались между собой за награды в номинациях «лучший игровой фильм», «лучшая анимационная лента», «лучшая документальная картина», «лучший экспериментальный фильм», «лучшее музыкальное видео», а также боролись за Гран-при фестиваля.
В течение трёх напряжённых дней с полудня до полуночи довелось посмотреть 90 короткометражек молодых авторов, представлявших более тридцати стран. По художественному уровню всё-таки выделялись на общем фоне анимационные ленты. Кстати, первенствовала в этой категории «Другая» Анны Шепиловой из России, стильная по технике исполнения и мудрая по мысли притча о том, кто может быть музой для человека творящего, в данном случае - музыканта. Иная блистательная картина «Три ангела» Юлии Рудицкой из Беларуси удостоилась приза по разряду музыкального видео, хотя у неё практически не было никакой конкуренции по той причине, что ряд видеоклипов показывался только в национальной программе.
Среди документальных картин решили отметить почти бессловесную польскую короткометражку «Куда не торопится солнце» Матея Бобрика, рассказавшую не без печали и сожаления, как клонится к закату жизнь в одном из чешских сёл, которое, по всей видимости, прежде входило в австро-венгерскую империю. Хотя меня заинтересовал почти схожий подход к элегическому изображению угасающего деревенского уклада в фильме «Померанье» россиянки Марии Мурашовой.
А вот с экспериментальными работами, как и с музыкальными, вышло одно расстройство. Пожалуй, лишь «Орёл» (причём «орёл» в том смысле, что не «решка») Мартина Еле из Германии заслужил внимание жюри и зрителей, пусть и использовал уже знакомый приём обратного хода действия, опробованный в некоторых зарубежных лентах из «большого кинематографа».
Между прочим, с новаторством или хотя бы с необычным использованием выразительных средств кино в произведениях начинающих творцов дело обстоит довольно уныло. Может сложиться такое впечатление, что молодые, несмотря на свой возраст, особо не рвутся удивлять и поражать чем-то новым и неожиданным даже в обращении к давно известному, а тем более - совершать какие-то открытия и прорывы. Но иначе не будет никакого прогресса и развития в искусстве - лишь топтание на месте. Однако редки и вообще исключительны те случаи, когда о каком-то фильме хотелось бы сразу и без всяких сомнений сказать: «Это кино!».
Мне показалось, в отличие от коллег по жюри - режиссёров Михаила Ждановского, Галины Адамович и Ирины Кодюковой, киноведа Игоря Сукманова (все они из Беларуси), что задатки истинно кинематографического мышления были продемонстрированы в сербской игровой короткометражке «Колыбельная для мальчика» Милоша Пушича. Её легко принять за типичную антитоталитарную притчу, в которой неведомо когда (да и значения это не имеет!) один из представителей охранных структур должен выбить любым способом некое признание у схваченного властями студента-бунтаря, а в то же самое время малолетний сын страдает от приступа какой-то болезни, словно это послано в ответ на вынужденные злодеяния отца. И ещё присутствуют богоборческие мотивы, поскольку тот, кто поставлен государством быть палачом, поневоле начинает присваивать себе демиурговы функции, даже если сам выглядит жалко и растерянно, когда не может ничего сделать, чтобы помочь сыну. Но по-настоящему впечатляюще применён режиссёром и оператором длинный план своеобразного схождения в ад, когда главный герой спускается из своей квартиры, где происходит борьба за жизнь его сына, по лестничным пролётам глубоко вниз, в подвал, где тут же, буквально с ходу, вновь начинает избивать арестованного студента.
Особо знаменательно, что в половине представленных в международном конкурсе игровых лент самых разных стран - от Сингапура до Израиля (кстати, лучшей была названа тонкая и деликатная «Тишина» израильской постановщицы Хадар Мораг о 12-летней девчонке, которая открывает для себя мир взрослых) - шла речь именно о том, как наш реальный мир, подчас жестокий и беспощадный, отражается на юных душах. Начинающие авторы не отводят свою камеру прочь от болезненных и мучительных проблем отдельных семей или общества в целом, куда только вступают неопытные в жизни подростки, юноши и девушки - но в этом вовсе нет «чернухи», откровенной вульгарности и беспросветности. Напротив, ощущается сочувствие к героям и даже возникает трогательная поэтичность в том, как юные на экране стремятся поскорее и сполна познать тайны пока что неведомой действительности. В какой-то степени и героиня из словенской картины «Агапе» Слободана Максимовича (Гран-при фестиваля), собиравшаяся постричься в монахини, является сущим ребёнком, ещё не изведав всех радостей человеческого бытия, и потому она с лёгкостью соглашается на выпавший шанс круто изменить судьбу.
Оказывается, зарубежных молодых режиссёров по-настоящему волнуют темы современной реальности именно в человеческом преломлении, их интересуют в кино как раз ровесники (и те, кто помладше), привлекает показ поры взросления и становления, поисков своего места в жизни и самих себя в стремительно меняющемся мире. Почему же отечественные студенты кинематографических вузов и дебютанты в большом кинематографе, как правило, избегают этого? Они словно чувствуют собственную неуверенность, зная о многом плоховато и понаслышке, поскольку пребывают в некоей выдуманной, искусственной, виртуальной действительности, которая воспринята, в основном, по голливудским фантастическим боевикам или, в лучшем случае, романтическим молодёжным историям, довольно далёким от происходящего рядом с нами.
Ведь уже два десятилетия наше кино практически лишено притока свежей крови, появления немалого числа новых талантов, которые могли бы составить разнородное по устремлениям и склонностям, но в чём-то единое поколение, как это было в годы оттепели, потом в 60-е и 70-е годы, а прервалось где-то на рубеже 80-90-х, когда рухнула система кинопроката. И юные зрители тогда утратили возможность ходить в кинотеатры, хаотично и впопыхах знакомились на видео или ТВ преимущественно с западной продукцией, зачастую невысокой по художественном уровню. А с отечественным кино, особенно современным, которое фактически стало игнорировать зрителей, тем более уклонилось от всех проблем формирования и становления личности, прежняя связь нарушилась и, можно сказать, до сих пор не восстановлена.
Наверно, все беды российского кинематографа 90-х и так называемых нулевых годов заключаются в том, что целое поколение детей, подростков, юношей и девушек выпало из сферы его влияния, по-своему оказалось потерянным, предоставленным самому себе. И отсутствие былого контакта между аудиторией (как известно, во всём мире 80% зрителей составляют люди до тридцати лет) и творцами привело в итоге к тому, что выросшие в эти два десятилетия мало интересуются фильмами о жизни «здесь и сейчас». Вот и те, кто решился работать в кино, тоже не испытывают потребности рассказывать об окружающем их реальном мире, а не о чём-то придуманном и сочинённом.
Увы, ничего не изменится до того момента, когда потерянная связь всё-таки восстановится. Ведь кино должно быть своего рода колыбельной для тех, кто только входит в жизнь. И молодые авторы, тоже воспитанные под звуки этой «колыбельной», смогут точнее и доверительнее передать на экране то, что задевает и трогает душу. Если говорить о действительно близком и по-человечески волнующем, рано или поздно всё равно найдёшь ответный отклик.