Aug 31, 2009 16:22
Уже после просмотра в Белом зале московского Дома кино казахского фильма "Рай для мамы", снятого киргизским режиссёром Актаном Абдыкалыковым (впрочем, он теперь предпочитает зваться Актаном Арым Кубатом), по репликам ряда киноманов, успевших прибежать из Большого зала, где закончился показ российской картины "Волчок" Василия Сигарева, я сообразил: насколько концептуальным и действительно знаковым оказалось соседство двух этих лент, во многом перекликающихся по рассказанной истории. Только в "Рае для мамы" у героини, вынужденной заниматься блядством в своём посёлке, не дочь, а двое сыновей. Но в остальном их жизнь тоже может показаться беспросветной - вне зависимости от места и времени действия.
А уже ночью я прочитал весьма впечатляющий сценарий "За линией" молодого автора Ярославы Пулинович, опубликованный, как и тот же "Волчок", в журнале "Урал" - и, видимо, описывающий схожие уральские реалии. Вдобавок и он про детей: их там шестеро задействовано, не считая младенца. Живут в жалких домишках где-то за железнодорожными линиями - и городские кварталы в центре вообще называют... Большой землёй, словно они-то сами пребывают на далёкой, заброшенной окраине колониальной империи.
И вот при сравнении фильма "Рай для мамы" и сценария "За линией" именно с "Волчком" возникает стойкое ощущение, что из ада попадаешь в рай, даже если там совсем не сладко живётся и детям, и взрослым. Подчас от лицезрения подобной жизни ком в горле застревает - и хочется заплакать, отнюдь не стесняясь этих слёз. Но нет ни грана человеконенавистничества, ни мерзкого, отвратительного чувства, будто вымазали в дерьме и на тебя "нассяли" (как выражаются юные герои Пулинович). А есть неожиданно жизнетворное начало, позволяющее понять и простить тот беспредел, то существование "за линией", где вроде бы не место проявлению человеческих качеств.
Главное же - узнаёшь живых людей, проникаешься их большими бедами и мелкими радостями.
Вот, кстати, меня осенило: те, кто восторгаются фильмами типа "Груз 200" или "Волчок", не случайно тянутся к чему-то искусственному, надуманному, обезжизненному, мертвенному. И моментально пугаются присутствия подлинно жизненного, по-настоящему живого в кино. Так мёртвые боятся ещё живущих!
Зато нам, естественно дышащим и натурально переживающим, не следует страшиться той мертвечины, которая лезет из всех пор экрана и пытается заполнить собою уже "заэкранье" и "внеэкранье".
Сгинь, нечистая сила!
Только хорошее кино позволяет узрить рай.