"Самостоянье человека, залог величия его"
Посмотрел с опозданием на два года фильм "Катынь" Анджея Вайды - причём дважды за минувшие выходные.
Больше всего меня удивило то, что вроде как никто даже из числа поклонников картины не отметил её главный и принципиальный для всего творчества ведущего польского режиссёра мотив, заявленный ещё в стихотворной цитате из Циприана Норвида в "Пепле и алмазе": "обретёшь ли свободу в горении иль себя ты утратишь навеки?".
А ещё я вспоминал во время просмотра о гениальном пушкинском стихотворении, которое в посмертной редакции звучит так:
Два чувства дивно близки нам,
В них обретает сердцу пищу -
Любовь к родному пепелищу,
Любовь к отеческим гробам.
На них основано от века
По воле Бога самого
Самостоянье человека,
Залог величия его.
Потому что "Катынь", как ни парадоксально это покажется кому-то, в меньшей степени рассказывает о том, что случилось в Катыньском лесу. Гораздо точнее было название повести Анджея Мулярчика, лёгшей в основу картины Вайды - "Post mortem", что можно переводить с латыни по-разному: и "Посмертно", и "Посмертный список", и "После смерти". И произведение 81-летнего классика кино, который вполне мог предполагать, что "Катынь" окажется личным завещанием (впрочем, после этого он сделал "Аир" с неподдельно трагическим и непостижимо стоическим монологом актрисы Кристины Янды о том, как умирал её муж, оператор Эдвард Клосиньский), собственным покаянием перед памятью об отце и других убиенных польских офицерах, именовалось во время съёмок следующим образом: "Post mortem, Катыньская повесть". В этом названии содержался эпический зачин повествования о том, что трагедия Катыни не закончилась почти 70 лет назад.
"Сколько это будет длиться?" - спрашивает сама себя бывшая участница подпольной борьбы Агнешка, словно продолжая мучительный и неприятный разговор со своей сестрой Ирэной, которая не только стала сотрудничать с новыми властями, но даже не сомневается в том, что свободной Польши уже не будет никогда. Драматический пафос фразы чуть остраняется бытовой репликой одного из могильщиков на кладбище, где Агнешка собирается установить плиту в честь погибшего в Катыни брата: "Да минут двадцать на всё потребуется".
Увы, политические страсти, которые продолжают разгораться и по поводу того, что именно и когда точно произошло на Смоленщине, и относительно фильма Анджея Вайды, подвергаемого подчас оскорбительным нападкам слева и справа, прискорбно подтверждают, что пепел прошлого ещё не угас, а из-под него вовсе не блеснул алмаз, чтобы свидетельствовать о победе человеческого духа.
Однако "Катынь" на редкость выдержанно и тактично, с незаёмным чувством собственного достоинства, с воспринятыми от рождения и развитыми при чутком воспитании представлениями о чести, совести и вере, искренне и без какой-либо пропагандистской назойливости убеждает, что для человека важнее всего на свете остаться до конца преданным самому себе, своим родным, друзьям и сослуживцам, собственной родине, а не тому режиму, который устанавливается в стране, заставляя кого-то отказываться от отца или брата, врать и лебезить перед властями, делать успешную карьеру, вступая в партию - и всё в расчёте на то, что не будет ни человеческого суда, ни Божьего, если третий рейх и коммунизм обречены на вечное существование.
Подлинная опасность ленты Вайды, которой испугались в нынешней России многие перестраховщики, заключается как раз в человеческом измерении политической трагедии, не заканчивающейся выяснением всех обстоятельств случившегося в Катыньском лесу. Если сердце не "обретает пищу", когда узнаёшь о долголетних непомерных страданиях тех, кто был родственником убитых или лишь косвенно посвящённым в давние события "далеко от Польши", если не охватывает душу смятение, что до сих пор у нас отвергается большинством людей возможность личного покаяния, не говоря уже об общественном признании вины за преступления сталинской диктатуры против человечности, то можно ли вообще говорить про "самостоянье человека"?!
Мы ж привыкли поклоняться лживым кумирам, фальшивым идеалам, а главное - любить не отеческие гробы, а могилы вождей и их прихлебателей на Красной площади. И потому пребываем в тоске по прежнему величию, которое тоже было дутым, поскольку имело своей основой кровь и насилие. Так люди ли мы, человеки ли?
Больше всего меня удивило то, что вроде как никто даже из числа поклонников картины не отметил её главный и принципиальный для всего творчества ведущего польского режиссёра мотив, заявленный ещё в стихотворной цитате из Циприана Норвида в "Пепле и алмазе": "обретёшь ли свободу в горении иль себя ты утратишь навеки?".
А ещё я вспоминал во время просмотра о гениальном пушкинском стихотворении, которое в посмертной редакции звучит так:
Два чувства дивно близки нам,
В них обретает сердцу пищу -
Любовь к родному пепелищу,
Любовь к отеческим гробам.
На них основано от века
По воле Бога самого
Самостоянье человека,
Залог величия его.
Потому что "Катынь", как ни парадоксально это покажется кому-то, в меньшей степени рассказывает о том, что случилось в Катыньском лесу. Гораздо точнее было название повести Анджея Мулярчика, лёгшей в основу картины Вайды - "Post mortem", что можно переводить с латыни по-разному: и "Посмертно", и "Посмертный список", и "После смерти". И произведение 81-летнего классика кино, который вполне мог предполагать, что "Катынь" окажется личным завещанием (впрочем, после этого он сделал "Аир" с неподдельно трагическим и непостижимо стоическим монологом актрисы Кристины Янды о том, как умирал её муж, оператор Эдвард Клосиньский), собственным покаянием перед памятью об отце и других убиенных польских офицерах, именовалось во время съёмок следующим образом: "Post mortem, Катыньская повесть". В этом названии содержался эпический зачин повествования о том, что трагедия Катыни не закончилась почти 70 лет назад.
"Сколько это будет длиться?" - спрашивает сама себя бывшая участница подпольной борьбы Агнешка, словно продолжая мучительный и неприятный разговор со своей сестрой Ирэной, которая не только стала сотрудничать с новыми властями, но даже не сомневается в том, что свободной Польши уже не будет никогда. Драматический пафос фразы чуть остраняется бытовой репликой одного из могильщиков на кладбище, где Агнешка собирается установить плиту в честь погибшего в Катыни брата: "Да минут двадцать на всё потребуется".
Увы, политические страсти, которые продолжают разгораться и по поводу того, что именно и когда точно произошло на Смоленщине, и относительно фильма Анджея Вайды, подвергаемого подчас оскорбительным нападкам слева и справа, прискорбно подтверждают, что пепел прошлого ещё не угас, а из-под него вовсе не блеснул алмаз, чтобы свидетельствовать о победе человеческого духа.
Однако "Катынь" на редкость выдержанно и тактично, с незаёмным чувством собственного достоинства, с воспринятыми от рождения и развитыми при чутком воспитании представлениями о чести, совести и вере, искренне и без какой-либо пропагандистской назойливости убеждает, что для человека важнее всего на свете остаться до конца преданным самому себе, своим родным, друзьям и сослуживцам, собственной родине, а не тому режиму, который устанавливается в стране, заставляя кого-то отказываться от отца или брата, врать и лебезить перед властями, делать успешную карьеру, вступая в партию - и всё в расчёте на то, что не будет ни человеческого суда, ни Божьего, если третий рейх и коммунизм обречены на вечное существование.
Подлинная опасность ленты Вайды, которой испугались в нынешней России многие перестраховщики, заключается как раз в человеческом измерении политической трагедии, не заканчивающейся выяснением всех обстоятельств случившегося в Катыньском лесу. Если сердце не "обретает пищу", когда узнаёшь о долголетних непомерных страданиях тех, кто был родственником убитых или лишь косвенно посвящённым в давние события "далеко от Польши", если не охватывает душу смятение, что до сих пор у нас отвергается большинством людей возможность личного покаяния, не говоря уже об общественном признании вины за преступления сталинской диктатуры против человечности, то можно ли вообще говорить про "самостоянье человека"?!
Мы ж привыкли поклоняться лживым кумирам, фальшивым идеалам, а главное - любить не отеческие гробы, а могилы вождей и их прихлебателей на Красной площади. И потому пребываем в тоске по прежнему величию, которое тоже было дутым, поскольку имело своей основой кровь и насилие. Так люди ли мы, человеки ли?