Плач Михалкова по канувшей империи
Продолжая говорить лишь загадками и намёками, сообщаю о том, что сегодня с утра меня вдруг посетила пронзительная в своей очевидности мысль про поздний период творчества Никиты Михалкова.
После того, как его самый личный, интимный и исповедальный фильм "Без свидетелей", в котором автор обнажился до предела и проговорился о себе до конца, вовсе не поняли и не оценили, Михалков пустился во все тяжкие. Сначала смешал Чехова и цыган ("Очи чёрные"), потом Чингис-хана, любовь монголов-пастухов в степи и ожидаемый распад советской империи ("Урга"), опять вспомнил Чехова, но уже в сталинских декорациях ("Утомлённые солнцем"), открыто посокрушался о том, что в далёкие времена он сам вполне мог бы быть монархом на троне, только упустив из виду, что при славном правлении Александра III всего лишь невоздержанный юнкер может почему-то отправиться в кандалах в сибирскую ссылку ("Сибирский цирюльник").
Однако подлинное "величие замысла" Никиты Михалкова начинает проявляться только сейчас, когда вслед за социально-политической притчей "12", снятой в промежутке между долгостроем под названием "Утомлённые солнцем 2", который в итоге распался на две трёхчасовые части "Предстояние" и "Цитатель", зрителям и критикам наконец-то становится доступным довольно редкий по жанру эксцентрический военно-исторический эпос, своего рода "Михалков Монти Пайтон".
И тогда ненароком выясняется, что последние 25 лет творчества Никиты Михалкова, постепенно впадающего в эстетический маразм, но упрямо и настойчиво продолжающего гнуть свою идейную линию, посвящены гибнущей и ветшающей, прежде величественной империи - не столь уж важно, как она называется: советская или российская.
"Великое кино о великой войне" - это ж не просто цепляющий и раздражающий слоган в рекламной кампании, кстати, практически проигранной, если судить о первых результатах проката "Предстояния". Война хоть за какие-то обломки былой империи по-прежнему продолжается - и комдив Котов, чуть ли не вернувшийся с того света, должен остаться навеки в штрафбате, поскольку ему не может быть места в качестве рядового солдата в обычной армейской части. И его реальным и почти равным соперником по фильму должен являться лишь Сталин, для которого будто и не существует ничего более важного в разгар войны, нежели найти непонятно как избежавшего расстрела опального комдива.
Точно так же и Михалков никогда не уступит по своей воле той власти и положения в обществе, доставшихся ему почти по наследству от автора гимнов СССР и России. И он будет стоять до конца, защищая последнюю цитадель "имперского мышления", согласно которому настроения и чаяния обычных людей - это незначительная мелочь, всего лишь случайная щепка в водовороте исторического процесса, где призваны править судьбами тысяч и миллионов уникальные "избранные", кому и смерть нипочём, поскольку они могут властвовать над умами и чувствами черни даже из собственной могилы.
Идёт война михалковская, священная война!
После того, как его самый личный, интимный и исповедальный фильм "Без свидетелей", в котором автор обнажился до предела и проговорился о себе до конца, вовсе не поняли и не оценили, Михалков пустился во все тяжкие. Сначала смешал Чехова и цыган ("Очи чёрные"), потом Чингис-хана, любовь монголов-пастухов в степи и ожидаемый распад советской империи ("Урга"), опять вспомнил Чехова, но уже в сталинских декорациях ("Утомлённые солнцем"), открыто посокрушался о том, что в далёкие времена он сам вполне мог бы быть монархом на троне, только упустив из виду, что при славном правлении Александра III всего лишь невоздержанный юнкер может почему-то отправиться в кандалах в сибирскую ссылку ("Сибирский цирюльник").
Однако подлинное "величие замысла" Никиты Михалкова начинает проявляться только сейчас, когда вслед за социально-политической притчей "12", снятой в промежутке между долгостроем под названием "Утомлённые солнцем 2", который в итоге распался на две трёхчасовые части "Предстояние" и "Цитатель", зрителям и критикам наконец-то становится доступным довольно редкий по жанру эксцентрический военно-исторический эпос, своего рода "Михалков Монти Пайтон".
И тогда ненароком выясняется, что последние 25 лет творчества Никиты Михалкова, постепенно впадающего в эстетический маразм, но упрямо и настойчиво продолжающего гнуть свою идейную линию, посвящены гибнущей и ветшающей, прежде величественной империи - не столь уж важно, как она называется: советская или российская.
"Великое кино о великой войне" - это ж не просто цепляющий и раздражающий слоган в рекламной кампании, кстати, практически проигранной, если судить о первых результатах проката "Предстояния". Война хоть за какие-то обломки былой империи по-прежнему продолжается - и комдив Котов, чуть ли не вернувшийся с того света, должен остаться навеки в штрафбате, поскольку ему не может быть места в качестве рядового солдата в обычной армейской части. И его реальным и почти равным соперником по фильму должен являться лишь Сталин, для которого будто и не существует ничего более важного в разгар войны, нежели найти непонятно как избежавшего расстрела опального комдива.
Точно так же и Михалков никогда не уступит по своей воле той власти и положения в обществе, доставшихся ему почти по наследству от автора гимнов СССР и России. И он будет стоять до конца, защищая последнюю цитадель "имперского мышления", согласно которому настроения и чаяния обычных людей - это незначительная мелочь, всего лишь случайная щепка в водовороте исторического процесса, где призваны править судьбами тысяч и миллионов уникальные "избранные", кому и смерть нипочём, поскольку они могут властвовать над умами и чувствами черни даже из собственной могилы.
Идёт война михалковская, священная война!