Каждое утро в одиннадцать
Американский фильм «Седьмое небо» всего лишь 34-летнего постановщика Фрэнка Борзеги, который успел к 1927 году сделать почти шесть десятков картин (правда, около двадцати из них являлись короткометражными), был отмечен тремя премиями «Оскар» - за режиссуру, главную женскую роль (Джанет Гейнор также награждена за участие в более прославленной ленте «Восход солнца» Фридриха Вильгельма Мурнау) и адаптацию пьесы Остина Стронга. Кстати, замкнутость и камерность практически двух третей действия, к тому же заснятого в павильоне, а не на реальных улицах Парижа, всё-таки снижают впечатление от данного кинопроизведения, которое вполне можно было бы посчитать по тематике и тону повествования чуть ли не одним из провозвестников неореалистического направления в кинематографе, как ни парадоксально это прозвучит. Впрочем, события разворачиваются в Европе - пусть и не в Италии, родине классического неореализма.
И как раз с послевоенными итальянскими фильмами роднит «Седьмое небо» (кстати, Борзеги - италоамериканец по происхождению) не только обращение к судьбам простых людей из низших слоёв общества, вынужденных подчас влачить жалкое существование, но мечтающих о том, чтобы однажды подняться к звёздам и встретиться в жизни с подлинным чудом, коим вполне может быть, например, чистая и возвышенная любовь Шико, рабочего канализационной службы (хотя он успел совершить «стремительный рост в карьере» и стать уборщиком улиц), и бедной и несчастной девушки Дианы, чья старшая сестра сильно пьёт да ещё и бьёт её, не умеющую ни врать, ни притворяться, если надо. Американская лента ещё сентиментальна и преисполнена упования на Божью милость, поскольку Господь непременно должен когда-нибудь снизойти до искреннего сочувствия к «униженным и оскорблённым», дав им самый последний шанс наконец-то уверовать и проникнуться безграничной любовью к Нему, кто «еси на небесех»…
Вот и самое интересное в «Седьмом небе» заключается в том, как происходит этот переход от низменному к возвышенному, буквально из грязи и вони коллекторов - к небу над Парижем, ибо с седьмого этажа старого многонаселённого дома, можно сказать, рукой подать до светлого рая, куда вроде бы и лестница особенно не понадобится, потому что воспарять в грёзах намного проще, чем карабкаться вверх по ступеням. И во что бы то ни стало («всем смертям назло») дождаться с фронта того единственного, с кем удалось обвенчаться чисто символически, тоже вполне вероятно, если одержимо надеешься на чудеса и каждое утро в одиннадцать словно молишься Богу, а на самом деле лишь про себя или вслух разговариваешь с ушедшим на войну, который даже в окопах обращает свой мысленный взор к далёкой возлюбленной. Всё равно и ослепший однажды придёт узреть рай!
Оценка - 8,5 (из 10).
И как раз с послевоенными итальянскими фильмами роднит «Седьмое небо» (кстати, Борзеги - италоамериканец по происхождению) не только обращение к судьбам простых людей из низших слоёв общества, вынужденных подчас влачить жалкое существование, но мечтающих о том, чтобы однажды подняться к звёздам и встретиться в жизни с подлинным чудом, коим вполне может быть, например, чистая и возвышенная любовь Шико, рабочего канализационной службы (хотя он успел совершить «стремительный рост в карьере» и стать уборщиком улиц), и бедной и несчастной девушки Дианы, чья старшая сестра сильно пьёт да ещё и бьёт её, не умеющую ни врать, ни притворяться, если надо. Американская лента ещё сентиментальна и преисполнена упования на Божью милость, поскольку Господь непременно должен когда-нибудь снизойти до искреннего сочувствия к «униженным и оскорблённым», дав им самый последний шанс наконец-то уверовать и проникнуться безграничной любовью к Нему, кто «еси на небесех»…
Вот и самое интересное в «Седьмом небе» заключается в том, как происходит этот переход от низменному к возвышенному, буквально из грязи и вони коллекторов - к небу над Парижем, ибо с седьмого этажа старого многонаселённого дома, можно сказать, рукой подать до светлого рая, куда вроде бы и лестница особенно не понадобится, потому что воспарять в грёзах намного проще, чем карабкаться вверх по ступеням. И во что бы то ни стало («всем смертям назло») дождаться с фронта того единственного, с кем удалось обвенчаться чисто символически, тоже вполне вероятно, если одержимо надеешься на чудеса и каждое утро в одиннадцать словно молишься Богу, а на самом деле лишь про себя или вслух разговариваешь с ушедшим на войну, который даже в окопах обращает свой мысленный взор к далёкой возлюбленной. Всё равно и ослепший однажды придёт узреть рай!
Оценка - 8,5 (из 10).