«Я просто катаюсь…»
Судя по тому скандалу, который закатили на Каннском кинофестивале 2003 года журналисты и критики создателю ленты «Бурый кролик» Винсенту Галло, умудрившемуся выступить в ней сразу в нескольких качествах, включая даже операторскую работу (но уж точно он сам не держал в руках камеру, поскольку был практически постоянно в кадре!), они действительно восприняли эту экранную историю крайне поверхностно и вообще примитивно. Наверняка трактовали буквально те слова героя Галло, которые он вскользь бросил одной из уличных проституток, желавших подсесть в машину: «Я просто катаюсь…». И преувеличенно ханжески оскорбились из-за откровенной сцены минета ближе к финалу фильма, никак не прочувствовав трагизм ситуации, явно не сводящейся к грубому натурализму, и ничуть не попытались осмыслить: с какой это стати мотогонщик Бад Клей, который на долгом пути следования на автомашине из штата Нью-Хэмпшир в Лос-Анджелес словно намеренно избегал сексуальных контактов со всеми встреченными им женщинами, вдруг пустился в невоздержанный загул по приезде домой?
Хотя внимательные зрители, уже прослышав про возмутительный оральный акт, потом придирчиво решали, насколько он реален, точнее - завершён. А в этом ведь есть определённая подсказка для понимания данного эпизода, к тому же ставшего частью своеобразного финального твиста, всё в корне меняющего при восприятии поведанной драмы. Без особых натяжек её можно посчитать не только американским аналогом такого шедевра, как «Последнее танго в Париже» Бернардо Бертолуччи, но и глубоко личным, исповедальным творением известного американского актёра, который решился в знаменательном возрасте 42 года смело и отчаянно обнажиться - прежде всего, своей душою, а не одним лишь телом.
Причём сделал он это в типичном жанре роуд-муви, щедро и даже чрезмерно, по мнению первых зрителей в Канне, снабдив экранное повествование, коего вроде бы и нет в классическом виде, бесконечными проездами по хайвэям Америки. Я же, напротив, желал бы ознакомиться с полным вариантом, который на полчаса длиннее той версии, что была перемонтирована разобиженным Галло после провала на фестивале. Поскольку меня подобное зрелище будто завораживает, хотя в кадре фактически ничего не происходит - едет человек и едет, да снова едет, и опять едет… Казалось бы, малоопытный режиссёр снимает как любитель - а вот умудряется почувствовать внутреннюю природу кинематографа и одновременно передать остающееся до самого конца тайным, но подспудно ощущаемое непереносимое томление души, полную сумятицу и раздрай, безысходность и отчаяние совершенно опустошённого человека, которому негде и не с кем приткнуться хоть на несколько минут. Впрочем, сцена с молодой женщиной, одиноко сидящей за столиком у дороги - из числа невыразимо прекрасных благодаря своей абсолютной недоговорённости и демонстративной незавершённости.
Помнится, собственную рецензию на «Любовное настроение» гонконгского постановщика Вон Кавая я назвал вызывающе цинично: «Задержанная эякуляция». Там вся любовь телесная осталась за кадром - и вполне можно строить гипотезы насчёт того, была ли она таковой? В «Буром кролике» это показано вроде как оскорбительно и кощунственно - особенно если принимать во внимание подлинную развязку всего происшедшего, что остро переживал герой-одиночка, а мы лишь предполагали, что всё-таки могло быть на самом деле. Однако физически задержанная эякуляция в пресловутом эпизоде с минетом только подтверждает, что речь идёт о действительно трагическом переживании «смерти любви», когда то, что никогда уже не сбудется, неизмеримо мучительнее, нежели томительное ощущение ещё несбывшегося.
Всё кончается опять дорогой. Бад Клей обречён ехать и никуда так и не приехать. Он уже пропустил поворот на Рай. Далее - Ад.
Оценка - 7 (из 10).
Хотя внимательные зрители, уже прослышав про возмутительный оральный акт, потом придирчиво решали, насколько он реален, точнее - завершён. А в этом ведь есть определённая подсказка для понимания данного эпизода, к тому же ставшего частью своеобразного финального твиста, всё в корне меняющего при восприятии поведанной драмы. Без особых натяжек её можно посчитать не только американским аналогом такого шедевра, как «Последнее танго в Париже» Бернардо Бертолуччи, но и глубоко личным, исповедальным творением известного американского актёра, который решился в знаменательном возрасте 42 года смело и отчаянно обнажиться - прежде всего, своей душою, а не одним лишь телом.
Причём сделал он это в типичном жанре роуд-муви, щедро и даже чрезмерно, по мнению первых зрителей в Канне, снабдив экранное повествование, коего вроде бы и нет в классическом виде, бесконечными проездами по хайвэям Америки. Я же, напротив, желал бы ознакомиться с полным вариантом, который на полчаса длиннее той версии, что была перемонтирована разобиженным Галло после провала на фестивале. Поскольку меня подобное зрелище будто завораживает, хотя в кадре фактически ничего не происходит - едет человек и едет, да снова едет, и опять едет… Казалось бы, малоопытный режиссёр снимает как любитель - а вот умудряется почувствовать внутреннюю природу кинематографа и одновременно передать остающееся до самого конца тайным, но подспудно ощущаемое непереносимое томление души, полную сумятицу и раздрай, безысходность и отчаяние совершенно опустошённого человека, которому негде и не с кем приткнуться хоть на несколько минут. Впрочем, сцена с молодой женщиной, одиноко сидящей за столиком у дороги - из числа невыразимо прекрасных благодаря своей абсолютной недоговорённости и демонстративной незавершённости.
Помнится, собственную рецензию на «Любовное настроение» гонконгского постановщика Вон Кавая я назвал вызывающе цинично: «Задержанная эякуляция». Там вся любовь телесная осталась за кадром - и вполне можно строить гипотезы насчёт того, была ли она таковой? В «Буром кролике» это показано вроде как оскорбительно и кощунственно - особенно если принимать во внимание подлинную развязку всего происшедшего, что остро переживал герой-одиночка, а мы лишь предполагали, что всё-таки могло быть на самом деле. Однако физически задержанная эякуляция в пресловутом эпизоде с минетом только подтверждает, что речь идёт о действительно трагическом переживании «смерти любви», когда то, что никогда уже не сбудется, неизмеримо мучительнее, нежели томительное ощущение ещё несбывшегося.
Всё кончается опять дорогой. Бад Клей обречён ехать и никуда так и не приехать. Он уже пропустил поворот на Рай. Далее - Ад.
Оценка - 7 (из 10).