Греция. Начало
Вот так всегда. Приезжаешь с игры на пике эмоций, и сначала нужно помыться и выспаться, потом снова вонзиться в заброшенную работу, и проходит два-три дня - и писать отчет уже не хочется. В Тартар гекзаметр и призрака Валентинова. Напишу, как смогу, пока воспоминания еще живы. Если буду вспоминать детали - дополню рассказ постфактум.
Атрей, неустрашимый.
Атрей, потомственный кносский рыбак, принадлежал к той редкой критской диаспоре, в рядах которой никогда не было Принесенных Морем. Хотя в Кноссе чуть ли не каждый второй обрел вторую жизнь, отринув старую, Атрей был коренным. Впрочем, для критян это почти не имеет значения, ибо всякий Принесенный Морем, обретя семью, становится кноссцем во всех смыслах.
Атрея, возможно, до сих пор неявно поминают незлым словом и критяне,и ксеносы: знаменитую на весь Кносс березку возле городских врат,о которую непременно спотыкается каждый путник, посадил именно он. Тогда он еще был вихрастым веселым мальчишкой, каким ему уже никогда не стать.
Герой Хрисант был его кумиром, а лавры Иолая,почитаемого по всей Элладе наравне с великим Гераклом, манили. И когда пять лет назад Хрисант, сверкнув темными глазами, позвал с собой - Атрей ушел из дома. Отец, сильный и волевой Пандион, был против: он вообще не привык,что в семье что-либо делается не по его воле. Но мать вступилась - добросердечная Афанасия почему-то любила первенца много более, чем его сестер. Ленточка с именем осталась висеть на Мертвом Дереве в третий раз: Атрей всего пару раз успел выйти с отцом в море. Теперь ленточке суждено было висеть долгие пять лет - намного меньше, чем линялой и истрепанной ленте воина Эвдора, что ушел воевать, когда Атрея еще и на свете не было.
Когда он вернулся две недели назад, поначалу рыбаки приняли его за ксеноса: в иссеченном шрамами бородатом мужчине невозможно было признать соседского паренька. Он явился без речей и даров - просто остановился у родного порога, поправил избитый беотийский щит за спиной и погладил изъеденную ветрами стену из песчаника. Вот чудно: голова Атрея была обрита, словно он и не эллин, а какой-нибудь жрец волчьеглавого бога из далекого Айгюптоса.
Хтония, рыжая Хтония-огонь - она первая его признала, бросилась на шею, провела пальцем по шраму на темени, приняла шлем и меч. Прибежала с агоры мать, ухнула об порог горшок с молоком, залилась слезами. Целовала суровые складки на лице, обнимала раздавшиеся плечи, гладила жилистое плечо - и плакала, плакала.
Вернулся сын, но ушел отец. Уж полгода лента его ловит бриз с залива... Но теперь все будет хорошо. Вернулся, вернулся, живой, живой-живой-живой...
Пять лет с героем ходил, а пришел обратно один. Из трофеев - лишь шлем простой, меч да копье. А вместе с Хрисантом в прошлом и что-то важное осталось...
Таков Атрей Пандионид. Неустрашимым назвал его отец, видя его в мечтах полемархом Кносса. Шрамы атреевы говорят - прав был отец, добрый вышел воин. А глаза Пандионида другое кричат - противны ему блеск меди и звон оружия. А вот красная тьма винного пифоса мила. И с каждым днем все милее...
Продолжение, надеюсь, следует.
Атрей, неустрашимый.
Атрей, потомственный кносский рыбак, принадлежал к той редкой критской диаспоре, в рядах которой никогда не было Принесенных Морем. Хотя в Кноссе чуть ли не каждый второй обрел вторую жизнь, отринув старую, Атрей был коренным. Впрочем, для критян это почти не имеет значения, ибо всякий Принесенный Морем, обретя семью, становится кноссцем во всех смыслах.
Атрея, возможно, до сих пор неявно поминают незлым словом и критяне,и ксеносы: знаменитую на весь Кносс березку возле городских врат,о которую непременно спотыкается каждый путник, посадил именно он. Тогда он еще был вихрастым веселым мальчишкой, каким ему уже никогда не стать.
Герой Хрисант был его кумиром, а лавры Иолая,почитаемого по всей Элладе наравне с великим Гераклом, манили. И когда пять лет назад Хрисант, сверкнув темными глазами, позвал с собой - Атрей ушел из дома. Отец, сильный и волевой Пандион, был против: он вообще не привык,что в семье что-либо делается не по его воле. Но мать вступилась - добросердечная Афанасия почему-то любила первенца много более, чем его сестер. Ленточка с именем осталась висеть на Мертвом Дереве в третий раз: Атрей всего пару раз успел выйти с отцом в море. Теперь ленточке суждено было висеть долгие пять лет - намного меньше, чем линялой и истрепанной ленте воина Эвдора, что ушел воевать, когда Атрея еще и на свете не было.
Когда он вернулся две недели назад, поначалу рыбаки приняли его за ксеноса: в иссеченном шрамами бородатом мужчине невозможно было признать соседского паренька. Он явился без речей и даров - просто остановился у родного порога, поправил избитый беотийский щит за спиной и погладил изъеденную ветрами стену из песчаника. Вот чудно: голова Атрея была обрита, словно он и не эллин, а какой-нибудь жрец волчьеглавого бога из далекого Айгюптоса.
Хтония, рыжая Хтония-огонь - она первая его признала, бросилась на шею, провела пальцем по шраму на темени, приняла шлем и меч. Прибежала с агоры мать, ухнула об порог горшок с молоком, залилась слезами. Целовала суровые складки на лице, обнимала раздавшиеся плечи, гладила жилистое плечо - и плакала, плакала.
Вернулся сын, но ушел отец. Уж полгода лента его ловит бриз с залива... Но теперь все будет хорошо. Вернулся, вернулся, живой, живой-живой-живой...
Пять лет с героем ходил, а пришел обратно один. Из трофеев - лишь шлем простой, меч да копье. А вместе с Хрисантом в прошлом и что-то важное осталось...
Таков Атрей Пандионид. Неустрашимым назвал его отец, видя его в мечтах полемархом Кносса. Шрамы атреевы говорят - прав был отец, добрый вышел воин. А глаза Пандионида другое кричат - противны ему блеск меди и звон оружия. А вот красная тьма винного пифоса мила. И с каждым днем все милее...
Продолжение, надеюсь, следует.