Художник в армии - 2. Разрешение.
После того, как я с честью выполнил задачу, поставленную капитаном Теплинским, и талантливо изобразил на табличках для штабного сортира мужчину в котелке и с тросточкой и даму в пышном платье и с зонтиком, меня признали настоящим художником и откомандировали в штаб (пока меня одного, брата вытащить в штаб у меня еще не получилось). Правда, писать пером -- основная специализация художника в армии -- я не умел (хотя моим преподом на худграфе был один из лучших каллиграфов мира Леонид Иванович Проненко, мы с ним обучение задушевными разговорами под портвейн, водочку или коньячок ограничивали). Однако, увидев, что людей я изображать могу, у меня поинтересовались:
- А танк в окопе ты нарисовать сможешь?
Я ответил, что смогу.
- Тогда нарисуешь нам карту-схему расположения штаба полка. Два двадцать на метр восемьдесят (любимый в армии размер! -- К. Ш.).
Я пошел в "парк" делать наброски с натуры. Провозился долго, целый день. Принес к вечеру ворох набросков разной техники, которая была указана на схеме. Хотел продолжить наутро, но мне твердо сказали, что я долго "...сь", а скоро все должно быть готово, а "такие прям, б..., великие художники-ху...жники нам и на... здесь не нужны". Я растерялся. Спасибо другому художнику Ване, который рисовать не умел, но зато писал пером почти как Проненко, наверное. Он был краток:
- Чо ты, правда, е...ся? Какие в ж... наброски? Вон, возьми наборы открыток, журналов и газет у замполита. И срисовывай оттуда все, что тебе нужно.
Так я и сделал. И, признаюсь, имел успех!
_______________________________
А потом случилась встреча и беседа, тема которой дана в заглавии. Мы с Ваней выполняли совместную работу: я изображал Л. И. Брежнева на трибуне XXVI съезда КПСС, а он его речь воспроизводил.
И вот, в самом начале работы, стоя с кисточкой на "козлах" и стрательно очеркивая знаменитые брови я услышал за спиной снизу тихий, спокойный и отечески-строгий приказ:
- Боец! Ко мне!
Я оглянулся. На меня угрюмо (а вовсе не отечески-строго) смотрел майор Поисков -- секретарь парткома полка. Он меня не знал, так как на учения приехал почему-то не со всеми, а недели через две. Но я его уже видел, и мне уже рассказали, что фамилия у него -- говорящая, что называется; поэтому ничего хорошего я заранее не ждал.
Я спрыгнул с "козлов" и попытался отрапортовать:
- Товарищ майор, рядовой Шахбазян...
Но Поисков не дал мне закончить, а, положив руку мне на плечо и приблизив свое лицо вплотную к моему, осторожно-доверительно (не могу подобрать другого определения) спросил:
- Разрешение есть?
- ???
Я ожидал чего угодно. Я думал, он хочет спросить, почему я без ремня и не застегнут; или почему я не на разводе (было раннее утро, хотелось успеть сделать больше до жары); еще что-нибудь... Но не этого:
- Разрешение есть -- вождя рисовать?
Я как-то сразу понял: бесполезно объяснять, что уже давным-давно нет никаких разрешений, что их, может, и не было никогда. Я понял, что бесполезно спрашивать, видел ли он их, слышал ли об этих разрешениях от начальства и требовал ли с тех, кто до меня рисовал вождей в полку. Я ощутил, что нужно отвечать так же безумно, как он спрашивает, исходя из логики его мира. Поэтому я так же осторожно-доверительно (впрочем, наверное, честно говоря, еще и немного воровато-оглядчиво) ответил:
- Конечно, товарищ майор. Я ж в ВУЗе учился. Мы все подписку давали.
Он кивнул. И удовлетворенно-заговорщицки махнул рукой: давай, мол, на козлы, работай дальше... И ушел.
- Пронесло? - спросил я у Вани.
- Еще не пронесло. Пронесет, когда он тебя на чем-нибудь впоймает.
- А танк в окопе ты нарисовать сможешь?
Я ответил, что смогу.
- Тогда нарисуешь нам карту-схему расположения штаба полка. Два двадцать на метр восемьдесят (любимый в армии размер! -- К. Ш.).
Я пошел в "парк" делать наброски с натуры. Провозился долго, целый день. Принес к вечеру ворох набросков разной техники, которая была указана на схеме. Хотел продолжить наутро, но мне твердо сказали, что я долго "...сь", а скоро все должно быть готово, а "такие прям, б..., великие художники-ху...жники нам и на... здесь не нужны". Я растерялся. Спасибо другому художнику Ване, который рисовать не умел, но зато писал пером почти как Проненко, наверное. Он был краток:
- Чо ты, правда, е...ся? Какие в ж... наброски? Вон, возьми наборы открыток, журналов и газет у замполита. И срисовывай оттуда все, что тебе нужно.
Так я и сделал. И, признаюсь, имел успех!
_______________________________
А потом случилась встреча и беседа, тема которой дана в заглавии. Мы с Ваней выполняли совместную работу: я изображал Л. И. Брежнева на трибуне XXVI съезда КПСС, а он его речь воспроизводил.
И вот, в самом начале работы, стоя с кисточкой на "козлах" и стрательно очеркивая знаменитые брови я услышал за спиной снизу тихий, спокойный и отечески-строгий приказ:
- Боец! Ко мне!
Я оглянулся. На меня угрюмо (а вовсе не отечески-строго) смотрел майор Поисков -- секретарь парткома полка. Он меня не знал, так как на учения приехал почему-то не со всеми, а недели через две. Но я его уже видел, и мне уже рассказали, что фамилия у него -- говорящая, что называется; поэтому ничего хорошего я заранее не ждал.
Я спрыгнул с "козлов" и попытался отрапортовать:
- Товарищ майор, рядовой Шахбазян...
Но Поисков не дал мне закончить, а, положив руку мне на плечо и приблизив свое лицо вплотную к моему, осторожно-доверительно (не могу подобрать другого определения) спросил:
- Разрешение есть?
- ???
Я ожидал чего угодно. Я думал, он хочет спросить, почему я без ремня и не застегнут; или почему я не на разводе (было раннее утро, хотелось успеть сделать больше до жары); еще что-нибудь... Но не этого:
- Разрешение есть -- вождя рисовать?
Я как-то сразу понял: бесполезно объяснять, что уже давным-давно нет никаких разрешений, что их, может, и не было никогда. Я понял, что бесполезно спрашивать, видел ли он их, слышал ли об этих разрешениях от начальства и требовал ли с тех, кто до меня рисовал вождей в полку. Я ощутил, что нужно отвечать так же безумно, как он спрашивает, исходя из логики его мира. Поэтому я так же осторожно-доверительно (впрочем, наверное, честно говоря, еще и немного воровато-оглядчиво) ответил:
- Конечно, товарищ майор. Я ж в ВУЗе учился. Мы все подписку давали.
Он кивнул. И удовлетворенно-заговорщицки махнул рукой: давай, мол, на козлы, работай дальше... И ушел.
- Пронесло? - спросил я у Вани.
- Еще не пронесло. Пронесет, когда он тебя на чем-нибудь впоймает.