О "тождестве бытия и мышления" и о безумной философии сумасшедшего Гегеля - 9
И начнем мы наш философский анализ мышления и разума, конечно, с анализа «понятия» - с того, с чего, как мы видели, со времен Платона в философии возникли самые большие ошибки, заблуждения и глупости. Понятие - это основная форма нашего мышления, так как мы не можем мыслить иначе, как через понятия. Конечно, понятия являются предметом изучения не только философии, но и некоторых других дисциплин - например, филологии или лингвистики, и хотя у философии, несомненно, есть области пересечения с филологией и другими дисциплинами при изучении понятий, все же предмет философии довольно сильно отличается от предмета изучения филологии. Ведь филология изучает «понятия» уже как структуру языка и речи, начиная от смыслов, которые мы вкладываем в различные понятия, до структуры, в которую связаны отдельные слова и понятия.
Предмет философии - что касается анализа деятельности разума и мышления - совсем другой: для философии «понятие» - это только универсальная форма мышления, и поэтому для философии понятия математические («точка», «прямая линия», «функция», «множество») или логические или основные категории, как и правила оперирования этими понятиями, составляют тот же предмет, что и слова и понятия, которые мы используем в нашей обыденной или литературной речи. Кроме того, для философии важно не только то, что есть понятие как форма мышления, но и как понятия и в целом наше мышление соотнесены с объективным миром вещей, и почему наши понятия и «умозрительные картинки», которые наш разум составляет с помощью этих понятий (от литературы до обычного быта и науки), дают нам адекватные представления об объективном мире, то есть знания. То есть проблема понятий и в целом проблема мышления в философии всегда и неизбежно связаны с проблемами онтологии и гносеологии.
Что же такое понятие как форма мышления, с философской точки зрения? И откуда они берутся? И первая, самая естественная версия - которая принята и в некоторых других дисциплинах науки - сводится к тому, что все наши понятия возникли из эмпирического опыта. И мы отчасти - в рамках нашей философии - должны признать обоснованность такой версии, если не полную, то хотя бы частичную. В самом деле, вполне естественно предположить, что понятие - как форма сознания и мышления - возникла первоначально именно как слово, которое можно было произнести для обозначения какой-то вещи или каких-то вещей. Более того, можно даже предположить (и для этого есть серьезные основания), что первые слова и понятия были именами, которые члены какого-нибудь племени давали друг другу, для того, чтобы обозначать словами этих людей.
В пользу этой версии, среди прочего, говорит то, что у дикарей и язычников имена собственные (не только людей, но и духов и богов) играют особую роль, и они им придают особое значение - так что какой-нибудь вождь может иметь множество имен (хвалебных и приятных). Ведь даже советские дикари старались придать своим вождям множество хвалебных имен, и тупую грузинскую большевицкую чурку Джугашвили они славили и восхваляли постоянно, наделяя его самыми различными достоинствами. Любят подобные вещи и азиаты - включая евреев, у которых именам всегда придавалось особое значение, так что им даже запретили произносить или полностью записывать в явном виде имя их божества Иегова, и вокруг имен (а также чисел) евреи позднее наворотили свою блевотную каббалу, в духе пифагорейства и платонизма. Да и дети сначала учатся называть людей - сначала «папу» и «маму», потом какую-нибудь «бабушку» и «дядю», то есть первые слова и понятия, которыми овладевают дети, отнесены к окружающим их людям.
При этом у дикарей, как и у детей, их собственные имена еще не связаны отчетливо с их самосознанием и их «я» - то есть эти имена даны извне, как одной из вещи среди других вещей, но как вещи, наиболее важной из вещей. И у ребенка отождествление своего имени со своим «я» происходит далеко не сразу - сначала ребенок лишь понимает, что когда кто-то называет его имя, то к нему обращаются примерно так же, как он обращается к другим людям - например, когда он, в очередной раз наделав в штаны, зовет маму. Понимают, что к ним обращаются по имени, даже животные - например, собаки.
Впрочем, надо заметить, что определенный культ собственных имен отчасти затронул и православие и русскую культуру - в значительной степени, конечно, под влиянием все того же платонизма и неоплатонизма. Так, в православии в 14 веке получила распространение практика и богословие исихазма (одним из наиболее известных богословов, обосновавших эту практику, был Григорий Палама), в которой постоянная Иисусова молитва должна была помочь монаху стяжать благодать Бога и обожение. Были такие практики и у католиков - в частности, в монашеском ордене бенедектинцев. Однако если практический смысл такого монашеского делания представляется вполне разумным - ведь эта постоянная молитва помогает монаху отвлечь ум от праздных и грешных мыслей, и сосредоточить свой ум на Христе через призывание Его имени, богословские и философские основания исихазма - как и всякого вообще платонизма - представляются гораздо более сомнительными, так как имени Бога придается статус онтологический - вполне в духе платонизма или иудейской и прочей азиатской ереси.
А потом у нас появился «философ» Соловьев - прохвост и шарлатан, который быстренько, внюхнув кокаина в перерывах между спиритическими сеансами по вызыванию духов, слабал свою гниленькую «философию» из элементов неоплатонизма и гегельянства, тем самым столкнув всю русскую философию на совершенно гнилые дорожки платонизма, и русская мысль - и без того шаткая и слабенькая - и вовсе ударилась в какую-то муть. А потом у нас появилось имяславие - впрочем, осужденное Церковью как ересь. Но даже уже после захвата власти большевиками у нас Лосев еще долго занимался этим философским онанизмом вокруг имен в духе платонизма. С литературой и языком нам очень повезло, так как ей занимались Ломоносов, Державин и Пушкин, люди очень умные и талантливые. А вот с мыслью - общественно-политической и философской - очень не повезло, так как ей с самого начала занялись сплошь какие-то дураки и проходимцы - начиная с Чаадаева и Соловьева. И в результате у нас гнилой платонизм сменился пустым гегельянством и диким людоедским марксизмом. Хуже просто ничего не придумаешь.
И это беда, конечно. Две самые глупые философии - платонизм и гегельянство (включая еще более дикий марксизм) - у нас и до сих пор во многом определяют всю интеллектуальную и философскую жизнь. Плюс есть еще какое-то количество поклонников всего этого еврейского онанизма неокантианцев и феноменологов, есть поклонники «аналитической философии» сраных бриташек, и картина философской и интеллектуальной жизни в России в целом довольно печальная.
Весь этот философический гадюшник и болото нужно разгонять. Платонизм еще можно изучать в рамках теологии - так как в христианском богословии он еще более-менее уместен. А всякое гегельянство и марксизм нужно просто выметать метлой, или изучать гегельянство и марксизм только как примеры величайшего интеллектуального шарлатанства и надувательства - для политиков, журналистов и рекламщиков это может быть полезно, как может быть полезно знать марксизм для того, чтобы лучше понимать, как бороться с этим еврейским интеллектуальным сифилисом.
Изучать серьезно нужно и можно только Аристотеля, Декарта и Канта. Все остальное - только как то, что предшествовало им. Плюс, конечно, нужно изучать и преподавать мою философию - после того, как я изложу. Конечно, я вовсе не против, если «профессиональные философы» ее немного приукрасят, придумают какие-то новые термины и наполнят ее своим обычным словоблудием - чтобы курс моей философии можно было растянуть на семестр или даже два, и чтобы можно было потом писать по ней диссертации и устраивать конференции. Я не против. Но ситуацию в России с философией нужно менять - у советских людей и так все мозги засраны, и засирать их еще каким-нибудь платонизмом или Гегелем или снова Марксом - это значит лишить страну мозгов вовсе.