Что есть материя и бытие единичных вещей? - 9
Таким образом, глядя на то жалкое зрелище, которое представляет из себя почти вся западная философия (за исключением, быть может, только Декарта и Канта), а также исходя из нашей собственной философии, в которой бытие нельзя мыслить как некую сущность - мы должны признать, что Аристотель ошибался, когда он приписал формам какое-то бытие вне единичных вещей и когда он поместил их в Ум, отличный от разума человека (то есть приписал формам еще и идеальное объективное бытие). Аристотель совершил тектоническую революцию во всем мышлении человека, создав учение о формах и материи и поместив формы в сами вещи - хотя, повторюсь, это было почти невозможно сделать в рамках греческой философии и всего ее духа, и как это удалось Аристотелю - остается загадкой.
Но какая-то невероятная философская интуиция и гениальный по своей силе и проницательности ум позволили Аристотелю это сделать, тем самым заложив основу для всей современной человеческой цивилизации - ведь мышление Аристотеля, в сущности, есть мышление современного человека, или, точнее сказать, современное мышление (включая научное мышление) стало возможным именно благодаря Аристотелю и той революции, которую он совершил в интеллектуальной культуре человеческой цивилизации. Так что даже европейские варвары и дикари, усевшиеся своими задницами на развалинах разрушенного ими греко-римского мира, смогли извлечь из этого огромную пользу, по сути выстроив на учении Аристотеля всю свою т.н. «цивилизацию».
Тем не менее, Аристотель тоже ошибался, и не только в вопросе о свободном падении тел или в своей космологии, но и в своем учении о формах. Однако ошибка Аристотеля состояла именно в том, что он был недостаточно последователен, то есть еще не смог полностью разорвать со всей традицией греческой языческой мысли и приписал формам бытие в Уме, а вовсе не в том, что он рассматривал всякую единичную вещь как единство материи и формы. Формы - как нечто, что есть в единичных материальных вещах, и что принципиально отлично от, собственно, материи, несомненно, существуют. Ведь форма Аристотеля - это уже некий принцип организации материи в нечто иное, в вещь, и говорить, что дерево, лошадь или человек есть только материя, очевидно, является глупостью, и утверждать такую глупость могли только какие-нибудь совсем уж умственно отсталые евреи-материалисты из числа коммунистов и марксистов. Но материя глупа еще более, чем евреи-материалисты, и к тому же она, в отличие от шустрых евреев-марксистов, пассивна и инертна, и никаких принципов организации в ней самой, конечно, быть не может. А значит, в вещах есть нечто, принципиально отличное от материи, что и делает вещи вещами - деревьями, лошадьми или людьми.
И поэтому, признав эту ошибку Аристотеля, нам нужно пересмотреть его философию и ответить на два важных вопроса. Первый вопрос - скорее онтологического плана. Нам нужно понять, что есть эти формы, как они образуются и существуют в вещах, и почему, вообще говоря, материя существует только в определенных формах единичных вещей и почему существуют сами эти единичные вещи. То, как это объяснял Аристотель, нас уже не удовлетворяет, поскольку мы отвергаем учение Аристотеля об Уме, в котором эти формы возникают и существуют отдельно от вещей. И существование единичных вещей и форм мы должны объяснить как-то иначе.
А второй вопрос - скорее гносеологического плана. И нам нужно объяснить, как мы составляем с помощью нашего разума понятия, соотнесенные с этими формами вещей, и как с помощью этих понятий мы познаем мир. Частично мы этого вопроса уже касались, когда рассмотрели философию Канта, а затем, подвергнув ее сокрушительной критике, объяснили возможность рационального познания мира, но теперь нам эту теорию познания, исходящую из критики Канта, нужно будет, так сказать, соединить с онтологией, исходящей из критики Аристотеля. Ответы, которые дали сами Аристотель и Кант, нас также совершенно не удовлетворяют, так как Кант и вовсе отрицал возможность познания объективного мира, а объяснение Аристотеля опять-таки не может нас удовлетворить, так как мы отвергаем его учение об объективном существовании форм отдельно от вещей в некоем божественном Уме и, как следствие, отвергаем всю его гносеологию. Процесс познания носит гораздо более сложный характер, чем как это представлял себе Аристотель, и формы становятся нашими понятиями совсем иначе, чем как это представляется в философии Аристотеля.
И первое, что мы должны сделать - это признать, что формы могут возникнуть только из самой материи. Мы отвергли Ум Аристотеля, порождающего формы, и теперь у нас больше ничего нет - только материя. И бытие. Бытие материи и бытие вещей. А значит, формы могут возникнуть только из того, что материя существует. И существование форм мы можем объяснить только из бытия.
Но само бытие нам также ничего не объясняет, так как, как мы показали, бытие не есть сущность, и породить формы оно также не может. А значит, здесь уже важно не само бытие, а нечто другое - как это бытие соотнесено к материи, отношение бытия к материи и материи к бытию.
И нетрудно понять, что это отношение можно выразить через понятие единства. В самом деле, ведь всякая единичная вещь является вещью только потому, что все многообразие материи в ней существует как нечто единое и целое - а именно, как сама эта вещь. Форма - это и есть единство материи, но не материи вообще, как некоей непонятной субстанции, а определенной материи, уже в определенных формах (более низшего ранга), которая объединена в нечто целостное и единое по неким правилам в единичную вещь (например, в плоть лошади или человека). И если единичная вещь существует, то она существует как нечто единое - прежде всего, как нечто единое в пространстве и времени, что и делает ее отдельной единичной вещью, отличной от всех прочих единичных вещах.
Единство. Еще одно фундаментальное понятие философии, которое было хорошо знакомо грекам. И греки очень много спорили о том, что есть это единство и как оно соотнесено с бытием, так как греки очень хорошо понимали, что говоря о бытии - мы говорим о единстве.