Как возможен синтез философии Аристотеля и философии Канта? - 14
Но идем дальше! И в пятой части изложения нашей философии - «Что есть вещь-в-себе?» - мы перешли к более глубокому рассмотрению проблемы бытия. До сих пор вещь-в-себе для нас была, как и у Канта, лишь онтологической «основой» объективного мира, которая через второй свой модус - вещь-как-материя (и в этом наша философия уже существенным образом отличается от философии Канта) - воздействует на наше тело, в результате чего в нашем сознании возникает третий модус вещи, вещь-для-человека - которая, собственно, и есть окружающий нас мир. И внимательно рассмотрев, как формируется в нашем сознании эта реальность вещи-для-человека, мы дошли до основы самого этого сознания и нашего бытия - «Я». И это «Я», как мы понимаем, также есть ни что иное, как «вещь-в-себе», но уже не как основа бытия других вещей и отличного от нас мира, а в качестве основы нашего собственного бытия.
В самом деле, ведь человек - это такая же вещь, как и все прочие вещи, и вещь материальная. И если мы находим основу нас самих как тела и как сознания, выявить которую мы не можем, но в существовании которой мы нисколько не сомневаемся (в отличие от Декарта), то мы должны признать, что эта онтологическая основа нашего существования и есть вещь-в-себе. А значит, мы уже про эту вещь-в-себе можем сказать нечто гораздо больше - ведь, хотя она и остается не выявленной для нашего сознания, находится она к нам гораздо «ближе», чем вещь-в-себе других вещей - ведь это «Я» и есть наше бытие, это и есть я, как то, что существует и причастно бытию.
И теперь все-все-все - наши мысли, желания, все, что мы видим, слышим, ощущаем - одновременно соотнесено к двум вещам-в-себе - к нашему «Я» и к вещи-в-себе объективного мира. Если я вижу дерево, то это дерево вижу я, а значит, это дерево становится видимым для моего «Я» и соотнесено к этому «Я». Но дерево - это не сон и не галлюцинация, оно возникает в моем сознании из моих зрительных ощущений, причина которых находится не во мне, а в том, что мною и моим сознанием не является. И поэтому дерево, будучи соотнесенным с моим «Я», одновременно соотносится моим сознанием к объективному миру, то есть воспринимается нами уже как объективная вещь, за которой скрывается то, что нашему сознанию никак не подчинено и никак не зависит от нашего сознания, оставаясь принципиально за пределами нашего сознания - то есть соотнесено с вещью-в-себе как онтологической основой дерева и всего объективного мира.
Но теперь мы вдруг обнаружили, что о вещи-в-себе мы можем кое-что сказать - так как обнаружили эту вещь-в-себе не как основу объективного мира и причину вещи-для-человека, находящуюся принципиально за пределами нашего сознания, а как основу нашего собственного бытия и нашего сознания - как наше «Я». И первое, что мы можем сказать об этом «Я» - это то, что это «Я» деятельно. Само оставаясь не выявленным для нашего сознания (как и вещи-в-себе объективного мира), и как бы всегда оставаясь «неподвижным», это «Я», тем не менее, постоянно себя проявляет - и проявляет себя как деятельность. Как деятельность нашего разума, деятельность всего нашего сознания, деятельность нашего тела - как наша собственная деятельность.
И что касается сознания, то цель этой деятельности «Я», как и саму эту деятельность, мы уже рассмотрели ранее: наше «Я» формирует единую «картинку мира» из всего многообразия ощущений, затем подводит эту «картинку ощущений» (эмпирический опыт) под понятия рассудка и категории разума - после чего все эти понятия и мыслимые формы с их содержанием подводит под единство разума. И в этом состоит ratio нашего разума - создать не только единую «картинку ощущений», но и на основе этой картинки создать единую «умопостигаемую картинку». Любое логическое противоречие или противоречие нашей умопостигаемой картинки (теории, гипотезы) эмпирическому опыту - это угроза единству разума и единству нашего «Я». Наше «Я» - как источник и основа нашего единства - не принимает эти противоречия, видя в них угрозу для своего единства. И поэтому оно начинает стараться эти противоречия устранить, чтобы сохранить собственное единство и бытие. И в этом состоит цель деятельности нашего «Я», проявляемая в сознании и разуме.
Но человек - это не только сознание, но и тело. Которое существует среди других материальных вещей. И без этих вещей наше существование как тела невозможно - нам нужно кушать, пить, трахаться, жить в мире других людей и материальных вещей. Весь остальной мир - мир других людей и материальных вещей - оказывается противопоставлен нам и нашему «Я». Часто этот мир создает нам проблемы и беспокойства, а иногда он даже угрожает нашему существованию. Но без этого мира других людей и вещей наше существование так же невозможно, как без нашего «Я». И поэтому мы постоянно ищем единства с этим миром.
И, таким образом, наше существование оказывается в противоречии - нам нужно сохранить наше собственное единство, единство нашего «Я», и в то же время нужно найти и постоянно искать единство с окружающим нас миром других людей и вещей. Эти два единства - нашего собственного и с остальным миром - постоянно оказываются в конфликте, в противоречии, и цель нашей деятельности - уже как тела и как сознания - состоит в постоянном поиске единства и гармонии между двумя этим единствами. Собственно, ведь даже наша рациональная познавательная деятельность - то есть поиск теорий, соответствующих эмпирическому опыту - также есть поиск единства и гармонии между нашим «Я» с его единством и его ratio с эмпирическим опытом и стоящим за ним объективным миром.
Но все примерно то же самое можно сказать не только о нашем собственном существовании, но и о существовании других людей. Более того, очевидно, постоянный поиск этого единства лежит в основе деятельности и других животных, и всякого вообще движения. В основе движения лежит противоречие - это понимали еще греки. Но в чем состоит это противоречие - на этот вопрос может дать правильный ответ только наша философия.
И поэтому в этой же части изложения нашей философии мы вновь подвергли сокрушительной критике философию немецкого кретина Гегеля. Но на этот раз Гегелю досталось от нас не за то, что он - с типичной немецкой тупостью и прямолинейностью - отождествил наш разум с объективным Ratio (что еще вполне простительно - эту ошибку совершили многие философы), а за то, что он выдумал эту свою дурацкую и абсолютно пустую и бессмысленную «диалектику».
Безусловно, в основе всякого развития и движения лежит противоречие, но этот немецкий кретин дал совершенно неправильное понимание того, в чем состоит это противоречие, выдав какой-то пустопорожний бред, высосанный из своей дурной немецкой башки, за новый «метод познания» и даже за новую «логику». И во многом благодаря этому немецкому кретину философия европейских варваров в итоге окончательно и бесповоротно превратилась в пустую болтовню и жонглирование понятиями. Движение и развитие возникают не из высосанных этим немецким кретином из своей дурной профессорской башки «противоречий» в понятиях и не из его столь же идиотской «диалектики» этих понятий - движение и развитие возникают из самой онтологии вещей, когда единство вещи и ее бытие как вещи оказывается противопоставленным единству этой вещи с остальным миром.
Впрочем, досталось от нас в этой части не только Гегелю, но и другим немецким кретинам из т.н. «немецкой классической философии» после Канта. Эти кретины поняли обнаруженное Кантом «Я» как основу нашего бытия совершенно неправильно, и нагородили такое количество бреда и безумия, что просто удивительно, что европейские варвары до сих пор почитают этих немецких «философов». И мы показали также, в чем состоит идиотизм философии Фихте (превратившего это «Я» в некий универсальный Дух), а также Шопенгауэра (который в целом правильно понял причины движения и развития, но создал совершенно бредовую философию для их объяснения).
Немецкая «философия» - как, впрочем, и практически вся философия европейских варваров - это, повторюсь, такое нагромождение глупости, бреда и откровенного безумия, что не удивительно, что вся эта философия закончилось пшиком, а самыми большими «философами» и «властителями умов» у этих европейских варваров в какой-то момент оказались умственно отсталые еврейские проходимцы и откровенные шарлатаны (вроде Карлы Марлы с его «диалектическим материализмом»).