Все в мире так! Но я затронул философию Гегеля, повторюсь, вовсе не ради самой философии Гегеля. Философия Гегеля сама по себе мне мало интересна - мне интересен Кант. И те проблемы, который поставил Кант в своей философии. А Гегель здесь интересен лишь тем, что он - подобно философическому паразиту - устремился в те проблемы, которые существуют в философии и в философии Канта, а потом на этих проблемах выстроил весь свой философский иллюзион - тем самым сделав все эти проблемы более наглядными и ясными.
И главная проблема философии Канта (и всей посткантианской философии) - это вещь-в-себе, как то, что существует объективно и независимо от нашего сознания, а потому от нашего сознания всегда «ускользает». Мы каким-то образом знаем о существовании объективного мира, но как и почему - если мы попробуем ответить на этот вопрос с философской точки зрения - остается не очень понятным. У Канта это его понятие вещь-в-себе проработано очень плохо - судя по всему, он не придавал этому большого значения, и уж никак не мог подумать, что проблема солипсизма станет столь серьезной для философии. А когда он попытался опровергнуть солипсизм - сделал он это не очень удачно (как опровергается солипсизм - это я показал ранее).
В самом деле, откуда Кант знает, что вещь-в-себе существует? И не только существует, но и является причиной наших ощущений и эмпирического опыта? Кант постоянно уверяет нас, что все наши понятия, категории и априорные формы (включая пространство и время) могут быть отнесены только к эмпирическому опыту, но не к вещам-в-себе. И, тем не менее, он говорит о том, что находится за пределами нашего опыта - о вещах-в-себе, и применяет к ним категории «существования» и «причинности».
Гегель - надо ему отдать здесь должное - очень чутко уловил это слабое и уязвимое место кантианской философии (впрочем, эти слабые места философии Канта были понятны большинству философов), и именно на этом он и устроил весь свой иллюзион. Вещь-в-себе, очевидно, не есть только понятие в нашем разуме - она есть то, чем мы называем или обозначаем объективную реальность, которая лежит за пределами нашего опыта и которая есть причина нашего эмпирического опыта. И Гегель об этом и пишет:
«Сознание знает нечто, этот предмет есть сущность или в-себе [-бытие]; но он и для сознания в-себе[-бытие]; тем самым выступает двусмысленность этого истинного. Мы видим, что у сознания теперь два предмета: один-первое "в себе", второй - бытие этого "в себе" для сознания. Второй предмет кажется прежде всего только рефлексией сознания в самого себя, процессом представления - не некоторого предмета, а только знания сознания о том первом предмете».
Есть предмет - сущность, или в-себе-бытие, или вещь-в-себе, которую мы полагаем вне нашего сознания и опыта, и есть наше представление о том, что эта вещь-в-себе существует - уже как некое представление, понятие и знание. Но в нашем сознании существует только понятие вещи-в-себе - вещи-в-себе в нашем сознании нет, так как она всегда остается за пределами нашего сознания. То есть в нашем сознании есть только знание о том, что вещь-в-себе существует и является причиной нашего опыта. Откуда берется это знание? Если строго следовать Канту - такого знания у нас быть не может. И поэтому Гегель, с ловкостью фокусника, «снимает эту проблему» тем, что никакой вещи-в-себе вне нашего сознания у него уже нет вовсе, а есть лишь вещь-в-себе как понятие. Которое, конечно, как и все наши понятия, существует в нашем сознании и разуме:
«Однако, как уже было указано, для сознания при этом изменяется первый предмет: он перестает быть в-себе [-бытием] и становится для него таким, который составляет в-себе[-бытие] только для него; но тем самым это есть тогда бытие этого "в себе" для сознания, истинное, а это значит, что оно есть сущность или предмет сознания. Этот новый предмет заключает в себе ничтожность первого, он есть приобретенный опыт относительно него».
Но все то же самое можно сказать и о других наших понятиях. Например, понятии «материя». Безусловно, «материя» - это только понятие, которое существует в нашем разуме. Но этим понятием мы опять-таки называем и обозначаем то, что нашим сознанием не является, что принципиально отлично по своей природе от нашего сознания и что поэтому существует за пределами нашего сознания.
Или возьмем понятия попроще - например, понятие «лошадь» или «летучая мышь». Как и все понятия - они только понятия. Но когда мы используем эти понятия при указании на конкретную лошадь или летучую мышь, явленных нам в опыте, - «Вот лошадь! Вот летучая мышь!» - то мы эти понятия соотносим к той «сущности», которая нам в опыте явлена быть не может, но которая - как мы понимаем и полагаем - и есть объективное бытие этой лошади или летучей мыши.
Иначе говоря, не только вещь-в-себе или материя, но большинство наших понятий соотнесены не с эмпирическим опытом (например, при описании цвета или движения лошади или летучей мыши), а к вещам-в-себе. К тому, что всегда «ускользает» из опыта, что нельзя познать в опыте, и что, как мы понимаем, составляет главное в вещах - то, что они есть, то, что они обладают своим объективным бытием, а не только эмпирическим в нашем опыте. То есть большинство наших понятий, как бы сказал Кант, являются трансцендентальными. И все наше рациональное познание, которое мы осуществляем с помощью разума и понятий - трансцендентально, так как оно отнесено уже не к эмпирическому опыту, а к тому, что стоит «за ним», и что является причиной нашего опыта - и что существует объективно, то есть вне и независимо от нашего сознания.
Собственно, это одна из главных загадок нашего бытия и нашего познания - и одна из главных проблем философии. Кретин Гегель решил эту проблему очень просто: ловким движением руки он превратил вещь-в-себе в «момент» нашего сознания, а наше сознание превратил в «момент» своей Абсолютной Идеи. Это, конечно, не единственное решение - были и другие, столь же или даже более идиотские. Например, попытаться вообще отрицать или убрать вещь-в-себе из философии - как это сделано в позитивизме, неокантианстве, феноменологии и прочих формах солипсизма. Но солипсизм - это, конечно, такое же безумие, как и философия Гегеля.
Так вот, особенность и оригинальность моей философии состоит в том, что я даю этой проблеме свое решение - решение, как я полагаю, правильное и единственно возможное. Какое?
Я утверждаю, что все эти проблемы возникают в философии не столько из неправильного понимания вещи-в-себе, сколько из неправильного понимания природы той реальности, которая возникает в нашем эмпирическом опыте. Эмпирический опыт всегда понимался в философии лишь как способ нашего познания объективной реальности, находящийся «в подчинении» к объективной реальности, как то, через что мы лишь познаем объективную реальность и что не имеет собственной онтологической значимости. То есть рассматривался как проблема гносеологии. И отсюда уже все эти пляски вокруг того, что такое объект и субъект, «нет субъекта - нет объекта» и все прочее.
Но для начала нужно признать, что то, как существует вещь объективно - то есть как вещь-в-себе, и то, как она существует для нас в нашем эмпирическом опыте - то есть как вещь-для-человека, - это одна и та же вещь. Лошадь или летучая мышь, как они существуют объективно, как в-себе-бытие, и лошадь или летучая мышь, как они нам явлены в нашем эмпирическом опыте - это одна и та же лошадь и одна и та же летучая мышь.
Но они разные. Онтологически разные. То, как нам явлена лошадь (или как она нам может быть явлена), задается уже не только самой лошадью, но и нашим сознанием, со всеми его формами. Наше сознание конструирует совершенно новую реальность - то, как лошадь существует для нас, для нашего сознания и в нашем человеческом мире, то есть конструирует лошадь-для-человека. И совершенно понятно, что одна и та же лошадь может явиться в одно и то же время разным людям несколько по-разному (например, для одного человека она будет ближе, а другой будет ее видеть вдали), а другим существам, наделенным сознанием (лошадям или птицам), она, очевидно, и является иначе, чем нашему сознанию. Иначе говоря, эмпирический опыт - это субъективная реальность.
Но это реальность. Это действительность. И именно эта реальность - сконструированная нашим сознанием - и есть тот окружающий нас мир, в котором мы существуем. И то, что эта реальность разным людям дана по-разному - даже если им в этой реальности дана одна и та же объективная реальность - то есть дана субъективно, не отменяет того факта, что это и есть та реальность и действительность, в которой мы существуем.
А значит, эту реальность - то есть наш эмпирический опыт - мы уже не можем рассматривать только как проблему гносеологическую. Не важно, как и каким способом наше сознание конструирует эту реальность на основе полученной из объективного мира «материи ощущений». Важно, что эта реальность возникает и существует. И то, что она возникает и существует в нашем сознании, не делает ее менее реальной и действительной. А значит, это уже реальность онтологическая, и проблема нашего эмпирического опыта - это проблема онтологическая, а вовсе не только гносеологическая.
Так вот, я в своей философии рассматриваю вещь-в-себе (или сущность) и вещь-для-человека (или явление) не просто как проблему того, как наше сознание и познание соотнесено с объективной реальностью - я рассматриваю вещь-в-себе и вещь-для-человека как два модуса самого бытия, всего нашего мироздания. Субъективность нашего эмпирического опыта - это вовсе не проблема того, что мы объективное воспринимаем «субъективно». И эта субъективность вовсе не есть некий «недостаток» нашего познания, который является препятствием для познания объективной реальности.
Это «свойство» самого бытия и всего нашего мироздания. И суть этого «свойства» именно в том и состоит, что всякая отдельная вещь, как и весь мир в целом, существуют в этих двух модусах. Они не могут существовать иначе. И если нечто существует объективно - то оно существует уже и субъективно. То есть оно уже не просто существует - оно должно быть воспринимаемым.
Здесь, конечно, сразу вспоминается лозунг позитивистов: «если что-то существует, оно должно быть воспринимаемым». И этот лозунг по существу правильный, и в нем есть угадывание некоей философской истины. Проблема в том, что в устах позитивистов - то есть солипсистов - этот лозунг принял тот смысл, что существует только то, что мы можем воспринять, и тем самым позитивисты пытались всю вообще реальность свести к восприятиям - к нашим ощущениям, отказавшись от представления о существовании чего-то иного - то есть объективного мира. То есть в устах позитивистов этот лозунг принял тот смысл, что для них существует только то, что мы воспринимаем, и ничего, помимо этих восприятий, не существует.
Однако я говорю о другом. Я говорю о том, что «быть» и «быть воспринимаемым» - это два модуса бытия вещи, одинаково для нее необходимые. Так, что одна и та же вещь существует в этих двух модусах совершенно по-разному, но при этом существует как одна и та же вещь. Более того, в этих двух модусах существует весь мир, все наше мироздание.
И в этом смысле появление сначала сознания у живых существ, а потом - появление разума человека, есть лишь эволюция мира в этом его втором модусе - как того, что может и должно быть воспринимаемо. В основе этой эволюции нет, конечно, никакого «разума» - если под «разумом» понимать нечто подобное человеческому разуму. Способность быть воспринимаемым и воспринимать свойственна всей материи, и это является ее фундаментальным свойством. Так что даже какие-нибудь молекулы или электроны способны к восприятию - к восприятию внешнего воздействия, и способны порождать восприятия - то есть способны воздействовать. В основе этой эволюции лежит «онтологическая структура» самого нашего мира, который не только есть и существует - в первом своем модусе, но который также воспринимает и может быть воспринят - во втором своем модусе. Это один и тот же мир, но в двух разных модусах своего бытия. И в этих двух своих модусах он существует совершенно по-разному.